Гарольд Роббинс - Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)

— Сколько они хотят?

— Двадцать тысяч.

— Ты можешь купить их и за пять.

Он не ответил и вместо этого посмотрел на мои ноги.

— Надень ботинки и пойдем, — сказал он. — Отец ждет тебя.

Он двинулся через поле, а я посмотрел на свои ноги. Босые подошвы ощущали приятное тепло земли. На минутку я погрузил их в песок, затем вернулся к кабине и достал мексиканские сандалеты. Сунув в них ноги, я отправился через поле вслед за Невадой.

Я ненавидел ботинки. Они не позволяют дышать.

2

Переходя поле по направлению к фабрике, я взбивал сандалетами фонтанчики песка. Нос ощутил слабый больничный запах серы, которая использовалась для производства пороха. Этот же запах был в больнице в ту ночь, когда я привез ее туда. И совсем другой запах был в ту ночь, когда мы зачали ребенка.

То была холодная и ясная ночь. Запах океана и прибоя проникал в маленький коттедж через открытое окно. Я находился в Малибу, и в комнате не было ничего, кроме запаха океана, и запаха девушки, и ощущения ее присутствия.

Мы вошли в спальню и начали раздеваться, ощущая непреодолимое желание. Она была быстрей меня и уже лежала в постели, наблюдая за тем, как я доставал из ящика презервативы.

Ее голос шептал в ночи:

— Нет, Джони. Не надо сегодня.

Я посмотрел на нее. Яркая тихоокеанская луна светила в окно, и только ее лицо находилось в тени. От ее слов меня бросило в дрожь.

Она, должно быть, почувствовала это, приблизилась ко мне и поцеловала.

— Я ненавижу эти чертовы штуки, Джони. Я хочу чувствовать тебя в себе.

Я засомневался. Она потянула меня на себя и прошептала в ухо:

— Ничего не случится, Джони. Я буду осторожна.

Сдерживаться больше не было сил. Ее шепот превратился во внезапный крик боли. У меня не хватало дыхания, а она кричала мне в ухо:

— Я люблю тебя, Джони. Я люблю тебя, Джони.

Она любила меня. Она любила меня так сильно, что спустя пять недель заявила, что мы должны пожениться. Мы сидели на переднем сидении моей машины, возвращаясь домой с футбольного матча.

Я посмотрел на нее.

— Зачем?

Она подняла глаза. В них не было испуга, она была слишком уверена в себе. Голос был почти дерзким.

— Обычная причина. По каким же еще другим причинам женятся парень и девушка?

Мой голос стал жестче. Я знал, что надо предпринять.

— Иногда это происходит потому, что они хотят пожениться.

— Ну, я хочу выйти замуж, — она придвинулась ко мне.

Я отстранил ее.

— А я нет.

Тогда она заплакала.

— Но ты же говорил, что любишь меня.

Я не смотрел на нее.

— Мужчина много чего говорит, когда кончает.

Отъехав на обочину, я остановил машину и повернулся к ней.

— Мне казалось, ты говорила, что будешь осторожной.

Она утирала слезы маленьким, бесполезным носовым платком.

— Я люблю тебя, Джони. Я хотела от тебя ребенка.

После того, как она сказала мне это, я почувствовал себя лучше. Случилась лишь одна из тех неприятностей, которые доставляло имя Джонас Корд-младший. Слишком много девушек и их матерей считали, что это имя означает деньги. Большие деньги. Со времен войны, когда мой отец основал пороховую империю.

Я посмотрел на нее.

— Это очень просто. Хочешь иметь ребенка — имей.

Настроение ее мгновенно изменилось, она снова придвинулась ко мне.

— Это... это значит, что мы поженимся?

Слабый отблеск торжества в ее глазах сразу исчез, когда я отрицательно покачал головой.

— Это значит, что ты можешь иметь ребенка, если хочешь.

Она снова отодвинулась. Внезапно ее лицо приняло печальное и холодное выражение, в голосе прозвучала невозмутимость и практичность:

— Нет, так я не хочу. Не хочу иметь ребенка, не имея на пальце обручального кольца. Я освобожусь от него.

Я ухмыльнулся и протянул ей сигарету.

— Ну а теперь говори по делу, девочка.

Взяв сигарету, она прикурила от моей зажигалки.

— Но это будет дорого стоить.

— Сколько?

Глубоко затянувшись, она проговорила:

— В мексиканском районе есть доктор, девушки хорошо отзывались о нем, — она вопросительно взглянула на меня. — Как насчет двух сотен?

— Хорошо, ты получишь их, — быстро согласился я. Цена меня вполне устраивала, так как последняя подружка стоила мне три с половиной сотни. Я выкинул сигарету в окно, завел мотор, вывел машину на трассу и направился в сторону Малибу.

— Эй, куда мы едем?

— В пляжный домик, — ответил я. — Мы должны извлечь как можно больше пользы из этой ситуации.

