Чарльз Диккенс - Замогильные записки Пикквикского клуба
— Безъ малѣйшаго сомнѣнія: одно только инкогнито можетъ упрочить мою безопасность. — Ну, теперь скажите, молодой человѣкъ, гдѣ вашъ господинъ?
— Здѣсь, сэръ: въ солнечномъ нумерѣ. Онъ и два пріятеля остановились здѣсь переночевать проѣздомъ въ Лондонъ.
— Не съ нимъ-ли и м-ръ Винкель? — спросилъ м-ръ Поттъ, слегка нахмуривъ брови.
— Нѣтъ, сэръ. М-ръ Винкель живетъ теперь въ своей семьѣ,- отвѣчалъ Самуэль. — Онъ женился, сэръ.
— Женился! — воскликнулъ Поттъ въ порывѣ величайшаго одушевленія. Затѣмъ онъ пріостановился, бросилъ мрачную улыбку и прибавилъ вполголоса такимъ тономъ, въ которомъ ясно выражалось удовольствіе затаенной мести. — Подѣломъ ему, подѣломъ ему, подѣломъ!
Насытивъ такимъ образомъ свою злобу надъ низверженнымъ врагомъ, м-ръ Поттъ пожелалъ узнать, кто были теперешніе друзья м-ра Пикквика, Синіе или Желтые? Самуэль безъ запинки отвѣчалъ утвердительно и положительно, что оба они были Синіе съ ногъ до головы, хотя, натурально, никогда онъ и не думалъ справляться о политическихъ мнѣніяхъ господъ Сойера и Аллена. Услышавъ такой успокоительный отвѣтъ, м-ръ Поттъ немедленно отправился въ солнечный нумеръ, гдѣ и былъ съ восторгомъ принятъ м-ромъ Пикквикомъ и его друзьями. Послѣ первыхъ привѣтствій, рекомендацій и разспросовъ, журналистъ охотно согласился раздѣлить съ путешественниками ихъ обѣдъ, заказанный въ огромнѣйшемъ размѣрѣ.
— A какъ идутъ дѣла въ Итансвиллѣ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ, когда Поттъ сѣлъ y камина и путешественники, сбросивъ мокрые сапоги, надѣли туфли. — «Журавль» все еще продолжаетъ свое существованіе?
— Да, сэръ, эта газета, къ стыду человѣчества, все еще влачитъ до времени свое жалкое и унизительное существованіе, справедливо презираемая даже тѣми, которые знаютъ о ея позорномъ бытіи, — отвѣчалъ м-ръ Поттъ, очевидно, обрадованный тѣмъ, что вошелъ, наконецъ, въ свою обычную колею. — Да, сэръ, «Журавль» хрипитъ еще, и не только хрипитъ, но даже дерзновенно поднимаетъ свою гнусную голову, забывая всякій стыдъ и совѣсть; но съ нѣкотораго времени, можно сказать, онъ завязъ по уши въ своей собственной грязи и захлебывается мутной и ядовитой влагой, которую самъ же изрыгаетъ изъ своей гнусной пасти.
Разразившись этими сентенціями, журналистъ остановился перевести духъ и бросилъ величественный взглядъ на Боба Сойера.
— Вы еще молодой человѣкъ, сэръ, — замѣтилъ м-ръ Поттъ.
М-ръ Бобъ Сойеръ поклонился.
— И вы тоже, — продолжалъ Поттъ, обращаясь къ м-ру Бену Аллену.
Бенъ не противорѣчилъ.
— При всемъ томъ, господа, вы уже напоены и пропитаны этими синими принципами, что, конечно, дѣлаетъ честь и уму вашему, и сердцу. Я, съ своей стороны, поклялся поддерживать эти принципы для благосостоянія трехъ соединенныхъ королевствъ, и свѣтъ знаетъ, умѣю-ли я держать свою клятву.
— Я, признаться, не совсѣмъ понимаю эти вещи, — отвѣчалъ Бобъ Сойеръ:- я…
— Не Желтый, конечно, м-ръ Пикквикъ, — прервалъ Поттъ, безпокойно повернувшись въ креслахъ. — Пріятель вашъ не изъ Желтыхъ, сэръ?
— Нѣтъ, нѣтъ, — отвѣчалъ Бобъ, — я слишкомъ пестръ въ настоящую минуту и, можетъ быть, соединяю въ себѣ самую разнообразную коллекцію цвѣтовъ.
