Николай Лейкин - Счастье привалило

— Богиня души моей! — крикнулъ Куцынъ восторженно и ринулся къ ней.

Но она остановила его, попятившись, и сказала:

— Пожалуйста безъ глупостей. Вы за дѣломъ пришли, такъ и говорите о дѣлѣ. Садитесь пожалуйста.

— Но любовь моя по прежнему безконечна, Агнія Васильевна, — произнесъ Куцынъ.

— Этого ничего не надо. А вы садитесь… и я вотъ тутъ сяду.

Агничка опустилась на стулъ поодаль отъ него. Сѣлъ и Куцынъ.

— Какъ вы жестоко принимаете меня, Агнія Васильевна, — сказалъ онъ.

— Мой генералъ и этого-то не любитъ.

— Ахъ, оставьте вы генерала! Вѣдь я пришелъ говорить насчетъ законнаго брака съ вами. Вы присылали вчера ко мнѣ тетеньку Дарью Максимовну.

— Да, присылала. Объ этомъ и генералъ Анемподистъ Валерьянычъ знаетъ. Такъ вотъ объ этомъ и говорите.

— А неужели не вспомнимъ старину! Неужели не вспомнимъ, какъ прошлый годъ на масляной я васъ въ своихъ объятіяхъ на санкахъ съ горъ каталъ! Неужели не вспомнимъ, какъ мы съ вами и вашей подругой Настенькой годъ назадъ ряжеными по сосѣдямъ ходили! Вы, я, Настенька и мой пріятель Кубковъ! — съ восторгомъ сталъ говорить Куцынъ.

— Бросьте. Не хорошо. Горничная Марфуша передать можетъ. А Анемподистъ Валерьянычъ очень ревнивы.

— Ахъ, бѣдная, моя бѣдная! Какъ вы запуганы-то! Изъ такой бойкой дѣвицы — и вдругъ…

Куцынъ покачалъ головой.

— Ну, что тутъ… Ну, оставимъ… Ну, будемъ говорить о дѣлѣ…- опять остановила его Агничка. — Вотъ видите, мнѣ нужно перевѣнчаться законнымъ бракомъ, и какъ можно скорѣе перевѣнчаться. При генералѣ я счастлива, живу во все свое удовольствіе, но генералъ жениться на мнѣ не можетъ, потому что у него жена есть. Разводъ дѣлать — долго ждать. Такъ вотъ мы и рѣшили, чтобы найти мнѣ мужа… Я сама и указала на васъ. Только послушайте, Василій Ермолаичъ, все это надо сдѣлать какъ можно скорѣе, непремѣнно въ нынѣшнемъ мясоѣдѣ.

— Готовъ, готовъ! Готовъ хоть сейчасъ прижать миленькую Агничку къ моему сердцу. Любовь моя безконечна! — воскликнулъ Куцынъ.

— Вотъ этого-то и не придется, — отрицательно пошевелила пальчикомъ Агничка. — Сейчасъ послѣ вѣнца я поѣду съ Анемподистомъ Валерьянычемъ за границу.

— Какъ? А я-то какъ-же? Тетенька передавала мнѣ, что я буду жить у васъ въ квартирѣ, - воскликнулъ Куцынъ:- настоящимъ манеромъ жить, что вы мнѣ подъ кабинетъ какой-то вашъ голубой будуаръ отдалите!

— Да… — протянула Агничка. — Мы рѣшили такъ, что вы останетесь караулить мою квартиру, если вы будете согласны на наши условія и женитесь на мнѣ.

— Вотъ это штука! — почесалъ себѣ затылкѣ Куцынъ. — Тетка мнѣ объ этомъ ничего не говорила. И надолго вы уѣдете за границу?:

— Ну, мѣсяца на три. И сейчасъ-же послѣ вѣнчанья вы мнѣ выдадите отдѣльный паспортъ.

— Вотъ это тоже закуска… Ну, а какъ-же я буду потомъ-то, когда вы вернетесь изъ-за границы? Это я насчетъ квартиры, насчетъ житья съ вами?

