Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 1
Другой мысли я не имѣлъ въ виду на своемъ «Базарѣ Житейской Суеты». Многія особы находятъ вообще неумѣстными всякіе базары, и настойчиво уклоняются отъ нихъ съ своими семействами и прислугой: хорошо это или дурно, судить не могу. Но рѣчь моя обращается собственно къ той почтеннѣйшей публикѣ, которая любитъ по временамъ, для развлеченія, посмотрѣть и полюбоваться на продѣлки своихъ ближнихъ. Настоящая комедія составлена въ ея вкусѣ. Есть тутъ сцены всякаго рода: страшныя битвы, гимнастическія эволюціи, сцены изъ моднаго свѣта, картины изъ средняго круга; любовныя приключенія и комическіе эпизоды. Все это обставлено приличными декораціями, и блистательно освѣщено собственными свѣчами автора.
Раскланиваясь съ почтеннѣйшей публикой, режиссеръ спектакля считаетъ своею обязанностью принести ей чувствительную благодарность за то участіе, съ какимъ она принимала сей кукольный театръ, успѣвшій уже объѣхать главнѣйшіе города трехъ соединенныхъ королевствъ. Режиссеру пріятно думать, что маріонетки его, благодаря содѣйствію типографскихъ станковъ, повсюду доставляли удовольствіе. Знаменитая малютка Бекки Кукла, по общему признанію, обнаружила необыкновенную гибкость въ членахъ и бѣгала по проволочкѣ съ удивительнымъ искусствомъ; Амелія Игрушка понравилась не очень многимъ, но, во всякомъ случаѣ, художникъ старался отдѣлать и одѣть ее съ большою тщательностію; неуклюжая Фигура Доббинъ, по отзывамъ знатоковъ, выплясываетъ очень забавно и совершенно натурально. Мальчики Маріонетки заслужили также одобреніе весьма многихъ особъ.
Послѣ всего этого, режиссеръ свидѣтельствуетъ публикѣ глубочайшее почтеніе, и еще разъ имѣетъ честь извѣстить, что занавѣсъ поднимается. Просимъ покорнѣйше!
Лондонъ.
Іюня 28, 1848.
ГЛАВА 1
Чизвиккскій проспектъ
Это было въ достославную эпоху первыхъ годовъ второго десятилѣтія девятнадцатого вѣка.
Въ одно прекрасное іюньское утро, къ большимъ желѣзнымъ воротамъ «Благородной для дѣвицъ Академіи миссъ Пинкертонъ» подъѣхала большая фамильная коляска съ двумя жирными конями въ блестящей сбруѣ и съ огромнымъ, жирнымъ кучеромъ въ парикѣ и треугольной шляпѣ. Черный слуга, покоившійся на козлахъ подлѣ жирного кучера, растопырилъ свои косолапыя ноги въ ту минуту, какъ экипажъ поверстался съ блестящей мѣдной доской заведенія миссъ Пинкертонъ, и лишь-только потянулъ онъ къ колокольчику свою дюжую руку, дюжины полторы молодыхъ головъ высунулись изъ узкихъ оконъ джентльменского старинного кирпичного дома. Но между этими головками внимательный наблюдатель безъ труда угадалъ бы красный носъ, принадлежавшій миссъ Джемимѣ Пинкертонъ, младшей сестрицѣ «Основательницы Академіи для молодыхъ дѣвицъ».
— Посмотрите-ка сюда, сестрица, сказала миссъ Джемима Пинкертонъ, это, кажется; коляска мистриссъ Седли. Я угадала Самбо, чорного слугу, и кучера въ новомъ красномъ жилетѣ.
— Окончены ли всѣ необходимыя приготовленія къ отъѣзду дѣвицы Седли, миссъ Джемима? спросила сама миссъ Пинкертонъ; величественная леди, Семирамида между профессорами женскаго пола, искренняя пріятельница самого доктора Джонсона, и постоянный корреспондентъ даже самой мистриссъ Чепонъ.
— Дѣвицы встали сегодня въ четыре часа утра, и ужь, я думаю, уложили свои вещи, сестрица. Мы приготовили для нея прощальный пучокъ цвѣтовъ.
— Должно говорить: «прощальный букетъ» въ благородномъ слогѣ. Замѣть это, сестра.
— Очень хорошо. Мы приготовили для нея прощальный букетъ величиною съ копну сѣна. Я положила въ ящикъ Амеліи двѣ бутылки гвоздичной воды для мистриссъ Седли и подробный рецептъ, какъ ее приготовлять.
— И я надѣюсь, миссъ Джемима, вы приготовили также копію съ денежнаго счета касательно миссъ Седли. Не забудьте: девяносто три фунта стерлинговъ и четыре шиллинга. Адресуйте: «господину Джону Седли, на Россель-Скверѣ«, и потрудитесь также запечатать это письмо, написанное мною къ его супругѣ.
Автографъ письма миссъ Пинкертонъ, въ глазахъ сестрицы ея, Джемимы, былъ предметомъ глубочайшаго благоговѣнія, наравнѣ съ писаніемъ какого-нибудь знаменитого принца. Только въ томъ случаѣ, когда воспитанницы оставляли заведеніе, или выходили замужъ, миссъ Пинкертонъ изволила писать персонально; и разъ еще, когда бѣдная миссъ Перчъ умерла отъ скарлатины, миссъ Пинкертонъ собственноручно извѣстила ея родителей объ этомъ плачевномъ приключеніи въ такихъ краснорѣчивыхъ выраженіяхъ, что они, по мнѣнію миссъ Джемимы, должны были совершенно утѣшиться въ потерѣ своей дочери.
На этотъ разъ, миссъ Пинкертонъ благоизволила писать:
Чизвиккскій проспектъ. Іюня 15. 18…
«Милостивая государыня, имѣю честь извѣстить, что миссъ Амелія Седли, послѣ шестилѣтняго пребыванія подъ моимъ вѣдомствомъ въ «Академіи благородныхъ дѣвицъ», препровождается, наконецъ, къ ея родителямъ, какъ молодая леди, достойная занять приличное мѣсто въ благородномъ и образованномъ кругу. Всѣ добродѣтели, характеризующія молодую Англичанку, аристократку по происхожденію и чувствамъ, всѣ таланты, приличные ея положенію въ обществѣ, соединены въ достолюбезной миссъ Седли, которая своимъ прилежаніемъ и послушаніемъ пріобрѣла общую любовь наставниковъ, и кротостью своего характера снискала горячую привязанность своихъ взрослыхъ и молодыхъ подругъ.
«Въ музыкѣ, танцахъ и англійской орѳографіи, во всѣхъ родахъ шитья и вышиванья, миссъ Седли оказала похвальные успѣхи, и удовлетворила пламеннымъ ожиданіямъ своихъ друзей. Относительно географіи еще многого остается желать впереди, равно какъ рекомендуется при семъ тщательное употребленіе желѣзного корсета въ продолженіе первыхъ трехъ лѣтъ, для сообщенія миссъ Седли совершенно прямой таліи и возвышенной осанки, столько необходимой для всякой молодой леди изъ высшаго круга.
«Относительно правилъ религіи и нравственной философіи, миссъ Седли оказалась вполнѣ достойною заведенія, которое нѣкогда благоволилъ почтить своимъ присутствіемъ и лестнымъ одобреніемъ самъ докторъ Джонсонъ, великій лексикографъ. Оставляя теперь Чизвиккскій проспектъ, миссъ Амелія уноситъ съ собою сердца всѣхъ своихъ подругъ и всегдашнее благоволеніе своей бывшей начальницы, которая имѣетъ честь быть, вашею,
Милостивая государыня,
покорнѣйшею слугою
Барбара Пинкертонъ.»
«P. S. Миссъ Седли отправляется въ сопровожденіи дѣвицы Шарпъ. Пребываніе миссъ Шарпъ на Россель-Скверѣ ни въ какомъ случаѣ не должно простираться свыше десяти дней. Знатная фамилія, куда она обязана явиться съ своимъ академическимъ аттестатомъ, желаетъ пользоваться ея педагогическими услугами безъ всякого отлагательства.»
Окончивъ письмо, миссъ Барбара Пинкертонъ приступила къ начертанію своего имени, вмѣстѣ съ фамиліей миссъ Седли, на заглавномъ листѣ джонсонова словаря, такъ-какъ это знаменитое произведеніе неизмѣнно предлагалось въ подарокъ всѣмъ воспитанницамъ, при отъѣздѣ ихъ изъ «Благородной Академіи». На крышкѣ переплета были вырѣзаны золотыми буквами: «Стихи достопочтеннаго доктора Самуила Джонсона, поднесенные имъ молодой леди послѣ посѣщенія учебного заведенія миссъ Пинкертонъ». Дѣло въ томъ, что имя покойного лексикографа всегда было на устахъ этой достойной воспитательницы молодыхъ дѣвицъ, и визитъ его въ Чизвиккскую Академію сдѣлался причиною ея славы.
Получивъ приказаніе отъ старшей сестры принести лексиконъ, миссъ Джемима вынула изъ шкафа два экземпляра этой достославной книги. Когда миссъ Пинкертонъ окончила подпись на заглавномъ листѣ, Джемима съ нерѣшительнымъ и робкимъ видомъ представила ей другой экземпляръ.
— Это еще для кого, миссъ Джемима? сказала миссъ Пинкертонъ съ поражающею холодностью.
— Для Ребекки Шарпъ, отвѣчала Джемима съ лихорадочнымъ трепетомъ, причемъ краска распространилась по всему ея блѣдному лицу, для Бекки Шарпъ: и она вѣдь уѣзжаетъ, сестрица.
— МИССЪ ДЖЕМИМА! воскликнула миссъ Ппнкертонъ; (и восклицаніе ея могло выразиться не иначе, какъ огромными заглавными буквами), въ своемъ ли вы умѣ? Отнесите лексиконъ назадъ, и никогда не осмѣливайтесь прибѣгать къ своевольнымъ распоряженіямъ противъ моихъ точныхъ приказаній.
— Что жь такое, сестрица? Лексиконъ стоитъ только два шиллинга и девять пенсовъ, а бѣдной Ребеккѣ будетъ очень жаль не получить прощального подарка.
— Пошлите ко мнѣ миссъ Седли, сказала Пинкертонъ.
И бѣдная Джемима, безъ всякихъ отговорокъ, поспѣшила исполнить приказаніе сестры.
Исторія очень простая и самая обыкновенная въ житейскомъ быту. Отецъ миссъ Седли былъ богатымъ лондонскимъ купцомъ, между-тѣмъ какъ миссъ Ребекка Шарпъ была безпріютная сиротка, и, по мнѣнію Пинкертонъ, ей даже безъ лексикона оказано слишкомъ много благодѣяній.
