Современная английская повесть - Стэн Барстоу
Она встала. Пора домой, сказала она, и он пошел проводить ее через выгон; собака весело бежала впереди.
— Я рада, что побывала у вас. Рада, что вы рассказали мне… рассказали все как было.
— Теперь это будет с тобой всегда. Такое не позабудешь.
— Я не хочу ничего забывать.
— Если бы я не рассказал тебе все, как оно было, ты бы напридумывала себе невесть чего, пострашнее.
— Да.
О да, так оно и было, так и было: и во сне, и наяву она видела перед собой Бена с изуродованным, раздробленным лицом — неузнаваемого, стонущего от боли, медленно, в полном одиночестве отдающего богу душу под тяжестью придавившего его дерева. Значит, все было не так, не так страшно, и, быть может, узнав правду, она еще найдет в себе силы жить.
Поттер сказал:
— Я стану заглядывать к тебе. Загляну, как пойду мимо.
И она знала, что он не будет навязчив.
Он кликнул собаку, а Рут стояла в воротах и слушала, как замирали вдали его шаги. Ночь была теплая, ясная, и, поглядев на небо, она вспомнила, как Бен называл ей звезды, старался научить ее распознавать их. Он говорил: «Это легко. Это все равно что знакомиться с городом, запоминать улицы, по которым ходишь. Это совсем просто, если часто смотреть на небо».
Но карта звездного неба так никогда и не стала понятна ей; звезды, казалось, каждую ночь меняли свои места, они были как попало раскиданы по небу, словно цветы на лугу. А вот их названия нравились ей. Бен записал для нее некоторые из них, и ей доставляло удовольствие повторять их для себя вслух.
Персей. Водолей. Туманность Андромеды. Большая Медведица. Возничий. Эридан. Жираф. Плеяды…
Но даже еще маленьким ребенком она не могла поверить, как верили другие, что рай — где-то там высоко, высоко над головой, где звезды; потому что в ночном небе было что-то пугающее, какой-то пронизанный ветром холод и пустота. Нет, ей всегда чудилось, что рай где-то здесь, вокруг нее, не дальше кончиков ее пальцев, и, если бы только ей дано было его увидеть, она бы увидела, и это было бы что-то на удивление знакомое. Она чувствовала это и теперь. Если протянуть руку…
Она уронила руку. Ничего не получалось. Оставалось только ждать и, насколько хватит сил, продолжать как-то жить. Но сегодняшний день не пропал зря, что-то было достигнуто, какой-то шаг сделан.
Она пошла садом — загнать кур.
11
Временами ее охватывало сомнение: да жила ли она, существовала ли до Бена? Потому что — казалось ей — это он научил ее всему, что она знала, и она привыкла целиком полагаться на него; у нее никогда не возникало ни сомнений, ни вопросов, когда он ей что-нибудь говорил, и не было нужды мыслить самостоятельно. А теперь это стало необходимо. И тем не менее, пока осень захватывала в свои объятья всю округу, все, что Рут видела вокруг, слышала, открывала, узнавала, — все пришло к ней от Бена. Казалось бы, в те долгие годы, прожитые дома, с отцом, она не могла не замечать течения времени, смены времен года, изменений погоды, но ей не вспоминалось ничего; плоские равнины, небо, устье реки — все было лишь блеклым фоном ее замкнутой повседневной жизни. Приехав сюда, она словно родилась заново в незнакомом ей мире, обрела способность видеть и слышать, обонять, осязать, ощущать вкус. Существует мнение, что только в детстве мы свободно и обостренно пользуемся всеми нашими шестью чувствами. Но с Рут было не так. Она была подобна куколке бабочки в непроницаемости своей тусклой, хрупкой оболочки, и разрушил эту оболочку Бен.
После вечера, проведенного с Поттером, дни снова потекли своей медленной чередой, уже ставшей для нее привычной с прошлой весны; она спала, работала и ела в одиночестве, и все сутки были так похожи друг на друга, что она уже не знала, какой сегодня день — понедельник или пятница. Но она стала спокойней, уже не проводила полдня и полночи в слезах, хотя порой внезапные слезы и навертывались у нее на глаза, когда она занималась каким-нибудь делом и словно бы и не думала о Бене и не тосковала по нем.
Она была несчастлива, но и не была по-настоящему, глубоко несчастна. Она существовала. А цвета и звуки вокруг менялись: вечера подкрадывались почти незаметно, как тени; по утрам, на заре, пахло свежестью, по ночам холодало.
Джо приходил после занятий в школе, взбирался на холм, но теперь уже не каждый день. Кроме него, она не видела никого, если не считать человека, приносившего одежду в починку от Райдала, да Поттера, который раза два прошел мимо по выгону со своей собакой, остановился, поискал ее глазами и помахал, приветствуя ее, палкой. Но ближе не подошел.
Деревья потемнели, стали ржаво-коричневыми, а другие выцвели до светло-желтого топаза, и лишь кое-где попадались запоздавшие, все еще тускло-зеленые. В живой изгороди заалели ягоды шиповника и боярышника, а на выгоне и вдоль просек медленно зрела ежевика, наливаясь в цвет вина, и дикие сливы стали сине-фиолетовыми со свинцовым отливом. Рут думала о том, что нужно сделать: собрать яблоки-кислицы — для желе и сливы — для джина; купить у Райдала груши-паданки и законсервировать их. За две прошедших осени Бен научил ее, о чем следует позаботиться, какие фрукты собирать и когда и как превращать их в соки и джемы, прозрачные и густые в стеклянной посуде. Но теперь она только набирала порой пригоршни ежевики и съедала ягоды сырыми, выплевывая недозрелые, те, что были еще твердыми и кислыми. Какой смысл ходить с корзиной, пока она не наполнится, а потом часами торчать на кухне, если зимой некого будет угостить? Ей подумалось, что ягоды можно бы продать и выручить немного денег, но она не
