Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пиквикского клуба

После такого торжественного заявления мистер Снодграсс снова отвесил поклон, заглянул в свою шляпу и направился к двери.

— Постойте! — заревел Уордль. — Почему… чтоб вас побрали…

— …небесные силы, — кротко подсказал мистер Пиквик, опасавшийся худшего.

— Ладно — небесные силы, — повторил Уордль, не возражая против такой замены, — почему вы мне сразу этого не сказали?

— Или не доверились мне? — прибавил мистер Пиквик.

— Ах, боже мой! — воскликнула Арабелла, спеша на выручку. — Какой смысл задавать сейчас все эти вопросы, когда вы из корысти хотели иметь зятя побогаче, и сами это знаете, а вдобавок вы такой вспыльчивый и жестокий, что вас боятся все, кроме меня! Пожмите ему руку и ради господа бога прикажите, чтобы ему принесли пообедать: у него такой вид, как будто он умирает с голоду. И пускай вам сейчас же подадут вина, потому что с вами сладу нет, пока вы не выпьете по крайней мере двух бутылок.

Достойный старый джентльмен ущипнул Арабеллу за ухо, расцеловал ее без всяких стеснений, очень нежно поцеловал свою дочь и горячо пожал руку мистеру Снодграссу.

— Она права по крайней мере в одном пункте, — весело сказал старый джентльмен. — Позвоните, чтобы нам дали вина.

Явилось вино, и в ту же секунду появился и Перкер. Мистеру Снодграссу накрыли за отдельным столиком, и, пообедав, он придвинул свой стул к Эмили, не вызывая ни малейшего протеста со стороны пожилого джентльмена.

Вечер прошел чудесно. Маленький мистер Перкер удивительно разошелся, рассказал несколько смешных историй и спел печальный романс, который оказался таким же забавным, как и его анекдоты. Арабелла была очень мила, мистер Уордль — очень весел, мистер Пиквик — очень приветлив, мистер Бен Эллен очень буен, влюбленные — очень молчаливы, мистер Уинкль — очень разговорчив, а все — очень счастливы.

ГЛАВА LV

Мистер Соломон Пелл с помощью выборного комитета кучеров улаживает дела мистера Уэллера-старшего

— Сэмивел, — сказал мистер Уэллер, обращаясь к своему сыну утром после похорон, — я нашел его, Сэмми. Я так и думал, что оно там.

— Что вы нашли и где? — осведомился Сэм.

— Завещание твоей мачехи, Сэмми, — отвечал мистер Уэллер. — В нем сделаны распоряжения насчет оболгаций, о которых я тебе говорил вчера.

— А разве она вам не сказала, где оно лежит? — спросил Сэм.

— Ни словечком не обмолвилась, Сэмми, — отвечал мистер Уэллер. — Мы улаживали наши маленькие свары, а я старался ее подбодрить и совсем забыл спросить о завещании. И, пожалуй, я бы и спрашивать не стал, даже если бы вспомнил, — добавил мистер Уэллер. — Нехорошее это дело, Сэмми, надоедать больному вопросами об его деньгах, когда ухаживаешь за ним. Это все равно, что усаживать в карету наружного пассажира, слетевшего с крыши, вздыхать и спрашивать, как он себя чувствует, и в то же время запустить ему руку в карман.

Иллюстрировав свою мысль таким примером, мистер Уэллер достал из бумажника грязный лист почтовой бумаги, исписанный каракулями, беспорядочно лепившимися друг к другу.

— Вот он — документ, Сэмми, — сказал мистер Уэллер. — Я нашел его в маленьком чайнике на верхней полке буфета. Бывало, еще до замужества, она хранила там свои банковые билеты, Сэмивел. Я много раз видел, как она снимала крышку с чайника, когда нужно было платить по счетам. Бедняжка! Она могла бы наполнить своими завещаниями все чайники в доме и не почувствовала бы никакого неудобства, потому что последнее время почти не интересовалась этим напитком, вот только в вечера трезвости они закладывали фундамент чаем, чтобы залить его спиртным.

— Что же тут сказано? — спросил Сэм.

— Точь-в-точь то самое, что я тебе говорил, сын мой, — отвечал родитель. — «Двести фунтов оболгациями моему пасынку Сэмивелу, а все остальное мое имущество, какое бы оно ни было, моему мужу Тони Вэллеру, которого я назначаю моим единственным душеприказчиком».

— И это все? — осведомился Сэм.

— Все, — сказал мистер Уэллер. — А так как только мы с тобой заинтересованы и для нас все ясно и понятно, то мы преспокойно можем бросить эту бумажку в огонь.

— Что вы делаете, сумасшедший! — закричал Сэм, выхватывая бумагу, когда его родитель в простоте душевной начал разгребать угли, чтобы перейти от слов к делу. — Нечего сказать, хорош душеприказчик!

