Пена. Дамское счастье - Эмиль Золя
Дениза ничего подобного не замышляла, у нее не было ни требований, ни расчета. Решение уйти проистекало из суждений посторонних людей, и суждения эти не переставали удивлять ее. Разве она хотела подобного? Демонстрировала хитрость, кокетство, честолюбие? Девушка искренне не понимала, за что ее можно было любить так неистово. Почему кто-то считает решение покинуть «Счастье» уловкой, если это единственно возможный выход?! Дениза тосковала. Ее мучили страхи: все о ней сплетничали, Муре не оставлял попыток сломить ее сопротивление, борьба с собой отнимала последние силы. Она решила уйти, чтобы не уступить Октаву, о чем жалела бы всю оставшуюся жизнь. Дениза была в отчаянии, не зная, как повести себя, чтобы ее перестали считать хищницей. Мысль о свадьбе раздражала, она готовилась решительно отказать, если Муре обезумеет настолько, чтобы сделать официальное предложение. Никто, кроме нее, не должен страдать… Необходимость расстаться с Октавом доводила ее до слез, но она упрямо твердила себе: «Так нужно; если поступить иначе, не будет тебе ни отдыха, ни радости!»
Муре прочел ее заявление, но остался холодно-отстраненным и молчаливым, боясь не совладать с гневом, потом сухо объявил, что дает ей неделю на размышления, прежде чем она совершит подобную глупость. Семь дней спустя она подтвердила, что хочет уволиться после открытия большого базара, и Муре снова сдержался и стал приводить разумные доводы: «Покинув „Дамское Счастье“, вы упустите свою удачу, вам нигде не предложат должности выше…» Муре она сказала, что пока не приискивала нового места и собирается для начала провести месяц в Валони, благо деньги у нее имеются. Муре тут же спросил, почему бы ей потом не вернуться в магазин, если дело только в самочувствии? Дениза молчала, измученная допросом, и Октав вообразил, что она едет к любовнику или, того хуже, к мужу. Разве она не заявила ему как-то вечером, что влюблена? Это признание, вырванное в час смятения, терзало сердце Октава, как ядовитая колючка. Возможно, этот мужчина – жених Денизы и она бросает все, чтобы следовать за ним. Тогда все кончено… И Муре добавил ледяным тоном, что не станет удерживать ее, раз она не хочет открыть ему истинную причину увольнения. Жесткий, но спокойный разговор ранил душу Денизы сильнее бурной сцены, которой она опасалась.
Всю неделю, что Дениза провела в магазине, Муре выглядел как живой мертвец. Инспектируя отделы, он притворялся, что не замечает ее, был сосредоточен, казался поглощенным делами. Несвойственная ему холодность скрывала от окружающих душевные метания. Им все чаще овладевало звериное бешенство, он жаждал пленить Денизу, как делали дикари, заткнуть ей рот и оставить при себе. Когда разум брал верх над эмоциями, он принимался искать практические способы удержать Денизу, но всякий раз понимал, что тут его могущество и деньги бессильны. Постепенно им стала овладевать одна мысль, она преодолевала его внутреннее сопротивление и обретала силу. После смерти госпожи Эдуэн он поклялся себе, что больше никогда не женится: первую большую удачу ему принесла женщина, значит и всех остальных он должен использовать подобным образом. Это было суеверие сродни тем, что населяли сознание Бурдонкля: директор большого магазина модных товаров должен быть холостяком, иначе не удастся сохранить власть над покупательницами и их желаниями. Женщина, допущенная в дом, меняет в нем атмосферу, изгоняет соперниц и заключает мужчину в ловушку своих эманаций. Октаву было бы проще умереть, чем сдаться, моментами Дениза казалась ему воплощенной Немезидой, олицетворением Вечной женственности, с которой ему не совладать после свадьбы. Настроение у Муре менялось быстро, он давал слабину и вновь обдумывал только что гневно отвергнутую перспективу. Чего ему бояться? Дениза так добра и разумна, что он может во всем на нее положиться. Двадцать раз в час истерзанная душа Октава подвергалась мучительной пытке. Гордость растравляла рану, он чувствовал, что теряет рассудок, когда вспоминал, что может услышать «нет», если Дениза и правда кого-то любит. На рассвете, в день большой распродажи, Муре все еще не договорился с собой, хотя через сутки его ждала разлука с любимой.
