Альфред Мюссе - Мими Пенсон

Все же иные люди не желают подчиниться подобной игре случайностей. Они хотят завоевывать свои радости, а не выигрывать их в лотерее, и не чувствуют себя расположенными влюбиться в хорошенькую женщину только потому, что оказались рядом с ней в дилижансе. Таков был Эжен, и Марсель это знал: вот почему он давно уже разработал несложный, но превосходный, по его мнению, план, который несомненно должен был сломить сопротивление Эжена.

Марсель решил устроить ужин, выбрав в качестве предлога свои именины. Он заказал две дюжины пива, большой кусок холодной телятины с салатом, огромный, тяжелый как камень, пирог и бутылку шампанского. Пригласив сперва двоих приятелей-студентов, он дал потом знать мадмуазель Зели́, что вечером у него состоится торжество, на которое ей надлежит привести мадмуазель Пенсон. Не прийти было невозможно: Марсель слыл — и по праву — представителем золотой молодежи Латинского квартала, одним из тех, кому не отказывают. Едва часы пробили семь, как обе гризетки постучались к нему в дверь: мадмуазель Зели́ — в коротеньком платье, серых башмачках и чепчике с цветами, мадмуазель Пенсон, одетая более скромно, — в бессменном черном платье, которое, по общему мнению, придавало ей какое-то сходство с испанкой, чем она весьма гордилась. О тайных замыслах хозяина дома обе они, разумеется, не имели никакого понятия.

Марсель был слишком умен, чтобы пригласить Эжена заранее; ясно было, что тот откажется. Лишь когда девушки уселись за стол и выпили по кружке пива, он попросил позволения отлучиться на минуту, чтобы привести еще одного гостя, и пошел к дому, где жил Эжен. Тот, по обыкновению, занимался один, окружив себя книгами. После двух-трех незначительных замечаний Марсель, как всегда, начал мягко упрекать своего друга за то, что тот слишком утомляется и совершенно напрасно отказывает себе в развлечениях, а затем предложил прогуляться. Эжен, и в самом деле уставший после целого дня занятий, согласился; они вместе вышли, и после небольшой прогулки по Люксембургскому саду Марселю было нетрудно уговорить Эжена подняться к нему.

Оставшись одни и, видимо, соскучившись в ожидании, обе гризетки в конце концов расположились как дома: они сбросили шали и чепчики и принялись танцевать, напевая контрданс и время от времени в виде опыта прикладываясь к угощениям. Веселые и запыхавшиеся, с блестящими глазами и разгоревшимися щеками, они остановились только тогда, когда им поклонился удивленный, растерянный Эжен. Он жил таким отшельником, что девушки почти не знали его; поэтому они тотчас с ног до головы оглядели его с дерзким любопытством, которое составляет привилегию этих созданий, и снова принялись, как ни в чем не бывало, петь и плясать. Гость, слегка обитый с толку, попятился было назад, подумывая, повидимому, о бегстве, но Марсель, дважды повернув ключ в дверях, швырнул его на стол.

— Все еще нет никого! — закричал он. — Куда все запропастились? Ну, бог с ними, зато дикарь в наших руках. Сударыни, позвольте представить вам красу Франции и Наварры, образец добродетели, который с давних пор жаждет чести познакомиться с вами и к тому же является горячим поклонником мадмуазель Пенсон.

Танцы снова прекратились, и мадмуазель Пенсон, слегка присев, надела чепчик.

— Эжен! — воскликнул Марсель. — Сегодня мои именины! Эти дамы соблаговолили отпраздновать их вместе с нами. Правда, я затащил тебя почти насильно, но я надеюсь, что, снизойдя к нашей общей просьбе, ты останешься добровольно. Сейчас около восьми часов, и можно покурить, пока мы еще не проголодались.

При этих словах он кинул многозначительный взгляд на мадмуазель Пенсон, которая тотчас же поняла его и, вторично присев, с улыбкой сказала Эжену нежным голоском:

— Да, сударь, мы тоже просим вас.

Тут в дверь постучали два студента, приглашенные Марселем. Эжен понял, что не сможет уйти, не совершив неучтивости, и, покорившись своей участи, вместе со всеми уселся за стол.

Ужинали долго и шумно. Мужчины сперва наполнили комнату табачным дымом, а потом принялись усердно пить, чтобы освежиться. Дамы, взявшие на себя труд поддерживать разговор, увеселяли общество более или менее колкими замечаниями насчет друзей и знакомых и более или менее вероятными историями, почерпнутыми в недрах мастерских. Если этим историям не хватало правдоподобия, то они во всяком случае не были скучны. По этим рассказам выходило, например, что двое клерков, заработав игрою на бирже двадцать тысяч франков, промотали их в полтора месяца с двумя продавщицами перчаток. Сын одного из богатейших парижских банкиров предложил знаменитой белошвейке ложу в Опере и загородный дом, от которых она отказалась, предпочитая ухаживать за родителями и блюсти верность приказчику из «Двух обезьян». Некто, не названный по имени и принужденный из-за своего высокого положения окружать себя величайшей тайной, посещал вышивальщицу с проезда Нового моста, которую потом внезапно похитили по распоряжению свыше, усадили ночью в почтовую карету, сунули ей бумажник, набитый банковыми билетами, и отправили в Соединенные Штаты, и т. д.

— Довольно, — сказал Марсель. — Все это нам известно. Зели́ сочиняет, а мадмуазель Мими (так звали мадмуазель Пенсон в дружеском кругу) просто недостаточно осведомлена. Ваши клерки, прыгая через лужи, заработали только ревматизм; ваш банкир преподнес всего-навсего лишь апельсины, а ваша вышивальщица так далека от Соединенных Штатов, что ее можно навещать ежедневно от двенадцати до четырех в Доме призрения, куда она переселилась из-за отсутствия съестных припасов.

Эжен сидел возле мадмуазель Пенсон. Ему показалось, что при этих словах, сказанных с полным равнодушием, она побледнела. Но почти сразу же поднялась, закурила папироску и непринужденно заявила:

— А теперь помолчите! Прощу слова я. Раз сеньор Марсель не верит сказкам, я расскажу быль, et quorum pars magna fui[2].

— Вы говорите по-латыни? — удивился Эжен.

— Как видите, — ответила мадмуазель Пенсон. — Это изречение перешло ко мне от дядюшки, который служил в армии великого Наполеона и всякий раз, когда собирался рассказать о каком-нибудь сражении, не забывал произнести эти слова. Если вы не понимаете, что они означают, могу бесплатно просветить вас. Они означают: «Даю вам честное слово». Итак, да будет вам известно, что на прошлой неделе мы с подругами Бланшет и Ружет отправились в Одеон.

— Подождите, пока я разрежу пирог, — прервал ее Марсель.

— Режьте, но слушайте, — возразила она. — Итак, мы с Бланшет и Ружет пошли в Одеон смотреть трагедию. Вы знаете, что Ружет совсем недавно похоронила бабушку и получила в наследство четыреста франков. Мы взяли ложу бенуара. В партере сидели трое студентов; они оглядели нас и под предлогом, что мы одни, пригласили ужинать.

— Так, с места в карьер? — спросил Марсель. — Нечего сказать, учтиво. Надеюсь, вы отказались?

— Нет, сударь, мы согласились и в антракте, не дожидаясь конца пьесы, отправились к Вьо.

— С кавалерами?

— С кавалерами. Гарсон, конечно, прежде всего объявил, что у него уже ничего нет, но нас таким приемом не испугать. Мы велели закупить в городе все, чего не оказалось у Вьо. Ружет взяла перо и заказала настоящий свадебный ужин — креветки, сладкий омлет, пирожки, ракушки, меренги, все, что только можно было придумать съедобного. Надо сказать, что наши юные незнакомцы при этом слегка поморщились…

— Тут поморщишься! — вставил Марсель.

— Но мы не обратили внимания. Когда начали подавать, мы принялись разыгрывать избалованных дам. Ничего-то нам не нравилось, все было невкусно. Стоило принести какое-нибудь блюдо, как мы отправляли его назад и требовали другое. «Гарсон, уберите, это же несъедобно, откуда вы взяли такую гадость?» Наши незнакомцы с удовольствием поели бы, но им это не удалось. Словом, мы поужинали так, как обедал Санчо, а гнев наш дошел до того, что мы даже побили немного посуды.

— Миленькое поведение! А как расплачиваться?

— Именно этот вопрос и задали себе незнакомцы. Из их перешептывания выяснилось, что у одного было шесть франков, у другого — несравненно меньше, а у третьего оставались лишь часы, которые он великодушно тут же извлек из кармана. Засим несчастная троица отправилась к хозяину, чтобы добиться какой-нибудь отсрочки. И как вы думаете, что им ответили?

— Я полагаю, — подхватил Марсель, — что вас оставили в качестве залога, а их отправили в кутузку.

— Ничуть не бывало, — ответила мадмуазель Пенсон. — Прежде чем пройти в кабинет, Ружет все рассчитала и заранее за все заплатила. Представляете их изумление, когда Вьо ответил: «Господа, за все заплачено!» Наши незнакомцы вытаращили на нас глаза, как три дворняжки на трех епископов, с жалостным изумлением и чистейшей нежностью. Мы же притворились, что ничего не замечаем, вышли и наняли фиакр. «Дорогая маркиза, — обратилась ко мне Ружет, — надо отвезти этих господ домой». А я ей в ответ: «С удовольствием, дорогая графиня». Наши несчастные обожатели уже не знали, что и говорить. Ну и дурацкий у них был вид! Они отказывались от нашего любезного предложения, не желали, чтобы их отвезли, пытались скрыть свой адрес… Еще бы! Они были твердо уверены, что имеют дело со светскими дамами, сами жили они на улице Кота-рыболова!