— А чем плох? — осведомился мистер Уэллер, сердито оглядываясь, с кочергой в руке.

— Чем плох! — воскликнул Сэм. — Да тем, что ее нужно сперва заверить, утвердить и присягу принести и всякие формальности проделать.

— Ты это не шутя говоришь? — спросил мистер Уэллер, опуская кочергу.

Сэм старательно спрятал завещание в боковой карман и взглядом дал понять, что не только не шутит, но говорит очень серьезно.

— Тогда я вот что скажу, — объявил мистер Уэллер после недолгих размышлений, — с этим делом надо идти к закадычному другу лорд-канцлера. Пелл должен обмозговать его, Сэмми. Он мастер разбираться в трудных юридических вопросах. Эту самую штуку мы сейчас же предъявим в Суд состоятельных, Сэмивел.

— Никогда еще я не видывал такого безмозглого старика! — вспылил Сэм. — Олд-Бейли, Суд состоятельных, алиби и всякая чепуха забили ему башку! Надели бы вы лучше парадный костюм да отправились бы по этому делу в город, вместо того чтобы проповедовать о том, чего не понимаете.

— Очень хорошо, Сэмми, — отвечал мистер Уэллер, — я на все готов, чтобы покончить с этим делом. Но заметь, мой мальчик, никто, кроме Пелла, не годится в юридические советчики.

— Я никого другого и не хочу, — отозвался Сэм. — Ну что, готовы?

— Подожди минутку, Сэмми, — сказал мистер Уэллер, который повязывал шарф перед маленьким зеркалом у окна, а затем с превеликим трудом начал напяливать верхнюю одежду. — Подожди минутку, Сэмми. Когда доживешь до моих лет, сын мой, тебе не так просто будет влезть в жилет.

— Если мне такого труда будет стоить в него влезать, будь я проклят, коли стану носить жилет, — отвечал сын.

— Это тебе теперь так кажется, — возразил отец с важностью, соответствующей его возрасту, — а вот подожди: начнешь толстеть — начнешь умнеть. Толщина и мудрость, Сэмми, всегда произрастают вместе.

Произнеся эту непогрешимую сентенцию — результат многолетнего опыта и наблюдений, — мистер Уэллер, ловко изогнувшись, заставил нижнюю пуговицу сюртука исполнять свои обязанности. Отдышавшись, он почистил локтем шляпу и объявил, что готов.

— Два ума хорошо, а четыре еще лучше, Сэмми, — сказал мистер Уэллер, когда они в охотничьей двуколке катили по лондонской дороге, — это-вот имущество — лакомый кусок для юридического джентльмена, а потому мы прихватим с собой двух моих приятелей, которые на него напустятся, если он позволит себе что-нибудь… не тово… Возьмем тех двоих, которые провожали нас тогда во Флит. Они — первейшие знатоки, — вполголоса добавил мистер Уэллер, — первейшие знатоки в лошадях.

— И в юристах? — полюбопытствовал Сэм.

— Кто знает толк в животных, тот знает толк во всем, — отвечал отец таким авторитетным тоном, что Сэм не посмел опровергать его замечание.

Во исполнение этого важного решения они обратились за помощью к джентльмену с пятнистым лицом и еще к двум очень толстым кучерам, которых мистер Уэллер выбрал, должно быть, за их толщину и соответствующую ей мудрость. Заручившись их согласием, они отправились в трактир на Портюгел-стрит, откуда и направили посланца в Суд по делам о несостоятельности, находившийся через дорогу, с приказанием немедленно вызвать мистера Соломона Пелла.

К счастью, посланец нашел мистера Соломона Пелла в суде; по случаю затишья в делах он подкреплялся холодной закуской: эбернетиевским бисквитом[157] и колбасой. Лишь только приглашение было ему передано, он сунул остатки колбасы в карман, где лежали различные юридические документы, и перебежал улицу с таким проворством, что явился в трактир раньше, чем посланный успел выбраться из суда.

— Джентльмены, — сказал Пелл, приподняв шляпу, — я весь к вашим услугам. Я отнюдь не намерен вам льстить, джентльмены, но нет на свете ни единого человека, кроме вас пятерых, для которого я бы ушел сегодня из суда.

— Так много дел? — осведомился Сэм.

— Пропасть! — отвечал Пелл. — Дела у меня по горло, как не раз говаривал мне, джентльмены, мой друг, покойный лорд-канцлер, выходя из палаты лордов после рассмотрения апелляций. Бедняга! Он быстро уставал, ему очень тяжело приходилось от этих апелляций. Уверяю вас, я частенько думал, что они его доконают.

Тут мистер Пелл покачал головой и умолк, после чего старший мистер Уэллер, подтолкнув локтем соседа, словно предлагая ему обратить внимание на связи законоведа с высокими особами, спросил, не отразились ли вышеупомянутые обязанности пагубно на здоровье его благородного друга.