Джозеф Конрад - Негр с «Нарцисса»
Горячий напиток помог нам пережить мрачные предутренние часы. Небо, низко склонившееся к горизонту, начало окрашиваться нежными оттенками розового и желтого цвета, придававшими ему сходство с какой-то редкой раковиной; а выше, там, где свод сиял перламутровым блеском, маленькое черное облако напоминало забытый клочок ночи, вставленный в ослепительную золотую оправу. Лучи света прыгали по гребням волн. Все глаза были устремлены на восток. Солнце заливало светом измученные лица. Они отдавались усталости с готовностью людей, навсегда покончивших со своей работой. Высохшая соль блестела, точно иней, на черном клеенчатом пальто Сингльтона. Он сидел, склонившись на руль, широко раскрыв безжизненные глаза. Капитан Аллистоун, не мигая, в упор смотрел на восходящее солнце. Губы его вдруг зашевелились, открывшись в первый раз за двадцать четыре часа, и он крикнул свежим твердым голосом:
— Повернуть через фордевинд!
Резкий повелительный тон команды заставил всех этих оцепеневших людей вздрогнуть, словно от неожиданного удара хлыстом. И хотя все по-прежнему остались без движения на своих местах, сила привычки все же заставила кое-кого повторить едва слышным шепотом приказание. Капитан Аллистоун посмотрел вниз на своих людей и некоторые из них с дрожащими пальцами и беспомощными движениями сделали попытку устремиться куда-то наугад. Он нетерпеливо повторил:
— Повернуть через фордевинд! Ну-ка, мистер Бэкер, расшевелите их… что с ними там?
— Поверни корабль! Эй, оглохли вы, что ли? Поверни корабль! — загремел неожиданно боцман.
Его голос точно разрушил смертельные чары. Люди начали шевелиться, ползать.
— Пусть поднимут фок-стеньги-стаксель! Как можно живее! — произнес очень громко шкипер. — Если вам не удастся произвести маневр стоя, придется проделать его лежа — вот и все! Торопись…
— Живее, ребята. Надо помочь бедной девочке! — понукал боцман.
— Есть, есть! Поверни через фордевинд, — восклицали пре- I рывающиеся голоса.
Люди, находившиеся у бака, с недовольными лицами приготовлялись к переходу на нос. Мистер Бэкер, фыркая, на четвереньках пополз вперед, чтобы показывать дорогу, и они последовали за ним через уступ. Остальные продолжали тихо лежать, затаив в сердце подлую надежду, что их не потревожат, пока участь судна не решится в ту или иную сторону.
Спустя некоторое время в передней части на крыше бака стали поодиночке показываться люди; позы их были крайне неустойчивы: они висли на перилах, карабкались на якоря, обнимали поперечину брашпиля или прижимались к шпилю. Вид у них был встревоженный, они размахивали руками, становились на колени, ложились плашмя, шатаясь поднимались и, казалось, делали все, чтобы очутиться за бортом. Вдруг маленький белый кусок парусины затрепетал среди них; он становился все больше и волновался все сильнее. Его узкий верхний конец поднимался толчками и, наконец, замер в солнечных лучах натянутым треугольником.
— Справились! — закричал голос на корме. Капитан Аллистоун выпустил веревку, которая была обернута вокруг его кисти, и стремглав покатился в подветренную сторону. Видно было, как он сбрасывал подветренные грота-брасы, в то время, как отливающие назад волны перекатывались через его голову.
— Выправить грота-реи, — крикнул он нам, смотревшим на него сверху, застыв от удивления. Мы не решались двинуться.
— Грота-брас, ребята! Да выбирайте же, выбирайте! Ложитесь на спину и выбирайте! — кричал он снизу, наполовину затопленный волнами.
Нам не верилось, что мы сможем сдвинуть грота-реи, но те, которые были посильнее и менее остальных пали духом, попробовали исполнить приказание. Другие, скрепя сердце, начали помогать им. Глаза Сингльтона снова заблестели, когда он взялся за ручку штурвала. Капитан Аллистоун с трудом стал пробираться к наветренному борту.
— Выбирайте, ребята! Постарайтесь сдвинуть его! Выбирайте и помогите кораблю.
Его суровое лицо было залито краской и возбуждено.
— Слушается она руля, Сингльтон? — крикнул он.
— Еще не двигается, сэр, — гаркнул старик невероятно хриплым голосом.
— Не зевать на руле, Сингльтон, — шумел капитан. — Тяни, ребята! Что вы возитесь там, точно дохлые крысы?
Мистер Крейтон лежал на спине с распухшей ногой и бледным, как бумага, лицом; глаза его мигали и бескровные губы кривились. В неистовой суматохе люди толкали его, наступали на его больную ногу, упирались ему коленями в грудь. Он сохранял полное спокойствие и, стиснув зубы, переносил боль бс» единого стона или вздоха. Горячность капитана и крики вссч этих молчаливых людей влили в нас бодрость. Мы тянули изо всех сил, повиснув гроздьями на канате. Мы услышали, как ка питан обратился к Донкину, который, по своему обыкновению, подло отлынивал от работы, растянувшись на палубе животом вниз.
