Ричард Олдингтон - Любовь за любовь
– Да. Мне она тоже иногда приходила в голову.
– Вам тоже? Это очень интересно. Вы знаете, всю дорогу в поезде я старался это понять. Если верить тому, чему меня учили с детства, в Париже я жил как грязный пес. Но я не чувствую себя грязным, не чувствую себя псом. Я чувствую себя чистым, мне так хорошо, так чудесно. Я словно только сейчас начал жить. Словно стал дышать чистым кислородом… А, черт, не могу я этого объяснить.
– Мне кажется, я вас понимаю. Вам в самом деле повезло, вы разорвали сеть лжи и глупости. Что-то в этом роде случилось и со мной примерно год назад.
– А вы не жалеете об этом?
– Видит бог, нет. Как вы сказали, человек действительно словно начинает жить… Но что же случилось в Париже?
– Случилось вот что! Только это, конечно, по секрету. В Париже я встретил девушку.
– Я уже догадался об этом.
– Она – самое прекрасное, самое очаровательное создание на свете.
– Об этом я тоже догадался. Вероятно, она – сирота, отец ее был офицером и погиб в начале войны?
– Ну да, но откуда вы это знаете?
– О, я – шотландец. И потом у нас в роду все ясновидящие.
«У-у-у-у. З-з-з-з! Бум!» Это уже где-то под самым носом – слышен не только взрыв, но и падение бомбы. «Ззз! Бум!» Будь он проклят! Почему бы ему не сбросить свои чертовы бомбы куда-нибудь еще, а не на голову несчастной пехоте! Имей же совесть, Фриц!
– У нее, – продолжал Хендерсон, – есть подруга, с которой она живет в одной комнате или квартире?
– Боже милостивый! Неужели кто-нибудь рассказывал вам обо мне?
– Нет. Это просто, знаете ли, ясновидение. Но дальше я ничего не вижу. Вы должны рассказать мне остальное. Между прочим, сколько денег вы истратили?
– Около восьмидесяти фунтов.
– Гм. Неплохо – за десять-то дней. А откуда вы их взяли?
– Все получилось довольно странно. Я каждый день заходил к казначею и брал у него десять фунтов. К середине следующего дня я успевал их истратить. Она и ее подруга всегда расставались со мной в два часа, и я снова встречал их перед обедом в семь.
– Она объяснила вам, почему?
– О да. Она была вполне откровенна. Видите ли, у подруги Иветты есть друг, какой-то очень богатый человек, фабрикант, он-то и оплачивает их квартиру. Иветта сказала, что, увидев меня, он мог подумать, что ее подруга встречается с мужчиной. Вполне понятно, правда?
– Вполне!
– И, знаете, к Иветте он был тоже очень добр. Давал ей деньги и тому подобное. Я хотел поблагодарить его и вернуть ему эти деньги, но она мне не разрешила.
– Еще бы» я думаю.
«У-у-у-у».
«Я положил бы пять шиллингов в кружку для бедных, – подумал Хендерсон, – если бы этого боша сбили. Какого дьявола здесь нет зениток?»
– Она замечательная девушка. Понимаете, сама искренность. Я не могу вам описать, как она красива. Все в ней так нежно и изящно, и одевается она всегда со вкусом; я и не думал, что у женщин бывают такие изысканные вещи. Как-то она захотела новую сумочку – их у нее было около дюжины, – и сумочка эта стоила восемь фунтов десять шиллингов…
– Гм. Вы, конечно, купили ей сумочку?
– Конечно! Для нее ничто не может быть слишком дорого.
– Гм.
– Я никогда не видел даже в мечтах, никогда не касался ничего более прекрасного и очаровательного, чем ее обнаженное тело. Это снежно-белый атлас. Картинки Кирхнера[2] – ничто в сравнении с ней. Знаете, каждый раз, когда мы бывали вместе, она оставляла на моем теле след поцелуя. Их сорок четыре. Сорок четыре знака высшего блаженства. Боже! Если бы этот бош сейчас швырнул в нас свою пилюлю и отправил меня ко всем чертям, он все-таки не мог бы отнять у меня пережитого. Я не знал, что на свете бывает такое счастье, что в человеческих силах до такой степени все изменить.
«У-у-у-у».
– Но я не хочу умирать. Я хочу жить – для нее, с ней. Я сделал ей предложение, но она отказалась даже от помолвки. Сказала, что нечестно предлагать девушке стать женой солдата. После войны, пожалуй. Я сказал, что после войны, если она выйдет за меня замуж, я буду работать для нее до кровавых мозолей.
– Гм. Знаете, не годится просить этих славных девушек выходить за таких парней; как мы. На фронте мы несколько огрубели. Я бы на вашем месте не стал думать о женитьбе. Смотрите на это просто как на восхитительный эпизод. Вы чертовски приятно провели с нею отпуск, но теперь, когда вы снова на фронте, забудьте о ней.
