Карел Чапек - Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 2. Романы
Пан Бонди попытался представить нищету «дошедшего до ручки» изобретателя. И ему удалось вообразить взлохмаченную голову и заросшую щетиной физиономию, грязные, тонкие, будто картонные стены — словно в кино. Мебели — никакой; в углу матрац, на столе убогое сооружение из катушек, гвоздей и обгоревших спичек; мутное окошко выходит на задворки. И в обстановке этой беспросветной нужды появляется гость, облаченный в богатую шубу. «Я хотел бы познакомиться с вашим изобретением». Полуслепой изобретатель не узнает давнишнего приятеля; покорно опускает он нечесаную голову, соображая, куда бы усадить гостя, и — о, милосердный боже! — окоченевшими от холода, скрюченными трясущимися пальцами пытается привести в движение свою жалкую машинку, какой-то невообразимый перпетуум-мобиле, и в смущении лепечет, что это могло бы работать, наверняка могло бы, если бы… если бы он в состоянии был купить… приобрести… Гость в роскошной шубе обводит взглядом жалкую чердачную каморку и вдруг молча вынимает из кармана кожаный кошелек и кладет на стол тысячу, вторую («Да хватит уж!» — перепугался сам пан Бонди)… третью. («Между прочим, довольно бы и тысячи», — одергивает пана Бонди какой-то внутренний голос.) «Это — на дальнейшие ваши работы, пан Марек, нет, нет, вы совершенно ничем не обязаны. Ах да, мое имя! Ну, это пустяки. Считайте меня вашим другом».
Президент Бонди остался очень доволен и даже тронут нарисованной картиной. «Пошлю-ка я к Мареку своего секретаря, — решил он, — сейчас или завтра прямо с утра. А чем же мне заняться сегодня? Нынче праздник, в правление идти не надо; собственно, я свободен. Ах, вот что значит узкое поле деятельности! Целый день не к чему приложить руки! А что, если я сам нынче…»
Г. X. Бонди поколебался. Это смахивало на авантюру — поехать и собственными глазами убедиться, до чего докатился этот бржевновский сумасшедший. «В конце концов мы же были такими друзьями! Все-таки наше общее прошлое к чему-то меня обязывает?! Поеду!» — решил пая Бонди. И поехал.
В поисках убогого домишка под номером 1651 пан Бонди исколесил весь Бржевнов; в конце концов это несколько ему наскучило, и председатель правления заводов МЕАС обратился в полицейское отделение.
— Марек, Марек… — Инспектор порылся в памяти. — Скорее всего, это будет инженер Рудольф Марек, «Марек и К0», электроламповый завод, Миксова улица, тысяча шестьсот пятьдесят один.
Электроламповый завод! Президент Бонди был разочарован, да, да, президент был слегка удручен. Выходит, Руда Марек не ютится на чердаке. Руда Марек — заводчик и по «личным мотивам» продает какое-то изобретение! Это уже пахнет конкуренцией, старина, ИЛИ Я не Бонди!
— Не знаете ли вы, как у него дела? — словно невзначай осведомился он у полицейского, уже садясь в машину.
— О, превосходно! — послышалось в ответ. — Прекрасный завод! Знаменитая фирма, — добавил инспектор с подобающим почтением. — Инженер Марек — богатый человек, — пояснил он затем, — и страшно ученый. Все опыты ставит.
— Миксова улица! — приказал пан Бонди шоферу.
— Третья направо! — крикнул инспектор вслед отъезжавшей машине.
И вот пан Бонди у жилого флигеля вполне приличного завода. «О, да тут чистенько, газончики, по стенам — дикий виноград… Гм, — удивился про себя пан Бонди, нажимая кнопку звонка. — Недотепу Марека всегда отличало этакое человеколюбие и жажда преобразований».
В этот момент на лестнице появляется сам Марек, Руда Марек; он очень худ и серьезен, можно сказать — вдохновенен; и у Бонди странно щемит сердце, — правда, Рудольф уже не так молод, как прежде, но и заросшего щетиной сумасброда-изобретателя, каким рисовало его воображение пана Бонди, он ничуть не напоминает. Просто его трудно узнать. Пан Бонди не успел еще оправиться от изумления, а инженер Марек подал ему руку и тихо произнес:
— Ну вот ты и здесь, Бонди. Я ждал тебя.
Глава 2
Карбюратор
— Я ждал тебя, — повторил Марек, усадив гостя в мягкое кожаное кресло.
Ни за что на свете Бонди не признался бы, как мечтал увидеть «дошедшего до ручки» ученого-изобретателя.
— Ну вот видишь, — несколько преувеличенно порадовался он, — бывает ведь в жизни! Как раз сегодня утром мне пришло в голову, что мы с тобой не виделись уже двадцать лет! Двадцать лет, Рудольф, представь себе, двадцать лет!