— Я проломлю тебе башку этим кофельнагелем, если ты сей час же не возьмешься за брас!
И эта жертва людской несправедливости трусливо и дерзко пропищала:
— Бы что же это, убивать нас вздумали теперь? — и в ту же минуту с неожиданным остервенением ухватилась за канат. Лю ди вздыхали, кричали, бормотали свистящим шепотом бессмыс ленные слова, охали. Реи двинулись и медленно выправились против ветра, громко гудевшего в такелаже.
— Пошла, сэр! — закричал Сингльтон, — Только что тронулась.
— Закрепи брас! Закрепи! — требовал капитан.
Мистер Крейтон, почти задохшийся и лишенный возможности двинуться, сделал отчаянное усилие левой рукой и умудрил ся присезнить канат.
— Все крепко! — крикнул кто-то. Крейтон закрыл глаза, словно погружаясь в обморок, а мы, столпившись около браса, с тревогой следили за там, что станется теперь с судном.
«Нарцисс» медленно менял положение, словно он испытывал такую же усталость и упадок духа, как и люди, бывшие на нем. Он очень постепенно уклонялся под ветер; мы следили за ним, затаив в тревоге дыхание, пока чуть не задохнулись; но лишь только ветер оказался позади траверза, судно начало двигаться и заставило затрепетать наши сердца. Ужасно было видеть, как этот почти перевернутый корабль медленно ускорял ход, волоча свой затопленный борт под водой. Разбивающиеся волны покрывали юферсы. Нижняя половина палубы была полна неистовых водоворотов и быстрин; и длинная линия подветренных поручней по временам чернела в крутящейся пелене пены, белой и ослепительной, словно покрытое снегом поле. Ветер пел в рострах пронзительную песнь; при каждом легком крене мы ждали, что корабль вот-вот соскользнет боком на дно за нашими спинами.
Корабль сделал первое решительное усилие выпрямиться, и мы поддержали его слабым и нестройным воем. Огромная волна с разбега поднялась над кормой и повисла над нами загнувшимся гребнем, затем обрушилась вниз под кормовой подзор и разлилась в обе стороны целым морем бурлящей пены. Ее свирепое шипение было покрыто карканьем Сингльтона:
— Она слушается руля!
Теперь обе ноги старика твердо упирались в решетчатый люк, и колесо быстро вращалось, когда он отводил штурвал.
— Привести корабль к ветру на четверть влево и укрепить! — приказал капитан, шатаясь на ногах.
Он первый поднялся из середины распростертой груды наших тел. Несколько человек возбужденно закричали: «Она поднимается!» Далеко впереди, на носу, виднелись фигуры мистера Бэкера и трех матросов. Они держались прямо и чернели на чистом небе, подняв руки и раскрыв рты, как будто кричали что — то в один голос. Судно задрожало, стараясь поднять свой затопленный борт, накренилось снова, на минуту, казалось, обессилело, безжизненно погружаясь и воду, и вдруг, сильно рванувшись, метнулось в наветренную сторону, словно вырвавшись из чьей-то мертвой хватки. Огромное количество воды, которое палуба зачерпнула при крене, перекатилось через судно к правому борту. Послышался громкий треск. Железные полупортики, распахнувшись, загрохотали звонкими ударами. Вода, со стремительностью реки, прорвавшей плотину, хлынула через поручни правого борта. Море на палубе и волны, окружавшие корабль, смешивались друг с другом в оглушительном реве. Как только мы поднимались, нас снова неудержимо опрокидывало или швыряло от борта к борту. Люди перекатывались, не будучи в силах остановиться, и вопили:
— Палубу снесет!
Огромный вал поднял судно, и оно с минуту неслось вместе с ним, выливая густые потоки воды через отверстия своих израненных боков. Подветренные брасы были частью снесены, частью смыты с кофельнагелей, и тяжелые реи впереди угрожающе раскачивались из стороны в сторону. В передней части видно было, как люди корчились, бросая полные ужаса взгляды на огромные нижние реи, кружившиеся над их головами. Разорванная парусина и концы поломанных приводов развевались в воздухе, точно пряди волос. Под ярким солнцем, по сверкающему хаосу и реву волн слепо несся корабль, всклокоченный и обезумевший, словно стараясь бегством спасти жизнь; а мы, в смятении и тревоге, еле удерживаясь на ногах, кружились на юте. Мы говорили все разом, визгливым лепетом, и с виду напоминали инвалидов, а по движениям сумасшедших. Расширенные и блуждающие глаза блестели на улыбающихся истощенных лицах, которые, казалось, были посыпаны толченым мелом. Мы топали ногами, хлопали руками и чувствовали себя способными запрыгать или выкинуть что-нибудь необычайное, хотя, в действительности, едва держались на ногах. Капитан Аллистоун, суровый и худой, жестикулировал как безумный, крича мистеру Бэкеру:
