Оноре Бальзак - Урсула Мируэ
— Хищнице! — воскликнул сборщик налогов.
— Похитительнице наследства! — сказал секретарь мирового суда.
— Спокойнее, друзья мои, — сказал нотариус, — не то я возьму шляпу и откланяюсь.
— Ладно, старина, — сказал Миноре, подавая ему стаканчик, — выпейте рома... он прямиком из Рима. И вперед! — плачу двойные прогоны.
— Урсула, конечно, законная дочь Жозефа Мируэ, но отец ее — побочный сын Валентина Мируэ, тестя вашего дяди. Следовательно, Урсула приходится доктору Дени Миноре побочной племянницей. А раз она побочная племянница, то завещание, которое составит в ее пользу доктор, может быть опротестовано, и если он откажет ей свое состояние, вы сможете подать на нее в суд; процесс для вас очень невыгоден, поскольку Урсула может утверждать, что вовсе не состоит с доктором в родстве, однако беззащитную девушку такой процесс испугает, и вы сможете добиться полюбовного соглашения.
— Закон о побочных детях так строг, — вставил свежеиспеченный правовед, сгоравший от желания блеснуть своими познаниями, — что, по постановлению кассационного суда от 7 июля 1817 года, побочный ребенок не вправе требовать от своего побочного родителя даже пропитания. Из чего следует, что понятие родства применительно к незаконнорожденному ребенку трактуется законом очень широко. Закон преследует даже законных потомков незаконнорожденных детей, ибо исходит из того, что, получая наследство, внуки выступают посредниками своих незаконнорожденных отцов. Это следует из статей 757, 908 и 911 Гражданского кодекса, рассмотренных совокупно. Поэтому Парижский королевский суд 26 декабря прошлого года ограничил право завещателей отказывать имущество законным детям их побочных сыновей; меж тем завещатели эти — не родители, а всего лишь дедушки своим побочным внукам, и, следовательно, являются по отношению к ним такими же посторонними лицами, как доктор по отношению к Урсуле.
— Все это, — возразил Гупиль, — касается, по-моему, только прав побочных внуков на имущество их дедов и вовсе не касается дядьев, которые, на мой взгляд, не связаны никакими узами родства с законными детьми своих побочных шуринов. Урсула не родственница доктору Миноре. Я вспоминаю решение Кольмарского королевского суда, принятое в 1825 году, как раз когда я кончал курс права; суд постановил тогда, что если побочный ребенок умер, его потомки не могут считаться посредниками в отношении наследства. А ведь отца Урсулы нет в живых.
Доводы Гупиля произвели то, что в отчетах о заседаниях Палаты журналисты именуют глубоким потрясением.
— И что это означает? — воскликнул Дионис. — Только одно: что суду еще никогда не доводилось решать дело о завещании, написанном дядей в пользу побочной племянницы, но стоит ему заняться таким делом, и строгость французского законодательства о побочных детях сослужит нам добрую службу — тем более что судьи нынче — люди богобоязненные. Поэтому я ручаюсь, что Урсула очень скоро согласится на выгодное для вас полюбовное соглашение, особенно если пригрозить ей кассационным судом.
Ощутив себя владельцами кучи золота, наследники заулыбались, зашевелились, замахали руками и не заметили, что Гупиль неодобрительно качает головой. Однако стоило Дионису произнести страшное слово «Но!..» — и встревоженные наследники замолчали, как по команде. Словно марионетки, послушные воле дергающего за нитки комедианта, все они обернулись и впились глазами в нотариуса.
— Но никакой закон не может помешать вашему дядюшке удочерить Урсулу или жениться на ней, — продолжал Дионис. — Удочерение вы можете опротестовать и, я думаю, выиграете дело: королевский суд не любит шутить с удочерениями и примет вашу сторону. Конечно, доктор — кавалер ордена Святого Михаила, офицер Почетного легиона и бывший лейб-медик, но все это ему не поможет. Другое дело женитьба, которую к тому же нетрудно утаить от чужих глаз. Старикан достаточно хитер, чтобы уехать в Париж, прожить там год и обвенчаться, указав в брачном контракте, что за невестой получен миллион приданого. Итак, единственное, чего вам следует опасаться, — это женитьбы доктора.
Тут нотариус сделал паузу.
— Есть и другая опасность, — снова вмешался Гупиль с видом знатока, — доктор может отказать все свое состояние третьему лицу, например папаше Бонграну, подписав фидеикомисс[122] в пользу мадемуазель Урсулы Мируэ.
— Если вы будете докучать дядюшке, — перебил Дионис своего первого клерка, — если вы не будете отменно ласковы с его Урсулой, то он женится либо прибегнет к фидеикомиссу, о котором толкует Гупиль; не думаю, впрочем, что он на это пойдет: фидеикомисс — штука опасная. Что до женитьбы, то ее легко предотвратить. Стоит только Дезире самую малость приударить за девчонкой, и она уже, конечно, предпочтет старику очаровательного юношу, гордость всего Немура.
