Рюноскэ Акутагава - Усмешка богов
– Бороться с духами этой страны…
На ходу он невольно тихонько говорил про себя:
– Бороться с духами этой страны труднее, чем я думал. Сумею ли я одержать победу или потерплю поражение…
В этот миг до ушей его донесся шепот:
– Ты потерпишь поражение!
Органтино с опаской вперил взор туда, откуда донесся шепот. Но там по-прежнему, кроме роз и ракитника, ничего и никого не было видно.
На другой день вечером Органтино снова прогуливался в саду храма Намбандзи. В его голубых глазах светилась радость. Потому что в этот день в ряды верующих вступило несколько японских самураев.
Оливы и лавры тихо высились в темноте. Тишину нарушало только хлопанье крыльев возвращавшихся домой храмовых голубей. Благоухание роз, влажный песок – все было мирно, как в те древние сумерки, когда крылатые ангелы, «увидев красоту дочерей человеческих»[8], спустились, чтобы взять себе жену.
«При свете креста грязным японским духам, видимо, не одержать победы. Однако вчерашнее видение? Что же, это всего только видение. Разве святого Антония дьявол не соблазнял такими видениями? В доказательство моей правоты сегодня появилось несколько новых верующих. Вскоре и в этой стране повсюду воздвигнутся господни храмы».
С такими мыслями Органтино шагал по дорожкам, посыпанным красным песком. И вдруг сзади кто-то тихонько ударил его по плечу. Органтино сразу оглянулся. Но увидел лишь, что по молодой листве слабо разливается лунный свет.
– Храни нас господь!
Пробормотав так, Органтино медленно пошел дальше. И вдруг рядом с ним смутно, точно призрак, вырисовываясь в полутьме, зашагал откуда-то взявшийся старик с ниткой яшмы на шее.
– Кто ты такой?
Пораженный Органтино невольно остановился.
– Кто я – не все ли равно? Один из духов этой страны, – улыбаясь, дружелюбно ответил старик. – Пройдемся вместе. Я хочу немного побеседовать с тобой.
Органтино перекрестился. Но старик не обнаружил при этом никакого страха.
– Я не злой дух. Посмотри на эту яшму, на этот меч. Будь он закален в адском огне, он не был бы таким светлым и чистым. Перестань произносить заклятия.
Органтино волей-неволей, скрестив руки, нехотя пошел рядом со стариком.
– Ты явился, чтобы распространять веру в небесного царя? – спокойно заговорил старик. – Может быть, это и не дурное дело. Но даже если дэусу придет в эту страну, в конце концов он будет побежден.
– Дэусу – всемогущий господь, дэусу… – начал было Органтино, но вдруг, опомнившись, перешел на более вежливый тон, каким обычно разговаривал с верующими этой страны. – Я думаю, над дэусу никто не может одержать победы.
– Но надо считаться с действительностью. Послушай. Издалека в нашу страну пришел не только дэусу. Из Китая сюда пришли Конфуций, Мэн-цзы[9], Чжуан-цзы[10], да и сколько еще других мудрецов. А ведь в то время наша страна только родилась. Мудрецы Китая, кроме учения дао[11], принесли шелка из страны У[12], яшму из страны Цинь[13] и много других вещей. Они принесли нечто более благородное и чудесное, чем яшма, – иероглифы. Но разве благодаря этому Китай смог подчинить нас? Посмотри, например, на иероглифы. Ведь не иероглифы подчинили нас, а мы подчинили себе иероглифы. Среди издавна известных наших древних соотечественников был поэт Какиномото Хитомаро[14]. Сочиненная им песня «Танабата»[15] сохранилась в нашей стране до сих пор. Прочитай ее. Пастуха и простой ткачихи там не найдешь. Воспетые там возлюбленные – это звезды Волопас и Ткачиха[16]. У их изголовья журчала Небесная река, как журчат реки нашей страны. Это не был шум волн Млечного Пути, похожего на реки Хуанхэ или Янцзыцзян. Но я должен рассказать тебе не о песне, а об иероглифах. Чтобы записать эти песни, Хитомаро применил иероглифы.[17] Не столько ради их смысла, сколько ради их звучания. Но когда был введен знак «лодка», «фунэ» всегда оставалось «фунэ». Не то наш язык мог бы стать китайским. Здесь действовал не столько Хитомаро, сколько охранявшая его душу сила богов нашей страны. Мудрецы Китая привезли в нашу страну также искусство каллиграфического письма. Кукай, Косэй, Дофу, Сари[18] – я постоянно навещал их тайно от людей. Образцом им обычно служила китайская каллиграфия. Однако их кисть всегда рождала новую красоту. Их знаки как-то незаметно стали знаками не Ван Си-чжи и Чжу Суй-ляна[19], а японскими. Но мы одержали победу не только над иероглифами. Наше дыхание, как морской ветер, смягчило даже учение Конфуция и учение Лао-цзы[20] – дао. Спроси жителей этой страны. Все они верят, что, если на судно погружены сочинения Мэн-цзы, легко вызывающие наш гнев, оно непременно потонет. А ведь бог ветра Синадо ни разу еще не совершал такой шалости. Но в этой вере смутно угадывается живущая в нашем народе сила. Не так ли?
