Ги Мопассан - Встреча
И он подумал, что действительно за шесть лет все меняется в нас. Остаются лишь общие черты, по которым нас можно узнать, но иногда и они исчезают.
Кровь, волосы, кожа — все возрождается, все обновляется. И когда долго не видишь человека, встречаешь вдруг совсем иное существо, хотя оно остается тем же и продолжает носить то же имя.
И сердце тоже может измениться, и мысли становятся настолько иными, настолько новыми, что, постепенно, но непрерывно изменяясь, мы можем за сорок лет жизни перебывать в образе четырех или пяти существ, совершенно новых и различных.
Он размышлял, испытывая глубокое смятение, и ему вспомнился вдруг вечер, когда он застал ее врасплох в комнате княгини. Но гнев не поднимался в нем. Ведь перед ним была совсем другая женщина, а не та худенькая и вертлявая куколка прежних лет.
Что делать? Как заговорить с ней? Что ей сказать? Узнала ли она его?
Поезд снова остановился. Он встал, поклонился и сказал:
— Берта, не нужно ли вам чего-нибудь? Я мог бы принести...
Она оглядела его с головы до ног и ответила без удивления, без смущения, без гнева, с невозмутимым безразличием:
— Нет, ничего, благодарю.
Он спустился на перрон и немного прогулялся, чтобы встряхнуться и прийти в себя, словно после сильного потрясения. Что ему теперь делать? Пересесть в другой вагон? Это может показаться бегством. Быть галантным, услужливым? Она подумает, что он чувствует себя виновным. Заговорить тоном господина? Но это будет грубостью, и потом, по совести говоря, он не имеет ведь на это никакого права.
Он вернулся на свое место.
Во время его отсутствия она тоже наскоро привела себя в порядок. Она лежала теперь в кресле с безучастным и довольным видом.
Он повернулся к ней и сказал:
— Дорогая Берта, раз уж этот странный случай столкнул нас после шестилетней разлуки, обошедшейся без скандалов, стоит ли нам по-прежнему смотреть друг на друга, как на непримиримых врагов? Мы заперты здесь вдвоем. Тем хуже или тем лучше. Я лично не собираюсь уходить отсюда. Так не поговорить... ли нам, как... ну, как... друзьям, до окончания нашего пути?
Она спокойно ответила:
— Как хотите.
Тогда он запнулся, не зная, что сказать. Потом, осмелев, подошел к ней ближе, сел в среднее кресло и галантно продолжал:
— Я вижу, что за вами надо поухаживать, ну, что ж! Для меня это будет удовольствием, потому что вы очаровательны. Вы не можете себе представить, как вы похорошели за шесть лет. Ни одна женщина не доставляла мне такого восхитительного ощущения, какое я испытал, когда вы освобождались от ваших мехов. Право, я не поверил бы, что возможна такая перемена.
Не поворачивая головы и не глядя на него, она произнесла:
— Не скажу того же о вас, вы сильно изменились к худшему.
Он покраснел, сконфуженный и смущенный, потом сказал с безропотной улыбкой:
— Вы безжалостны.
Она повернулась к нему:
— Почему же? Я только констатирую факт. Вы ведь не собираетесь предложить мне вашу любовь? Не правда ли? Значит, вам должно быть совершенно безразлично, каким я вас нахожу. Но я вижу, что эта тема вам неприятна. Поговорим о чем-нибудь другом. Что вы делали с тех пор, как мы расстались?
Растерявшись, он пробормотал:
— Я? Я путешествовал, охотился, старился, как видите. А вы?
Она безмятежно ответила:
— А я сохраняла приличия, следуя вашему желанию.
Резкое слово едва не сорвалось с его уст. Но он сдержался и поцеловал руку жены, добавив:
— И я благодарен вам за это.
Она была удивлена. Да, он действительно сильный человек и хорошо владеет собой. Барон продолжал:
— Раз вы согласились на мою первую просьбу, давайте разговаривать без горечи.
Она сделала презрительный жест.
— Горечи? Но ее у меня нет. Вы для меня совершенно чужой человек. Я стараюсь только оживить разговор, который не вяжется.
Он продолжал смотреть на нее, плененный, несмотря на ее суровость, чувствуя, как его целиком захватывает грубое желание, желание непреодолимое, желание господина.
Она произнесла, еще более ожесточась, зная, что ей уже удалось кольнуть его:
— Сколько же вам теперь лет? Я думала, вы моложе.
Он побледнел.
— Мне сорок пять.
Затем прибавил:
— Я забыл спросить вас, как поживает княгиня де Рэн. Вы все еще встречаетесь с нею?
Она бросила на него взгляд, полный ненависти.
— Да, встречаюсь... Она здорова, благодарю.
Они продолжали сидеть рядом, взволнованные, разъяренные. И вдруг он объявил:
— Дорогая Берта, я передумал. Вы моя жена, и я хочу, чтобы вы сегодня же вернулись под мою кровлю. Я нахожу, что вы похорошели и у вас исправился характер. Я беру вас снова к себе. Я ваш муж, и таково мое право.
Она была поражена и смотрела ему в глаза, стараясь прочесть его мысли. Лицо его было бесстрастно, непроницаемо и решительно.
Она ответила:
— Мне очень жаль, но я не свободна.
Он усмехнулся.
— Тем хуже для вас. Закон на моей стороне. И я воспользуюсь им.
Подъезжали к Марселю; поезд свистел, замедляя ход. Баронесса встала, спокойно свернула свои одеяла и обернулась к мужу:
— Дорогой Рэмон, не злоупотребляйте свиданием, подготовленным мною заранее. Я хотела принять некоторые меры предосторожности, следуя вашим же советам, чтобы не бояться ни вас, ни света, если бы что-нибудь случилось. Ведь вы едете в Ниццу? Не так ли?
— Я поеду туда же, куда и вы.
— Вовсе нет. Выслушайте меня, и я ручаюсь, что вы оставите меня в покое. Сию минуту на перроне вокзала вы увидите княгиню де Рэн и графиню Анрио, которые ждут меня со своими мужьями. Я хотела, чтобы нас видели вместе, вас и меня, и убедились бы, что мы провели ночь одни в этом купе. Не беспокойтесь. Уж эти дамы не упустят случая поговорить об этом обстоятельстве повсюду, до того оно покажется им удивительным.
Я только что сказала вам, что, следуя всем пунктам ваших наставлений, я тщательно сохраняла внешние приличия. Об остальном не было речи, не так ли? Ну так вот, чтобы не нарушить приличий, я и считала необходимой нашу встречу. Вы приказали мне заботливо избегать скандала, я и стараюсь избежать его, мой дорогой... так как боюсь... боюсь...
Она подождала, пока поезд совсем не остановился, и когда ватага друзей кинулась к дверце купе и распахнула ее, она закончила:
— Боюсь, что я беременна.
Княгиня протягивала руки, чтобы обнять ее. Но баронесса указала на барона, остолбеневшего от изумления и старавшегося угадать, правда ли это.
— Вы не узнаете Рэмона? Правда, он сильно изменился. Он согласился меня сопровождать, чтобы я не путешествовала в одиночестве. Мы устраиваем иногда подобные побеги, как друзья, которым не приходится жить вместе. Но сейчас мы расстаемся. Я уже надоела ему.
Она протянула барону руку, которую тот машинально пожал. Потом спрыгнула на перрон к ожидавшим ее друзьям.
Барон с силой захлопнул дверцу; он был так взволнован, что ничего не мог сказать и ни на что не мог решиться. Он слышал голос жены и ее удалявшийся веселый смех.
Он никогда не видел ее больше.
Солгала ли она? Говорила ли правду? Этого он так никогда и не узнал.
Примечания
Напечатано в «Жиль Блас» 11 марта 1884 года под псевдонимом Мофриньёз.