Хенли рассмеялся презрительно и зло:
– Забыть о ней! Боже мой, я не смог бы, если бы даже хотел! Я…
Он замолчал, онемев от возмущения.
– Ладно, старина, – успокаивающе сказал Хендерсон. – Дело ваше. Наверно, вы собираетесь с ней переписываться?
– Непременно, черт возьми, и буду посылать половину своего жалованья, чтобы ей было на что жить. Она будет меня ждать. Знаю, что будет.
– Станете посылать деньги прямо на ее имя?
– Нет. Она хочет, чтобы я посылал их на имя ее подруги. Видите ли, в провинции у нее есть родственники – ужасные святоши, – и она, вероятно, поедет навестить их.
Подруга перешлет ей деньги.
– Понимаю. Ну, спокойной ночи, старина.
– Спокойной ночи.
«У-у-у-у».
II
На следующее утро Хенли уехал на передовую. Хендерсону предстояло ждать в дивизионном лагере, пока батальон не придет на отдых. Но даже когда Хендерсон снова присоединился к батальону, он виделся с Хенли очень редко. На передовой, удерживая свой оборонительный сектор, каждая рота действовала почти что самостоятельно, и располагались они довольно далеко друг от друга. Поэтому Хендерсон, занятый другими, более важными делами, почти забыл о Хенли и его парижском приключении.
Затем кто-то сказал ему, что на их участке приказано произвести разведывательный поиск. Хенли вызвался командовать этой операцией. С десятком добровольцев – рядовых и унтер-офицеров – он расположился на переднем крае, чтобы подготовиться к поиску. Хендерсон, которому хотелось узнать, что происходит, за несколько дней до операции, забрел в расположение первой роты. Хенли сидел один в ротном блиндаже и курил. Увидев Хендерсона, он обрадовался.
– Хелло, старина. Сто лет вас не видел. Как у вас дела?
– Спасибо, хорошо. А у вас?
– Превосходно. Хотите выпить?
– Спасибо.
– Мой дворецкий забыл подать сифоны с содовой, поэтому вам придется разбавлять виски хлорированной водой.
Они рассмеялись.
– Ну, что новенького?
– Говорят, вы идете в разведку?
– Да. В штабе дивизии требуют языка. Мы пойдем в ночь на среду – послезавтра. Артиллерия подготовила для нас отличный заградительный огонь. Это будет детская игра.
Хендерсон, помедлив, сказал:
– Я не хочу быть нескромным, но… м-м… в Париже все благополучно?
Хенли заметно покраснел.
– Вполне. – На мгновение он замолчал, затем продолжал доверительным тоном. – Видите ли, если эта операция будет успешной, я получу «Военный крест» и десятидневный отпуск. На крест мне наплевать, хотя, конечно, Иветта будет рада, если я его получу. Но мне нужен отпуск. Я заявил полковнику, что не хочу ехать в Англию, и он обещал отпустить меня на две недели в Париж. Вот почему я иду на это дело.
– Понимаю. Желаю вам удачи.
– Спасибо.
У Хендерсона чесался язык намекнуть о своих подозрениях относительно прекраснейшей из женщин, но он сдержался. Если бы он попытался образумить Хенли, это только привело бы к ссоре. А вдруг она в самом деле хорошая девушка? Трудно сказать. Но Хенли так чертовски наивен, и рассказанная им история внушает много сомнений. Ну да ладно, стоит ли волноваться из-за таких пустяков, когда идет война!
Поиск прошел успешно. Рота Хендерсона осуществляла поддержку, и он следил за операцией с наблюдательного пункта. Конечно, он не видел, как солдаты вылезли из окопов, но ему была отлично видна линия заградительного огня. Десять минут артиллерия, минометы и пулеметы буквально поливали бошей огнем. Противник отстреливался довольно слабо и беспорядочно; это несколько озадачило Хендерсона.
Скоро на передовой стало известно, что язык взят, причем убит только один солдат, а двое легко ранены. Хенли был невредим и в приподнятом настроении. Хендерсон успел перекинуться с ним несколькими словами, когда участники поиска, с почерневшими от грязи лицами, шли по траншее к штабу батальона. Хендерсон затащил его в окоп связистов и дал ему выпить хорошую порцию виски. Хенли все еще тяжело дышал от напряжения, лицо его было перекошено. Френч, галифе и обмотки были изорваны в клочья колючей проволокой. На лице была глубокая, кровоточащая царапина, из бедра, разорванного проволокой, шла кровь. Он не стал ждать перевязки и сразу же поспешил в штаб батальона.
Полковник пожал ему руку и поздравил с успехом:
– Прекрасно провели дело, Хенли, горжусь вами. Языка отправили под конвоем в штаб бригады. Вы непременно получите крест.
– Благодарю вас, сэр.
– Вам, верно, не терпится в отпуск? Смотрите же, ведите себя там как следует… Ну, что там еще?
