Чарльз Диккенс - Холодный дом
Изнемогающий кузен надеется только, что кого-нибудь казнят… в назидание пгочим. Полагает, что в нынешние вгемена… повесить челаэка тгудней… чем достать челаэку место… хотя бы на десять тыщ в год. Не сомневается… что в пгимег пгочим… гогаздо лучше повесить не того, кого надо… чем никого.
– Видите ли, сэр, вы знаете жизнь, – говорит мистер Баккет, одобрительно подмигивая и сгибая палец, – и можете подтвердить то, что я сказал этой леди. Не к чему говорить вам, что, получив информацию, я взялся за работу. Вы знаете такие вещи, о каких леди и понятия не имеют, да этого от них и ждать нельзя. Бог мой! Особенно когда леди занимают столь высокое положение в обществе, как вы, мисс, – объясняет мистер Баккет, даже покраснев от того, что опять чуть было не сказал «душечка».
– Волюмния, – внушает сэр Лестер, – инспектор верен своему долгу и совершенно прав.
Мистер Баккет бормочет:
– Я рад, что удостоился вашего одобрения, сэр Лестер Дедлок, баронет.
– В самом деле, Волюмния, – продолжает сэр Лестер, – вы не подаете примера, достойного подражания, задавая инспектору подобные вопросы. Он сам наилучший судья во всем, что касается его ответственности; он отвечает за свои действия. И нам, помогающим издавать законы, не подобает препятствовать и мешать тем, кто приводит их в исполнение. Или, – сэр Лестер теперь говорит довольно суровым тоном, ибо Волюмния пыталась перебить его раньше, чем он успел закончить фразу, – или тем, кто восстанавливает их поруганное величие.
Волюмния смиренно объясняет, что ею движет не простое любопытство (вообще столь свойственное юным и ветреным представительницам ее пола), но что она положительно умирает от жалости и участия к милейшему человеку, утрату которого оплакивают все.
– Прекрасно, Волюмния, – говорит сэр Лестер. – В таком случае вам надлежит быть как можно более осмотрительной.
Мистер Баккет пользуется паузой, чтобы снова заговорить.
– Сэр Лестер Дедлок, баронет, с вашего позволения и между нами, я не прочь сообщить этой леди, что считаю расследование дела почти законченным. Это великолепное дело… великолепное… а то немногое, чего не хватает, чтобы его закончить, я надеюсь раздобыть через несколько часов.
– Я от души рад слышать об этом, – отзывается сэр Лестер. – Это можно поставить вам в большую заслугу.
– Сэр Лестер Дедлок, баронет, – продолжает мистер Баккет очень серьезным тоном, – надеюсь, это будет поставлено мне в заслугу и одновременно принесет удовлетворение всем. Видите ли, мисс, – объясняет мистер Баккет, устремляя серьезный взгляд на сэра Лестера, – когда я говорю, что это великолепное дело, надо понимать – великолепное с моей точки зрения. С точки зрения других лиц, такие дела всегда более или менее неприятны. Бывает, что мы узнаем о весьма странных происшествиях в семейных домах, мисс, – таких происшествиях, верьте мне, что вы бы сказали: да это просто чудеса в решете.
Волюмния соглашается с ним, издав легкое взвизгивание невинного младенца.
– Да, мисс, и даже – в благороднейших семействах, знатнейших семействах, высокопоставленных семействах, – говорит мистер Баккет и снова искоса бросает на сэра Лестера серьезный взгляд. – Я и раньше имел честь оказывать услуги высокопоставленным семействам; и вы представить себе не можете – ну, пойду дальше, скажу, что даже вы не можете себе представить, сэр, – обращается он к изнемогающему кузену, – какие порой случаются истории!
Кузен, который от неизбывной скуки то и дело нахлобучивал себе на голову диванные подушки, зевает и произносит: «Весь-а-ятно», – что означает: «Весьма вероятно».
Рассудив, что теперь как раз настала пора отпустить инспектора, сэр Лестер властно прекращает разговор словами: «Очень хорошо. Благодарю вас!», а мановением руки объявляет, что беседа кончена, и если высокопоставленные семейства предаются низким порокам, то пусть они сами и расхлебывают все последствия.
– Не забудьте, инспектор, – снисходительно добавляет он, – что я в вашем распоряжении во всякое время, когда вам будет угодно.
Мистер Баккет (все с тем же серьезным видом) спрашивает: удобно ли будет сэру Лестеру принять его завтра утром, в случае, если, как и надо ожидать, дело подвинется вперед? Сэр Лестер отвечает: «В любое время!» Мистер Баккет, отвесив свои три поклона, направляется к выходу, но вдруг вспоминает нечто, о чем совсем было позабыл.
– Кстати, могу я спросить, – осведомляется он вполголоса, из осторожности вернувшись на прежнее место, – кто повесил на лестнице объявление о награде?