Бурдонкль вошел в кабинет патрона около трех часов дня. Муре сидел за столом, прикрыв глаза кулаками, и так глубоко задумался, что заместителю пришлось коснуться его плеча. Только после этого Муре поднял залитое слезами лицо, и они обменялись рукопожатием, как два соратника, выигравшие вместе не одно торговое сражение. Месяц назад поведение Бурдонкля совершенно переменилось: он признал верховенство Денизы и осторожно склонял патрона к женитьбе. Поступал так Бурдонкль, боясь лишиться места в ближнем круге, но были у него и другие побуждения, тайные. Дали о себе знать давние честолюбивые замыслы, мечта сожрать Муре, которому он столько времени угождал. Подобное намерение внушали воздух магазина и непрестанная борьба за лучшую жизнь, ведь торговля всегда расцветает во времена кровавых междоусобиц. Бурдонкль стал частью гигантской машины, им овладела жажда наживы, он заразился той ненавистью, которая испокон веку заставляет тощих уничтожать тучных. Он до сих пор не показал зубы из своего рода суеверного опасения лишиться удачи, но патрон впадает в детство, начал всерьез размышлять о браке с Денизой. Глупый поступок лишит его всех преимуществ молодого обаятельного вдовца, легко соблазняющего покупательниц. Может, не стоит отговаривать его? Со временем наследие этого человека, погубленного любовью к женщине, достанется ему без лишних усилий…
Бурдонкль сжимал руку Муре, испытывая грусть и жалость к товарищу, и твердил:
– Не падайте духом, женитесь на ней – и дело с концом!
Муре устыдился своего отчаяния и запротестовал:
– Фу, как глупо!.. Давайте-ка лучше обойдем отделы, посмотрим, как дела. Надеюсь, день выйдет отличный.
Они начали традиционную вечернюю инспекцию, пробираясь мимо покупателей, толпившихся у прилавков. Бурдонкль посматривал на Октава, удивленный и, чего греха таить, встревоженный всплеском невесть откуда взявшейся энергии, и жадно искал в морщинке у рта признаки страдания.
Торговля шла в бешеном темпе, здание содрогалось, как несущийся на всех парусах большой корабль. В отделе Денизы толпились матери с маленькими мальчиками и девочками, которых привели примерить новую одежду. Продавщицы вывесили все товары белого цвета, он главенствовал повсюду, при желании можно было одеть сонм теплолюбивых амуров в белые драповые пальто, платья из пике, нансука, белого кашемира и матлота, белые зуавские наряды. В центре красовалась одежда для первого причастия (хотя сезон еще не наступил): платье, вуаль из белого муслина и белые атласные туфельки. Все вместе напоминало цветущий весенний сад или огромный букет, символ невинности и восхитительного простодушия. Госпожа Бурделе усадила детей по росту – Мадлен, Эдмон, Люсьен – и попыталась утихомирить младшего. Он раскапризничался и отбивался от Денизы, которая решила одеть его в курточку из шерстяного муслина.
– Да успокойся же ты наконец!.. – прикрикнула на Люсьена мать и спросила: – Вам не кажется, что она ему узковата?
С видом многоопытной покупательницы госпожа Бурделе щупала ткань, оценивала фасон, проверяла швы.
– А впрочем, нет, – признала она. – Непростое это дело – подбирать наряды малышне!.. Теперь давайте найдем пальто для этой взрослой барышни.
Народу было так много, что Дениза решила сама поискать пальто и вдруг удивленно воскликнула:
– Жан, откуда ты здесь взялся? Что-то стряслось?
Перед девушкой стоял ее брат с большим свертком под мышкой. Неделю назад он обвенчался, и в субботу