— Гм, — буркнул Марек, — так, значит, ты хочешь купить мое изобретение?
— Купить? — растерянно протянул Г. X. Бонди. — Я, право, не знаю… Я, собственно, об этом не думал. Мне захотелось тебя повидать и…
— Не ломайся, пожалуйста, — перебил его Марек. — Я ведь знал, что ты придешь. За изобретением, конечно. Оно как раз для тебя, на нем можно заработать. — Марек махнул рукой, откашлялся и начал снова, сдержанно и размеренно: — Изобретение, которое я продемонстрирую вам, знаменует собой более значительный переворот в технике, чем паровая машина Уатта. Если коротко определить сущность этого открытия, то речь идет, теоретически говоря, о предельном использовании атомной энергии…
Бонди незаметно зевнул.
— Скажи, пожалуйста, чем ты занимался все эти двадцать лет?
Марек несколько удивленно взглянул на старинного приятеля.
— Современная наука утверждает, что материя, то есть атомы, состоит из бесчисленных квантов; собственно, атом — это скопление электронов, мельчайших электрических частиц.
— Очень увлекательно, — перебил инженера президент Бонди. — Видишь ли, я всегда был слаб в физике. А ты плохо выглядишь, Марек. И что, собственно, толкнуло тебя заняться этой игруш… гм, этим заводишком?
— Что? Да так, случай. То есть я изобрел новый способ использования металлических волосков в лампах накаливания. В общем, пустяки, я придумал это между делом. А последние двадцать лет я разрабатываю проблему полного сгорания материи. Ответь мне, Бонди, что в наше время составляет главнейшую проблему современной техники?
— Торговля, — ответил президент. — А ты женат?
— Вдов, — ответил Марек и в возбуждении принялся расхаживать по комнате. — Никакая не торговля, понимаешь? Сгорание! Предельное использование тепловой энергии, которая заключена в материи. Представь, сжигая уголь, мы получаем лишь стотысячную долю того, что могли бы получить! Понимаешь?
— Да, да, уголь страшно дорог, — глубокомысленно подтвердил пан Бонди.
Марек сел.
— Если ты пришел не ради моего Карбюратора — убирайся прочь, — возмутился он.
— Продолжай, — предложил исполненный миролюбия пан Бонди.
Марек обхватил голову руками.
— Двадцать лет я работал над этим, — глухо вырвалось у него, — и теперь продаю первому встречному! Это мечта всей моей жизни. Величайшее изобретение! Серьезно, Бонди, это великая вещь!
— Наверное. Особенно по нашим жалким масштабам, — поддакнул Бонди.
— Нет, вообще великая. Представь: теперь для тебя открывается возможность использовать энергию атома, всю, без остатка!
— Ага, — произнес президент, — значит, будем топить атомами. Ну, а почему бы и нет? У тебя тут прелестно, Руда, скромненько и мило. А сколько душ занято на производстве?
Марек не отозвался.
— Видишь ли, — задумчиво произнес он, — можно сказать: «использование энергии атома», или «сгорание материи», или «разрушение материи», — это не имеет никакого значения.
— По мне, лучше всего «сгорание», — откликнулся пан Бонди, — «сгорание» как-то интимнее.
— Да, но в данном случае наиболее точным был бы термин «расщепление материи». То есть нужно расщепить атом на электроны и запрячь их в работу, понятно?
— Великолепно, — уверил президент. — Вот именно: запрячь бы их в работу!
— Возьмем, к примеру, двух лошадей, обе изо всей силы тянут канат в противоположных направлениях. Что это, по-твоему?
— По-видимому, какой-то забавный спорт, — предположил пан президент.
— Нет, не спорт, а состояние покоя. Лошади натягивают канат, но не трогаются с места. И если ты перерубишь веревку…
— Они рухнут на землю! — восторженно вскричал Г. X. Бонди.
— Нет, они разбегутся в разные стороны; они уподобятся освобожденной энергии. Видишь ли, материя — это такая же упряжка. Оборви связь, которая держит на цепи электроны, и они…
— Разбегутся в разные стороны!
— Да, они разбегутся, но мы можем изловить их и запрячь снова, понимаешь? Ну, представь себе такую картину: положим, мы с тобой растопили печь углем. Получили какое-то количество тепла и, кроме того, пепел, угарный газ и сажу. Материя здесь не исчезла, понятно?
— Само собой. Не желаешь ли сигару?
— Не желаю. Но оставшаяся материя обладает еще несметными запасами неизрасходованной атомной энергии. И если бы нам удалось использовать всю атомную энергию вообще, то мы использовали бы и все атомы. Короче: материя исчезла бы.