— Матушка, — шепнул Зелии ее сын, прельщенный столько же суммой приданого, сколько и красотой Урсулы, — если я женюсь на ней, все деньги будут наши.
— Ты что, спятил? Ты, у которого будет пятьдесят тысяч ливров годового дохода, ты, который должен стать депутатом! Пока я жива, я не дам тебе связаться с кем попало и загубить свою карьеру! Семьсот тысяч франков?.. Было б о чем говорить. Единственная дочь господина мэра будет иметь пятьдесят тысяч в год, а он ко мне уже подъезжал насчет свадьбы...
Слова матери, впервые в жизни говорившей с ним резко, лишили Дезире всякой надежды на брак с прекрасной Эстер[123] — он знал, что ни ему, ни отцу не под силу нарушить волю Зелии, читавшуюся в ее страшных голубых глазах.
— Но скажите-ка, господин Дионис, — воскликнул Кремьер, которого жена толкала локтем в бок, — а если доктор примет все за чистую монету и выдаст свою воспитанницу за Дезире, дав ей в приданое все свое состояние, — тогда прощай наше наследство?! А ведь у дядюшки, если он проживет еще пять лет, будет целый миллион.
— Никогда, — закричала Зелия, — никогда и ни за что я не потерплю, чтобы Дезире женился на дочери ублюдка, на девчонке, взятой в дом из милости, подобранной на улице! Черт подери! После смерти дяди мой сын будет главой рода Миноре, а Миноре принадлежат к пятисотлетней буржуазии. Это стоит дворянства. Будьте покойны: Дезире женится только после того, как мы выясним, какая карьера светит ему в Палате депутатов.
Эта надменная речь встретила поддержку Гупиля, который сказал: «С двадцатью четырьмя тысячами ливров дохода Дезире сделается либо председателем Королевского суда, либо главным прокурором; а там, глядишь, и пэром; неравный брак его погубит».
Тут наследники так загалдели, что Миноре пришлось стукнуть кулаком по столу, чтобы они замолчали и нотариус смог продолжать.
— Дядюшка ваш человек честный и порядочный, — сказал Дионис. — Он мнит себя бессмертным и, как все ученые, умрет, не оставив завещания. Итак, самое важное сейчас, по-моему, вынудить доктора поместить капитал так, чтобы он не уплыл от вас после его смерти. Такая возможность имеется. Молодой Портандюэр сидит в Сент-Пелажи — у него сто с чем-то тысяч франков долга. Старуха мать знает, что он в тюрьме, плачет горючими слезами и сегодня ждет к обеду аббата Шапрона — конечно, для того, чтобы поделиться с ним своей бедой. Так вот, сегодня вечером я попытаюсь уговорить вашего дядюшку продать консолидированную пятипроцентную ренту[124], которая сейчас идет по сто восемнадцать франков, и одолжить госпоже де Портандюэр под залог ее дома и Бордьерской фермы сумму, необходимую для спасения блудного сына. В том, что я ходатайствую за этого юного шалопая Портандюэра, нет ничего подозрительного: если дело выгорит, я могу заработать на совершении купчих, на закладных и прочих документах. Я постараюсь войти в доверие к доктору и убедить его приобрести на оставшиеся деньги земли — у меня есть на примете прекрасные участки. Состоянием, вложенным в земли или отданным взаймы под залог недвижимого имущества, не так-то легко распорядиться. Между желанием обратить его в деньги и осуществлением этого желания можно воздвигнуть множество препятствий.
Пораженные справедливостью этих умозаключений, достойных господина Жосса[125], наследники одобрительно перешептывались.
— Итак, — сказал нотариус в заключение, — живите дружно, старайтесь, чтобы дядюшка ваш не уехал из Немура, — он привык к здешней жизни, а вам это на руку: удобнее приглядывать за ним. А подыскав девчонке любовника, вы сможете не бояться женитьбы...
— А если она все-таки выйдет замуж? — спросил Гупиль, в чьей голове родился честолюбивый замысел.
— Ничего страшного — по крайней мере вы точно оцените свои убытки, узнав, какое приданое даст за Урсулой старикан, — отвечал нотариус. — Но если вы напустите на нее Дезире, можно будет потянуть время до смерти старика. Не всяк жених, кто присватался.
— Доктор ведь может прожить еще долго, — сказал Гупиль, — не проще ли выдать девчонку за какого-нибудь толкового парня, который за сто тысяч франков избавит вас от нее и поселится с ней где-нибудь в Сансе, Монтаржи или Орлеане?
