Бранислав Нушич - Бешеный Теофило
Затем настала очередь беспокоиться о брюках (очередь до Теофило дойдет позднее). В рваных брюках нельзя было появиться в канцелярии, а других брюк у Теофило не было. И пока женщины вертели, выворачивали и разглядывали брюки со всех сторон, выискивая, откуда бы отрезать кусок, чтоб поставить заплату на такую большую дыру, полуголый Теофило сидел в углу, размышляя о судьбе человека из села Троицы.
О том, чтобы пойти в канцелярию, не могло быть и речи, так как прошло уже немало времени. Поэтому госпожа Дунич написала очень вежливое письмо, в котором она просила господина шефа извинить мужа за временное отсутствие. В конце письма госпожа Дунич приписала еще что-то очень хорошее, и соседский мальчишка отнес письмо по адресу.
Теща, наконец, вернула Теофило брюки, прибавив:
– На, напяливай и иди в канцелярию, есть еще время.
– Я же сказал, что не пойду сегодня, – шепчет Теофило.
– А почему это ты не пойдешь, хотела бы я знать? Еще только четыре часа, и до шести еще много времени.
– И господин шеф может рассердиться, – добавляет госпожа Дунич.
– Ну и пусть сердится. Я же вам говорю, что к ране нужно скорее что-нибудь приложить.
– Подумаешь, какое дело! – возмутилась теща. – Заживет, как на собаке. Может, тебе еще и мази купить для такой пустяковой царапины?
– Да, купить, – разозлился Теофило. – Я же вам говорю, что собака могла быть бешеной.
– Что ты сказал?? – заорала теща и выпустила из рук стакан, в который она собиралась налить себе свежей воды.
– Что ты сказал?? – всплеснула руками госпожа Дунич.
– Не я сказал, люди говорят… говорят, одного в селе… Троицы… такая жара…
– Ой, ой, ой! – жалобно запричитала теща, склонившись над разбитым стаканом, – только этого еще не хватало, только еще не хватало!
И снова они вдвоем набросились на бедного Теофило, уверяя его, что он сам виноват – встал на дороге собаки. Если бы он не встал на дороге, то собака пробежала бы мимо, как пробежала мимо многих других, никого не укусив.
Наконец, когда все ругательства были исчерпаны, они стали думать, что же делать. Позвали соседку старушку, она затрясла головой:
– Когда укусила?
– Часа полтора назад…
– Э, тогда уже поздно… – говорит старуха.
– Что поздно?
– Нужно было сразу высосать рану…
– Уж не я ли должна была ее высасывать? – спрашивает теща.
– Теперь все равно поздно, – говорит старуха, – теперь уже в кровь вошло.
Теофило еще больше побледнел, представив, как два жандарма волокут его в смирительной рубахе в сумасшедший дом.
Через некоторое время пришел полицейский писарь, чтоб составить протокол, так как по городу разнесся слух, будто господина Теофило Дунича укусила бешеная собака. Писарь попросил, чтоб Теофило описал внешность собаки, чего Теофило не смог сделать, но сказал, что собака убита и валяется на мостовой.
– Хорошо, – заключил полицейский писарь, – это очень хорошо. В наших руках corpus delicti.[1] Очень хорошо. Я сейчас же прикажу отослать собаку в Белград…
– А зачем ее посылать в Белград? – преодолевая страх, с любопытством спросили обе женщины.
– Затем, чтоб провести исследование и на основании анализов выяснить, бешеная она или нет. Можно бы послать и самого господина Теофило на исследование, но я предпочитаю собаку, – отвечал писарь.
Чтоб понять намерение писаря, следует иметь в виду, что в этом округе уже три года нет окружного врача. Правда, раз или два в год какой-нибудь доктор из центра завернет сюда, чтоб прочесть публичную лекцию о народном здравоохранении и убедить народ отказаться от лечения у знахарок и при первых признаках заболевания обращаться к врачу. Но доктор уедет, и все слушавшие лекцию в ожидании доктора по-прежнему лечатся у знахарок.
Вот почему писарь решил отослать собаку на исследование в Белград.
– А вообще-то вполне может быть, что собака совсем и не бешеная, – добавил писарь.
– А если бешеная? – испуганно спросил Теофило.
– Что ж, тогда мы и вас пошлем на исследование в Пастеровскую лечебницу в Ниш…
Теофило весь съежился и беспомощно заморгал глазами:
– Это что, в сумасшедший дом, значит?
– Да нет, это лечебница для больных бешенством.
– Так? А что они там со мной будут делать?
– Там? – переспросил писарь. – Будут вас колоть всякими иголками, ну и… так далее. Я не могу вам точно сказать.
Теофило вдруг почувствовал, как его колют иголками, и нервозно начал ерзать на стуле. А писарь, дописав акт, отбыл к месту происшествия, чтоб составить описание внешнего вида собаки и труп последней отослать в Белград.