Она расхохоталась, прижалась ко мне и заглянула в лицо.

— Интересно, что сказала бы мама, узнай она, на что я пошла, чтобы заполучить тебя. Она советовала мне испробовать все уловки.

— И ты их испробовала, — рассмеялся я.

Она покачала головой.

— Бедная мама. Она уже все приготовила к помолвке.

Бедная мама. Если бы эта старая сука держала свой рот на замке, то ее дочь, возможно, была бы жива и по сей день.

Затем была эта ночь. Около половины первого зазвонил телефон. Я уже почти заснул и поэтому выругался, протягивая руку к трубке.

Ее голос переходил в панический шепот:

— Джони, я истекаю кровью.

Сон мгновенно слетел с меня.

— В чем дело?

— Я поехала в мексиканский район сегодня после полудня, и что-то не так, у меня не останавливается кровь и я боюсь.

Я сел на кровать.

— Где ты?

— В полдень я сняла комнату в отеле «Вествуд», комната девятьсот один.

— Ложись в постель, я сейчас буду.

— Пожалуйста, поторопись, Джони. Пожалуйста.

Отель «Вествуд» располагался на окраине Лос-Анджелеса. Никто даже не успел моргнуть, как я, не назвав себя, пронесся мимо конторки портье к лифту. Остановился у номера 901 и толкнул дверь. Она не была заперта, и я вошел в номер.

В своей жизни я никогда не видел так много крови. Кровь была повсюду: на дешевом коврике на полу, в кресле, в котором она сидела, когда звонила мне, на белых простынях.

Она лежала на кровати, и лицо ее было такого же белого цвета, как и подушка под головой. При моем приближении глаза ее приоткрылись. Губы шевелились, но из них не вырвалось ни звука.

Я присел рядом.

— Не пытайся говорить, девочка. Я пошлю за доктором. Все будет хорошо.

Она закрыла глаза, а я направился к телефону. Однако в звонке доктору не было никакого смысла. Мой отец явно не обрадовался бы, если из-за меня наша фамилия снова попала бы на страницы газет. Я позвонил адвокату Макаллистеру, который вел дела компании в Калифорнии.

Дворецкий позвал его к телефону. Я постарался говорить спокойно:

— Мне срочно нужен доктор и карета скорой помощи.

Менее чем через секунду я понял, почему мой отец пользуется услугами Макаллистера. Он не стал тратить время на бесполезные вопросы, а только поинтересовался: где, когда и кто. И никаких почему. Его голос прозвучал отчетливо:

— Доктор и скорая помощь будут там через десять минут. А тебе я советую сейчас уйти. Больше ты уже ничего сделать не сможешь.

Я поблагодарил его, опустил трубку и взглянул на кровать. Глаза ее были закрыты, и казалось, что она спит. Когда я направился к двери, она открыла глаза.

— Не уходи, Джони. Я боюсь.

Я вернулся к кровати, сел рядом с ней и взял ее руку. При этом глаза ее снова закрылись. Скорая помощь прибыла через десять минут, и она не отпускала мою руку, пока мы не приехали в больницу.

3

Когда я вошел в здание фабрики, шум и запах сомкнулись вокруг меня, словно кокон. Работа моментально прекратилась, и послышались приглушенные голоса: «Сынок».

Сынок. Так они меня называли. Они говорили обо мне с теплотой и гордостью, как их предки о детях своих господ. Это рождало в них чувство солидарности и родства, помогавшее примириться с той скудной и однообразной жизнью, которой они вынуждены были жить.

Я миновал смешивающие чаны, прессы, формы и подошел к задней лестнице, ведущей в контору. Поднимаясь по ступенькам, я оглянулся. Мне улыбались сотни лиц. Я помахал рукой и улыбнулся в ответ точно так, как я всегда делал это с тех пор, когда впервые поднялся ребенком по этим ступеням.

Дверь наверху лестницы закрылась за мной, и шум моментально исчез. Пройдя небольшим коридором, я попал в приемную конторы.

Денби сидел за своим столом и, как всегда, что-то возбужденно писал. Девушка напротив него, казалось, выколачивала дьявола из пишушей машинки. Два других человека — мужчина и женщина — расположились на диване для посетителей.

Женщина была одета в черное и теребила в руках маленький белый носовой платок. Я вошел, и она посмотрела на меня. Мне не надо было объяснять, кто она. Та девушка была похожа на свою мать. Когда наши взгляды встретились, она отвернулась.

Денби поспешно поднялся.

— Ваш отец ждет.

Я промолчал. Денби открыл дверь, и я вошел в кабинет, огляделся. Невада стоял, опершись на книжный шкаф, расположенный у левой стены. Глаза его были полуприкрыты, но в них чувствовалась настороженность, так свойственная ему. Макаллистер находился в кресле напротив отца. Голова его была повернута в мою сторону. Отец же сидел за огромным, старым дубовым столом и свирепо смотрел на меня. В остальном кабинет был точно такой, каким я его помнил.