— Ничего не знаю. Обо всемъ этомъ вы поговорите съ самимъ генераломъ, а я ничего не знаю, — сказала Агничка.

— Если выдать вамъ паспортъ и не жить съ вами, это очень, очень для меня печальныя событія, — покачалъ головой Куцынъ. — Были препятствія прежде, явилась между нами бездна и вотъ теперь, когда эта бездна закрылась и блеснула для меня звѣзда любви — вдругъ такой афронтъ!

— Обо всемъ этомъ вы съ генераломъ переговорите. Я передамъ генералу, что вы согласны на мнѣ жениться, генералъ вызоветъ васъ ко мнѣ…

— Позвольте, Агнія Васильевна — перебилъ ее Куцынъ. — Можетъ быть и насчетъ приданаго перепутано? Тетка сказала мнѣ, что передъ вѣнцомъ я долженъ получить три тысячи рублей на руки, но я нахожу, что этого мало.

— Тысячу рублей, а не три… — огорошила Агничка. — Одну тысячу.

Куцынъ вскочилъ съ мѣста.

— А это ужъ совсѣмъ невозможно! Помилуйте, вѣдь я выдержалъ экзаменъ на четырнадцатый классъ и теперь чиновникъ! Наконецъ, я не уродъ, не пьяница. Я такой человѣкъ по своей физіономіи, что меня изъ десятка красивыхъ мужчинъ не выкинешь. Кромѣ того, я брюнетъ, а брюнеты вообще цѣнятся, Агнія Васильевна. Нѣтъ-съ, какъ хотите, но сколь ни велика моя любовь къ вамъ, а за тысячу рублей я не могу. Брюнетъ, трезвый человѣкъ, чиновникъ… тихаго характера.

— Да ничего мнѣ этого не надо отъ васъ… Понимаете? Ничего не надо, — старалась его вразумить Агничка. — Ни красоты мнѣ вашей не надо, ни трезвости… Вотъ чиновничество — это другое дѣло.

— И все это вы хотите за тысячу рублей? Невозможно! Пять тысячъ — вотъ это такъ…

— Я скажу генералу. Приходите послѣ завтра объ эту пору сюда, я приглашу генерала и вы переговорите съ нимъ.

— Да и кромѣ пяти тысячъ нужно, Агнія Васильевна, чтобъ жениху полный гардеробъ былъ. Прежде всего шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами…

— Съ Анемподистомъ Валерьянычемъ обо всемъ этомъ условитесь.

— Потомъ фрачная пара, пиджачная пара изъ англійской матеріи, сюртукъ.

— Съ нимъ, съ нимъ условитесь. А теперь прощайте. У меня зубы болятъ.

Агничка встала, держась за щеку. Поднялся и Куцынъ.

— Также насчетъ квартиры надо условиться, — сказалъ онъ. — Жить съ вами подъ одной кровлей для меня, Агнія Васильевна, будетъ неземное блаженство…

— Съ Анемподистомъ Валерьянычемъ, съ нимъ. А теперь прощайте.

— И насчетъ протекціи его превосходительства, Агнія Васильевна…

— Съ нимъ, съ Анемподистомъ Валерьянычемъ… — твердила Агничка, пятясь.

— Такъ послѣзавтра вечеромъ, Агнія Васильевна?

— Послѣзавтра вечеромъ.

— Но вы все-таки убѣдите генерала насчетъ пяти-то тысячъ. Мое почтеніе, Агнія Васильевна.

— Прощайте, прощайте.

Агничка исчезла въ сосѣдней комнатѣ. Куцынъ направился въ прихожую.

III

И опять Куцынъ видѣлъ во снѣ шинель съ бобровымъ воротникомъ и лацканами. На этотъ разъ онъ видѣлъ, что шинель спускалась съ неба. Спустилась шинель, остановилась передъ нимъ, и только что онъ хотѣлъ взять ее, она побѣжала отъ него. Онъ началъ ловить ее, бѣгалъ за ней и вдругъ проснулся.