Скоро и сам господин шеф зашел навестить Теофило. Госпожа Дунич встретила его очень радушно:
– Хорошо, что вы пришли нас утешить.
– Видите, что на нас свалилось? – добавила ее мать.
– Ничего, ничего, не теряйте присутствия духа. Может, еще и не так плохо… – сказал шеф и, подойдя к Теофило, протянул ему руку, но тотчас же отдернул ее назад:
– Чуть не забыл. Пожалуй, из осторожности несколько дней лучше с вами не здороваться за руку, пока не выяснится окончательно, бешеный вы или нет.
Шеф сел на стул и начал долго и пространно рассказывать о бешеных людях:
– Да, да, стремятся укусить. Вы, господин Теофило, будете кусаться.
У бедного Теофило глаза полезли на лоб, и он начал бояться самого себя.
– Ой, ой! – заволновалась госпожа Дунич, – тогда ведь придется от него прятаться. А можно заранее узнать, какие признаки…
– Во-первых, господин Теофило почувствует сильную жажду, а во-вторых, температура будет высокая – вечером, скажем, тридцать девять, а с утра и еще больше. А потом пена на губах выступит… – рассказывал шеф так, словно он сам за свою жизнь уже раза три был бешеным.
Господина шефа, разумеется, проводили до самых ворот и просили посетить их завтра, а потом послали к акушерке за градусником, так как во всем городе только она имела этот инструмент. Сунули Теофило градусник подмышку, поставили возле него три стакана холодной воды и оставили его, извиняясь и уверяя, что только на минутку заглянут к соседке, чтоб кое о чем посоветоваться.
В действительности они отправились спросить у соседки, не может ли она на время приютить их, если случится, что Теофило сбесится.
Итак, Теофило остался наедине со своими думами и с градусником подмышкой. Он еще не смотрел на градусник, но ему уже начало казаться, что он страдает од жажды, И тут он представил себе, как он, сбесившись, носится по дому, разбивает зеркала, стаканы, окна, а все домашние в страхе трепещут перед ним. Мысль о том, что все в доме будут дрожать от страха, очень понравилась ему, и если бы не существовало на свете такой лечебницы, где колют иголками, он с радостью согласился бы стать бешеным.
Прошло полчаса. Теща и жена вернулись домой и первым делом обследовали стаканы. Вода была не тронута, температура оказалась нормальной, и женщины успокоились, хотя все еще оставались настороже. Больше всего Теофило поразила их любезность.
– Теофило, сын мой, не хочешь ли ты чаю? – спрашивает теща.
– Фило, – говорит жена, называя его именем, которым звала только после венчания, – хорошо бы тебе выпить чашечку чая.
Эта любезность явилась результатом наставлений, полученных от соседей, которые советовали ничем не расстраивать больного, не выводить его из себя, так как любое, даже самое маленькое, волнение может вызвать приступ бешенства.
В этот вечер обе женщины, разумеется, легли спать в соседней комнате и закрылись на все замки и задвижки. А Теофило опять остался один, с термометром подмышкой, с головой укрытый стеганым одеялом и со стаканом воды на столе возле кровати.
Мрачные думы одолели его. Он думал о доме, о службе, о жизни. И перед его глазами возникла теща. Теперь он чувствовал к ней особое отвращение, ему вдруг захотелось бросить ее себе под ноги и растоптать. Потом явилась жена, которая явно и бессовестно поддерживает позорную связь с его шефом; с какой радостью плюнул бы ей в лицо; и, наконец, пред ним предстал сам шеф, этот негодяй, который, используя служебное положение, разрушает семью своего подчиненного; давно бы следовало ему выжечь позорное клеймо на лбу. А так как подобные мысли никогда раньше не приходили в голову несчастного Теофило, то он испугался их и спросил себя: «А уж не взбесился ли я, а?»
И тут он стал убеждать себя в том, что он действительно уже бешеный, и это ему даже понравилось. Теофило достал градусник и, увидев, что тот его обманывал, показывая нормальную температуру, стал дышать на нижний стеклянный шарик, чтобы он нагрелся и стал показывать хотя бы 39. Затем он посмотрел на стакан, доверху наполненный водой, и, чтоб и тут не было никакого обмана, схватил стакан и в два приема выпил все до капли.
Выполнив оба условия, он сел на кровать и начал сам себя убеждать в том, что он бешеный. Опять перед его глазами стояли теща и жена. Ведь вот они сейчас спокойно спят в соседней комнате, а его отделили, как пса, зараженного чесоткой, да еще и закрылись на ключ, боясь, как бы он чего-нибудь не натворил. И тут в голову ему пришла злорадная мысль: а что, если он помешает им спокойно спать?