— То есть, сэръ, вы еще находитесь въ переходномъ состояніи, — подхватилъ м-ръ Поттъ торжественнымъ тономъ. — Колебаніе вашего духа можетъ, смотря по обстоятельствамъ, принести вамъ пользу или вредъ. Поэтому, сэръ, я бы желалъ прочесть вамъ рядъ послѣднихъ моихъ статей, появившихся въ "Итансвилльской синицѣ". Нѣтъ никакого сомнѣнія, что послѣ этого чтенія колебаніе ваше пройдетъ и мнѣнія ваши, однажды навсегда, получатъ твердый и опредѣленный характеръ.
— Я посинѣю, вѣроятно, и, можетъ быть, даже побагровѣю, прежде чѣмъ вы успѣете прочесть эти статьи, — отвѣчалъ Бобъ.
М-ръ Поттъ искоса взглянулъ на Боба Сойера и потомъ, обращаясь къ м-ру Пикквику, сказалъ:
— Вы, конечно, видѣли литературныя статьи, которыя въ послѣдніе три мѣсяца помѣщались въ "Итансвилльской синицѣ". Онѣ, смѣю сказать, обратили на себя всеобщее вниманіе и произвели во всѣхъ единодушный восторгъ.
— Я долженъ сказать вамъ откровенно, — отвѣчалъ м-ръ Пикквикъ; приведенный въ нѣкоторое затрудненіе этимъ вопросомъ:- въ послѣднее время были y меня занятія, не имѣвшія никакого отношенія къ литературѣ, и я никакъ не удосужился прочесть вашихъ статей.
— Напрасно, сэръ, напрасно, — сказалъ м-ръ Поттъ, дѣлая очень строгую мину. — Это очень жаль.
— Я прочту ихъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Прочитайте непремѣнно. Онѣ появлялись подъ однимъ общимъ заглавіемъ "О китайской метафизикѣ", сэръ.
— А! — замѣтилъ м-ръ Пикквикъ. — И все это, натурально, произведеніе вашего пера, сэръ?
— Нѣтъ, произведеніе моего сотрудника въ отдѣлѣ критики, сэръ, — отвѣчалъ Поттъ съ большимъ достоинствомъ.
— Предметъ, должно быть, очень трудный, — сказалъ м-ръ Пикквикъ.
— Чрезвычайно трудный и удивительно интересный, — отвѣчалъ Поттъ съ глубокомысліемъ истиннаго философа. — Сотрудникъ мой, по моему указанію, воспользовался всѣми источниками, какіе только могъ найти въ Британской Энциклопедіи.
— Это однакожъ странно, — замѣтилъ м-ръ Пикквикъ. — Я не зналъ до сихъ поръ, что въ Британской Энциклопедіи помѣщены какіе-нибудь матеріалы относительно китайской метафизики.
— Ничего нѣтъ страннаго, — отвѣчалъ Поттъ, положивъ одну руку на колѣно м-ра Пикквика и бросая вокругъ себя многозначительную улыбку. — Разумѣется, вы не найдете тамъ отдѣльнаго трактата о метафизическихъ воззрѣніяхъ китайцевъ, за то сыщете статью о метафизикѣ подъ буквой М. и статью о Китаѣ подъ буквой К. Все это надобно сравнить, сличить, взвѣсить, сообразить и переварить въ горнилѣ чистаго, абсолютнаго размышленія, и все это, дѣйствительно, подъ моимъ непосредственнымъ наблюденіемъ и руководствомъ, сдѣлалъ мой неутомимый сотрудникъ. Дѣло мастера боится, м-ръ Пикквикъ.
И при этихъ ученыхъ соображеніяхъ физіономія м-ра Потта приняла такое всеобъемлющее выраженіе необыкновенной мудрости, что м-ръ Пикквикъ не осмѣливался возобновить разговора въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ, и уже не прежде, какъ черты журналиста разгладились до степени обыкновеннаго джентльмена, онъ возобновилъ бесѣду такимъ образомъ:
— Позволительно-ли спросить, какой великій предметъ завлекъ васъ въ эту сторону, столько отдаленную отъ постояннаго поприща вашихъ дѣйствій?