Органтино тупо поглядел на старика. Ему, незнакомому с историей этой страны, при всем красноречии собеседника, половина сказанного осталась непонятной.
– После мудрецов Китая к нам пришел из Индии царевич Сиддхарта. – Продолжая свой рассказ, старик сорвал с куста возле дорожки розу и с удовольствием вдохнул ее аромат. Но хотя роза была сорвана, она осталась на кусте. А цветок в руке у старика, по форме и цвету такой же, был призрачным, как туман.
– Будду постигла такая же судьба. Но рассказывать все подробности, пожалуй, значит только усилить твою скуку. Я лишь хочу, чтобы ты обратил внимание на учение о воплощении в нашей стране буддийских божеств. Это учение привело жителей нашей страны к убеждению, что богиня Охирумэмути то же самое, что будда Дайнити-нерай.[21] Значит ли это, что победила богиня Охирумэмути? Или что победил будда Дайнити-нерай? Допустим, что в настоящее время среди жителей нашей страны Охирумэмути неизвестна, а будду Дайнити-нерай многие знают. Все же не примет ли в их снах Дайнити-нерай облик богини Охирумэмути, а не индийского будды? Я вместе с Синраном и Нитирэном[22] гулял в тени цветов шореи[23]. Будда, в которого они горячо верят, не какой-нибудь черноликий с нимбом. Это преисполненный величия брат таких, как наш принц Дзегу-тайси…[24] Но долгий рассказ обо всем этом я, как обещал, прекращаю. Хочу лишь сказать, что хотя такие, как дэусу, в нашу страну и приходят, но никто нас не победил.
– Нет, подожди, вот ты так говоришь… – перебил его Органтино, – а сегодня несколько самураев обратились в святую веру.
– Пусть обращаются сколько угодно. Если дело идет только об обращении, то большинство жителей нашей страны восприняло учение царевича Сиддхарты. Но наша сила не в том, чтобы разрушать. Она в том, чтобы переделывать.
Старик бросил розу. Отделившись от его руки, роза растаяла в вечернем полумраке.
– В самом деле, ваша сила в том, чтобы переделывать? Но так не только у вас. В любой стране… например, даже злые духи, считающиеся богами Греции…
– Великий Пан умер. Но может быть, и Пан когда-нибудь воскреснет? Однако мы пока живы.
Органтино с удивлением покосился на старика.
– Ты знаешь Пана?
– О нем было написано в книгах с поперечными строчками[25], которые привезли с собой сыновья наших дайме с Кюсю, вернувшиеся из западных стран[26]. Но сейчас разговор вот о чем: пусть сила переделывать есть не только у нас, все равно, нельзя быть беспечным. Даже больше, именно поэтому тебе надо быть настороже. Ведь мы – старые боги. Мы, как и греческие боги, видели рассвет мира.
– Но дэусу должен победить.
Органтино упорно повторял то же самое. Однако старик, как будто не слыша, продолжал:
– На днях я сошел с корабля на западном берегу нашей страны. И повстречался с путником, вернувшимся из Греции. Он не был богом, он был простым смертным. Сидя с ним на скале при лунном свете, я услышал от него разные рассказы. О том, как его схватил одноглазый бог, о богине, обращающей людей в свиней, о русалках с красивыми голосами… Ты знаешь имя этого путника? С тех пор как он повстречался со мной, он превратился в аборигена нашей страны. Теперь он зовется Юри-вака[27]. Поэтому будь настороже. Нельзя сказать, что дэусу непременно победит. Как бы широко ни распространялась вера в небесного царя, нельзя сказать, что она непременно победит.
Старик постепенно перешел на шепот.
– Может статься, что дэусу сам превратится в аборигена нашей страны. Все идущее из Китая и Индии ведь стало нашим. И все идущее с Запада тоже им станет. Мы живем в деревьях. Мы живем в мелких речонках. Мы живем в ветерке, пролетающем над розами. В вечернем свете, упавшем на стену храма. Везде и всегда. Будь настороже. Будь настороже.