– Это я велел повесить его туда, – отвечает сэр Лестер.
– Вы не сочтете меня дерзким, сэр Лестер Дедлок, баронет, если я спрошу вас – зачем?
– Вовсе нет. Я выбрал это место как одно из самых заметных в доме. Мне кажется, что чем чаще объявление будет бросаться в глаза людям, тем лучше. Я хочу внушить всем в моем доме мысль о том, как тяжко это преступление, как твердо я решил покарать виновника и как безнадежны любые попытки избежать возмездия. Впрочем, инспектор, вы знаете дело лучше меня, и если вы имеете какие-либо возражения…
Мистер Баккет пока не имеет никаких возражений; раз уж объявление есть, лучше его не снимать. Снова отвесив каждому из троих по поклону, он удаляется и закрывает дверь, а Волюмния слабо взвизгивает перед тем, как сказать, что этот восхитительно ужасный человек – просто какое-то вместилище страшных тайн.
Любя общество и умея приноравливаться ко всем его слоям, мистер Баккет останавливается в вестибюле перед камином, где в этот ранний зимний вечер пылает яркий, пышущий жаром огонь, и восторгается Меркурием.
– Ну и рост у вас, – шесть футов и два дюйма будет, а? – говорит мистер Баккет.
– И три дюйма, – отвечает Меркурий.
– Не может быть! До чего вы широки в плечах! – на первый взгляд и не угадаешь, что такой рослый. Вы не из тонконогих, э, нет! Скажите, вас никогда не лепил скульптор, натурщиком быть не доводилось?
Задавая этот вопрос, мистер Баккет слегка повернул и наклонил голову, придав такое выражение своим глазам, что его можно принять за ценителя искусств.
Меркурию никогда не доводилось быть натурщиком.
– А жаль; надо бы вам попробовать, – говорит мистер Баккет. – Один мой приятель-скульптор, – вы скоро услышите, что он попал в Королевскую академию, – дорого бы дал за то, чтобы сделать с вас набросок, а потом изваять вашу статую из мрамора. Миледи, кажется, нет дома?
– Уехала на званый обед.
– Выезжает чуть не каждый день, а?
– Да.
– И немудрено! – говорит мистер Баккет. – Такая роскошная женщина, такая красавица, такая изящная, такая шикарная, да она прямо украшение для любого дома, куда бы ни поехала, ни дать ни взять – свежий лимон на обеденном столе. А ваш папаша служил по той же части, что и вы?
Следует отрицательный ответ.
– Мой служил по этой самой, – говорит мистер Баккет. – Сначала он был мальчиком на побегушках, потом ливрейным лакеем, потом дворецким, потом управляющим, а потом уж завел свой собственный трактир. При жизни пользовался всеобщим уважением, а когда умер – все по нем плакали. Лежа на смертном одре, говорил, что считает годы, проведенные в услужении, самым почетным временем своей жизни; да так оно и было. У меня родной брат в услужении и брат жены тоже. А что, у миледи хороший характер?
– Обыкновенный, – ответствует Меркурий. – Какой у всех леди, такой и у нее.
– Так! – отзывается мистер Баккет. – Значит, немножко избалована? Немножко капризна? Бог мой! Чего еще можно ожидать от женщин, если они такие красотки? За это-то самое они нам и нравятся, правда?
Засунув руки в карманы своих коротких атласных штанов персикового цвета и вытянув стройные ноги в шелковых чулках, Меркурий тоном заправского ловеласа говорит, что не может этого отрицать.
Слышен стук колес и неистовый звон колокольчика.
– Легка на помине! – говорит мистер Баккет. – Приехала!
Распахивается дверь, и миледи проходит по вестибюлю. Как всегда, очень бледная, она одета в полутраур, и на руках у нее два великолепных браслета. Красота этих браслетов, а может, и красота ее рук привлекает внимание мистера Баккета. Жадным взором он смотрит на них и чем-то бренчит у себя в кармане… быть может, медяками.
Заметив его издали, миледи устремляет вопросительный взгляд на другого Меркурия, того, что привез ее домой.
– Это мистер Баккет, миледи.
Шаркнув ножкой, мистер Баккет приближается к миледи, водя перед губами своим демоном-другом.
– Вы дожидаетесь сэра Лестера?
– Нет, миледи; я его уже видел.
– Вам нужно что-нибудь сказать мне?
– Не сейчас, миледи.
– Узнали что-нибудь новое?
– Кое-что, миледи.
Разговор ведется на ходу. Она даже не остановилась и плавно поднимается по лестнице одна. Подойдя ближе, мистер Баккет смотрит, как она поднимается по тем ступеням, по которым старик спустился в могилу, проходит мимо грозной скульптурной группы вооруженных воинов и их теней на стене, проходит мимо печатного объявления, на которое бросает взгляд, и скрывается из виду.