Это было передъ тѣмъ, какъ Куцыну идти къ Агничкѣ Лукашиной для переговоровъ у нея съ генераломъ.

Когда онъ уходилъ изъ дома, его поймала квартирная хозяйка и сказала ему:

— Пора ужъ вамъ заплатить мнѣ за комнату-то! Вѣдь надо и честь знать. Вѣдь я живу жильцами, а не отъ радости имъ комнаты отдаю.

— Всенепремѣнно, хозяюшка, всенепремѣнно. Теперь ужъ скоро. Черезъ недѣлю я буду богатъ, — отвѣчалъ Куцынъ и юркнулъ за дверь.

И вотъ Куцынъ опять у Агнички Лукашиной. Тамъ онъ засталъ свою тетку Дарью Максимовну. Тетка сидѣла съ Агничкой, пила мадеру и закусывала апельсиномъ. Генерала еще не было, но Агничка объявила, что онъ скоро придетъ.

Агничка обошлась съ Куцынымъ на этотъ разъ ласковѣе и, подавая руку, — сказала:

— Можете даже поцѣловать ее. При вашей тетенькѣ не опасно.

Куцынъ прильнулъ къ рукѣ съ такой жадностью, что даже оцарапалъ себѣ губу о брилліантовыя кольца, которыхъ на рукѣ Агнички было великое множество.

— Это васъ Богъ наказалъ, — замѣтила ему Агничка, видя, что онъ обтираетъ платкомъ кровь. — Обрадовались и накинулись, какъ невѣдь на что. Ну, садитесь. Не хотите-ли одеколону на губу? — прибавила она.

— Ничего-съ, Агнія Васильевна!.. Маленькая царапинка. И такъ затянетъ, — отвѣчалъ Куцынъ, садясь.

— Ну, тогда выпейте мадеры. У меня генералъ всегда мадеру пьетъ. Красное вино ему доктора запрещаютъ, бѣлое онъ не любитъ, ну, мадеру и пьетъ.

— Да она генеральскій напитокъ и есть, — вставила свое слово тетка. — Вотъ я ужъ знаю трехъ генераловъ — одного военнаго, одного судейскаго и вашего статскаго — и всѣ мадеру обожаютъ.

— А вы, тетенька, что-же это мнѣ наврали насчетъ приданаго-то? — началъ Куцынъ, обращаясь къ теткѣ:- сказали, что три тысячи, а на повѣрку всего только тысячу. Да и насчетъ голубого будуара…

— Милый мой! что мнѣ принцесса сказала, то я съ ея словъ тебѣ и передала, — откликнулась тетка.

— Генералъ такъ и порѣшилъ сначала, что жениху дадимъ три тысячи, но онъ думалъ, что Василій Ермолаичъ пожилой человѣкъ. Когда-же я ему сказала, что Василію Ермолаичу и тридцати лѣтъ нѣтъ, то не захотѣлъ даже вовсе нимъ дѣло, и ужъ только я пожалѣла Василія Ермолаича и уговорила генерала, сказавъ, что тутъ даже тысячу рублей возьмутъ, — проговорила Агничка.

— Позвольте! Да вѣдь молодой-то, я думаю, лучше, цѣннѣе! — воскликнулъ Куцынъ, поперхнувшись мадерой, которую пилъ.

— А онъ боится, опасается. «Намъ, говоритъ, гораздо лучше старичка или пожилого». Понятное дѣло, что ревнуетъ… О, онъ ужасти какой ревнивый! А что до будуара, то я сказала Дарьѣ Максимовнѣ, сказала, не отрекаюсь, что вы, Василій Ермолаичъ, можете жить въ голубомъ будуарѣ, пока квартиру мою будете караулить, — поясняла Агничка. — Такъ тетенька и передала вамъ. А теперь мой генералъ спятился… То есть онъ даже и не пятился, потому я отъ себя сказала насчетъ будуара. А когда онъ узналъ, то ему стало жалко мебели и онъ сказалъ: «ну, для такого гуся и комнаты нашей горничной достаточно».