Хербьерг Вассму - Сто лет
Никто не скажет, что Арнольдус не пытался по мере сил облегчить участь матери. У него был один недостаток, а может, достоинство, это как посмотреть. В тех краях этим свойством обладали лишь немногие порядочные мужчины. А именно, ему была присуща бесстрашная привычка выкладывать без обиняков все, что было у него в мыслях или лежало на сердце. Обольстительная откровенность и мягкое внимание. Можно назвать и шармом, если кому-то больше нравится это слово. Это свойство привлекало всех женщин, независимо от возраста. Сестры Арнольдуса, начиная от годовалой и до тринадцатилетней, доверчиво вручили ему свои жизни. За исключением старшей сестры, Марен Марии. После смерти отца она неожиданно обнаружила, что перестала быть в семье главной. Главным вдруг стал Арнольдус. Ей же пришлось трудиться не покладая рук. На нее был возложен уход за младшей сестрой, Анне Софией. К тому же она должна была выслушивать бесконечные рассуждения матери о любви и страданиях. Как будто фру Линд была единственная, на чью долю выпали эти испытания. А все остальные, в том числе и ее собственные дети, были бессловесными животными, не понимавшими, что такое страдание.
Однако напрасно кто-нибудь ждал от Марен проявления своенравия или упрямства. Она была наблюдательна и не теряла зря времени. Своих младших братьев и сестер она воспитывала одним взглядом, не прибегая ни к подзатыльникам, ни к похвалам. Марен была надежна и тверда, как каменная ступенька перед дверью в дом. Хотя известно, что камень, на который никогда не попадает солнце, не может быть теплым.
Но Марен Мария Линд и не ждала солнца. Она только искала возможности избежать тени. Каждого мужчину, который приходил в лавку или в дом к Линдам или встречался ей по воскресеньям на пригорке у церкви, Марен Мария взвешивала на своих собственных весах. Эти весы были естественной частью ее самой и находились у нее в голове. Скрытые от посторонних глаз. Она пользовалась гирями, которые по необходимости меняла. Сначала гири были слишком тяжелые и отправляли всех мужчин прямо в космос. Но после конфирмации Марен Мария мало-помалу постигла тайны жизни. Она поняла, что человека нельзя взвешивать на обычных грузовых весах, его надо делить на части и каждую часть класть на чашу весов по отдельности. Чтобы потом оценить полученные результаты. Главное — необходимо понять, что этому человеку нужно. Так, по мере надобности, можно было заменять гири, оказавшиеся слишком тяжелыми. Несколько раз при более близком знакомстве ей приходилось признать, что товар, показавшийся ей первосортным, годится разве на то, чтобы один раз попить с ним кофе на церковном празднике.
Но поскольку Марен никогда никому не доверялась, то, допустив ошибку, не теряла лица. Инстинктивно она отстранялась от бесконечной болтовни матери о чувствах, от ее завораживающей обходительности и, не в последнюю очередь, от ее заботы об Арнольдусе и младшем брате Иакове. Как будто братья уже по определению были существами высшего сорта. Марен знала, что каждый, кого мать угощала кофе и кто отнимал у матери время, лишал времени и ее самое и укорачивал ее ночи.
В пятнадцать лет она понимала, что хорошо сложена, но уже давно чувствовала себя старой. Она видела, какими красивыми становятся ее сестры. Особенно Сара Сусанне. К тому же они были более веселого нрава, чем она. Прежде всего, Амалия и Эллен Маргрете, между которыми был всего год разницы. Они вели себя так, словно мир вращался вокруг них. Словом, будущее и танцы принадлежали сестрам. Марен оставалось только быть их поверенной, помощницей и утешительницей, а когда начинались танцы, у нее уже не было сил танцевать.
В 1855 году, который люди называли "богатым на события", газета "Трумсё-Тиденде" писала, что условия для заготовки сена были благоприятны, но все остальное не уродилось. А ведь именно в тот год люди, имевшие землю, в основном посадили картофель и посеяли хлеб. Нужда в картофеле была велика. К счастью, это был последний год, когда Крымская война мешала торговле зерном с северной Россией. В январе следующего года было заключено перемирие, а 30 марта подписан мирный договор. Однако боги погоды требовали своего. Мало того, что люди не получили даров Божьих от земли, но и у торговцев в кассах было пусто.
Фру Линд и двадцатидвухлетний Арнольдус испытали это на себе. В семье было слишком много голодных ртов. Правда, сын Иаков уже обеспечивал себя сам, он еще не был женат и ходил шкипером на шхуне. Зато дочери доставляли матери много бессонных ночей. Внешне эти огорчения никак не проявлялись, однако старшие дочери чувствовали тревогу матери и воспринимали ее как упрек. Провести всю жизнь в услужении в чужом доме — разве об этом они мечтали?