— Этотъ великій предметъ, сэръ, — благо моего отечества, — отвѣчалъ м-ръ Поттъ съ кроткою улыбкой, — то самое благо, которое обыкновенно вдохновляетъ и одушевляетъ меня при всѣхъ этихъ гигантскихъ трудахъ.
— Вѣроятно, вы имѣете какое-нибудь важное порученіе отъ вашего общества? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.
— Да, сэръ, вы угадали, — отвѣчалъ Поттъ и, наклоняясь къ уху м-ра Пикквика, прибавилъ таинственнымъ шопотомъ, — Желтые завтра вечеромъ даютъ балъ въ Бирмингемѣ.
— Неужели!
— Да, сэръ, балъ и ужинъ!
— Возможно-ли это?
— Очень возможно, если я вамъ говорю.
Но, несмотря на необычайное изумленіе при этой оглушительной вѣсти, м-ръ Пикквикъ, почти незнакомый съ мѣстною политикою, не могъ составить ни малѣйшаго понятія о важности желтыхъ замысловъ и желтыхъ плановъ, имѣвшихъ отношеніе къ этому политическому балу. Замѣтивъ это обстоятельство, м-ръ Поттъ вынулъ изъ кармана послѣдній нумеръ "Итансвилльской синицы" и для общаго назиданія громогласно прочиталъ слѣдующій параграфъ.
"Послѣднее пронырство желтой сволочи".
"Одинъ изъ нашихъ соотечественниковъ, олицетворяющій въ себѣ гнусную и пресмыкающуюся гадину, отрыгнулъ недавно змѣиный ядъ безсильнаго бѣшенства и злобы противъ знаменитаго и славнаго представителя нашего въ парламентѣ, достопочтеннаго м-ра Сломки, — того самаго Сломки, о которомъ мы предсказали въ свое время, — и кто не видитъ, что предсказаніе наше оправдалось и сбылось блистательнѣйшимъ образомъ, — что онъ сдѣлается украшеніемъ и честью своей націи, ея защитникомъ и могущественной опорой во всѣхъ начинаніяхъ, клонящихся къ общественному благу. И что же? Этотъ змѣевидный соотечественникъ, говоримъ мы, позволилъ себѣ издѣваться по поводу издержекъ, употребленныхъ на покупку великолѣпной угольницы изъ чистаго серебра, которую благодарные сограждане вознамѣрились поднести своему достойнѣйшему сочлену. Отринувъ всякій стыдъ и совѣсть, этотъ безымянный извергъ, готовый кощунствовать надъ всякими благороднѣйшими движеніями сердца, вздумалъ съ безпримѣрною дерзостью увѣрять, будто достопочтенный м-ръ Сломки самъ, черезъ одного изъ пріятелей своего домоуправителя, подписалъ на три четверти всей суммы, какой долженъ былъ стоить этотъ вышеозначенный подарокъ. Жалкая тварь! Неужели, спрашиваемъ мы, не видитъ этотъ пресмыкающійся гадъ, что, предположивъ даже дѣйствительность этого факта, достопочтенный м-ръ Сломки выставляется еще въ болѣе выгодномъ и блистательнѣйшемъ свѣтѣ, если только это возможно? Думаетъ-ли онъ, что этотъ великодушный поступокъ въ состояніи отвратить отъ него умы и сердца благородныхъ согражданъ, если только они не хуже какихъ-нибудь свиней, или, другими словами, не столь низки и презрѣнны, какъ этотъ гнусный извергъ?… Но это еще не все: желтая сволочь, продолжая свои интриги, думаетъ на этихъ дняхъ прибѣгнуть къ самому отчаянному пронырству, какое только когда-либо рождалось въ узколобыхъ головахъ. Утверждаемъ смѣло и рѣшительно, что въ настоящую минуту совершаются скрытымъ и тайнымъ образомъ приготовленія къ желтому балу, и этотъ балъ данъ будетъ въ желтомъ городѣ, въ самомъ центрѣ, или, правильнѣе, въ самомъ гнѣздѣ желтаго народонаселенія, которое на этотъ случай избираетъ желтаго церемоніймейстера, приглашаетъ четырехъ ультражелтыхъ членовъ изъ парламента и заготовляетъ для входа только желтые билеты! Но… ожидаетъ-ли этого безстыдный соотечественникъ? Пусть онъ томится и крушитъ себя въ безсильной злобѣ, когда перо наше начертываетъ эти слова: "Мы будемъ тамъ!"