В один прекрасный день в Кьопсвик приехал молодой Юхан Лагерфельд, уроженец Трондхейма. Марен как раз нужны были сильные мужские руки, чтобы вынести из поварни котел с супом. Юхан не стал тратить время на приветствия и обеими руками взялся за котел. Пар окутал его морковного цвета шевелюру, и шея покраснела от напряжения. Жесткие густые усы тихо шевелились от его дыхания.
Это было начало. Спустя некоторое время, после регулярных и частых визитов, он, улыбаясь, как обычно, и без малейшего смущения, посватался к Марен.
— Ты никак не шла у меня из головы. Так уж, пожалуйста, выходи за меня замуж. Что скажешь?
Марен стояла в саду возле стола, который накрывала на воздухе по случаю хорошей погоды. Юхан выпрямился и подошел к ней. Они были одни, и она забыла взвесить его на своих весах. Должно быть, она все знала заранее. Как будто это был давно решенный вопрос, как будто все было записано и скреплено печатью.
После свадьбы, на которой Юханнес Крог с Офферсёя был шафером, молодые переехали на остров Хундхолмен.
Но еще до этого события зима 1855—56 года выдалась на севере тяжелой и для людей и для скота. Лед в Гисундете был крепкий, как железо, и сошел только к концу мая. За ценами было не угнаться, и голод заглядывал в разрисованные морозом окна, особенно в домах бедных арендаторов и рыбаков. Власти наняли разъездного агронома, но люди как будто не понимали, что им с ним делать. Они просили о помощи и Господа Бога, и светские власти. Но, как всегда, помочь им должно было время, даже если для кого-то эта помощь и пришла слишком поздно.
Однако те, кто выстояли, быстро обо всем забыли. В 1859 году все опять было в порядке. Честь этого Сельскохозяйственное общество целиком приписало себе, даже не подумав поделиться ею с Господом. Агроном, как проповедник, пробуждающий души, ездил по всему краю и призывал людей следовать новой моде и рыть на своей земле оросительные канавы. Мол, именно в этом и кроется тайна успешного земледелия.
На Хундхолмене у Юхана и Марен со временем появились два работника, две служанки и семья квартирантов из шести человек, правда, хозяйство квартиранты вели отдельно. Кроме того, у Юхана с Марен было четыре коровы, двенадцать овец, поросенок и несколько кур. Они сеяли бочонок ячменя и сажали восемь бочонков картофеля. Благодаря своему замужеству Марен чудесным образом вырвалась из-под господства матери. Дом у нее был не такой богатый, как у ее родительницы, и она унаследовала не так много мебели и вещей, чтобы с них трудно было смахнуть пыль или стоило показывать их гостям, но она не нуждалась и была полной хозяйкой в своем доме. К тому же избавилась от детского крика. Тогда она еще не знала, что природа отказала ей в даре материнства.
Но, как известно, и душа человека, и его судьба непостижимы и со временем он становится одержимым тем, чего не смог получить.
Сара Сусанне получает письмо
В 1861 году на отмели Вестеролена пришла в небывалом количестве сельдь; было похоже, что и на следующий год море осчастливит людей своим серебром. И чем ближе эта серебряная сельдь подходила к берегу, тем легче было ее взять.
Братья Крог с Офферсёя тоже поставили на рыбу. Они собрали все лодки и наняли людей, договорившись платить им твердую заработную плату, но без права на долю от улова — при хороших замётах это им было выгоднее. Ходили слухи, что сельдь аж выходит на сушу, — ее было столько, что рыбакам ничего не стоило выгнать ее на берег и там, среди прибрежных камней, просто черпать и кидать ее в бочки.
Братья с Офферсёя обладали многими талантами. О молодом Юханнесе ходили слухи, что он чует запах соли за много миль. Там, где другие рыбаки ждали прилива и жаловались на нехватку соли и сумасшедшие цены, он просто садился в лодку. Юханнес Крог сильно заикался, поэтому в его обычае было не болтать, а действовать.
Он никогда не ждал, пока у него закончится соль. Когда было нужно, он всегда успевал своим отрывистым стаккато договориться с торговцами. Хотя, вообще-то, предпочитал писать им в блокноте. У него были свои связи, он прислушивался к интонациям собеседника и проявлял терпение. Поэтому Юханнес всегда знал, насколько можно сбить цену. Родственников и свойственников в Бергене, Бё, на Лофотенах и в Трумсё тоже нельзя было сбрасывать со счетов. Помогало ему и то, что он, не рассчитывая на благодарность, всегда был готов подставить плечо человеку, попавшему в трудное положение.
