Редьярд Киплинг - Собрание сочинений. Том 2. Отважные мореплаватели. Свет погас. История Бадалии Херодсфут
Когда они возвращались, шел дождь, вода струилась по их клеенчатым плащам; неожиданно спустился туман. Дэн решил закинуть лесу, нацепив на нее большой кусок приманки. Рыба клевала. Гарвей поднял воротник и смотрел на поплавок с равнодушным видом старого рыбака. Туман его больше не пугал. Дэн вынул купленный им нож и стал рассматривать его.
— Прелесть! — сказал Гарвей. — Как это они продали его так дешево?
— Потому что католики суеверны, — сказал Дэн, сверкая лезвием. — Они боятся брать вещи после покойников!
— Купить на аукционе не значит «взять». Это торговля!
— Мы-то это знаем, потому что мы не суеверны. Вот одно из преимуществ жизни в стране прогресса! — Дэн начал насвистывать какую-то песенку про суеверия ист-портских жителей.
— А как же один матрос из Истпорта купил сапоги умершего? А каково население Мэна?
— Не очень-то прогрессивно. У них даже дома не крашеные стоят. Истпортский матрос сказал мне, что ножичек этот был в ходу — ему французский капитан рассказывал!
— Убийство? — Гарвей вытащил рыбу и бросил ее в лодку.
— Да. Когда я это услышал, мне еще больше захотелось купить его!
— Господи! А я и не знал, — сказал Гарвей, разглядывая нож. — Продай мне его за два доллара. Отдам, когда получу жалованье!
— В самом деле? Он тебе нравится? — спросил Дэн, краснея от удовольствия. — Признаться, я и купил-то его, чтобы подарить тебе; я только не знал, понравится ли. Возьми его, Гарвей, на память. Ведь мы с тобой товарищи и так далее, и тому подобное. На, бери!
Он протянул ему пояс и нож.
— Но, Дэн, я не вижу причины, почему бы…
— Возьми, возьми. Мне не нужно. Я для тебя купил!
Соблазн был слишком велик.
— Ты славный, Дэн! Я буду хранить твой подарок до смерти!
— Приятно слышать, — сказал Дэн, смеясь. — Смотри, твоя леса за что-то задела! — перевел он разговор на другую тему.
— Зацепилась, — проговорил Гарвей, дергая. Но предварительно он опоясался подаренным ему кушаком. — Да что это, леса зацепилась крепко, точно за дно, поросшее «клубникой», а ведь здесь дно, кажется, песчаное?
Дэн перегнулся и помог ему тащить.
— Это палтус, должно быть, а не «клубника». Потяни-ка еще, авось подастся.
Они разом потянули, и таинственная добыча медленно поднялась.
— Вот так добыча! — закричал Дэн, но крик его перешел в вопль ужаса: они вытащили из моря труп похороненного двумя днями раньше француза! Крючок зацепил его за правое плечо, и верхняя часть туловища плавала на поверхности воды. Руки покойника были связаны, лица нельзя было различить, оно было разбито.
Мальчики в страхе упали на дно лодки и лежали почти без чувств в то время, как труп висел на лесе.
— Это его принесло течением! — сказал Гарвей, дрожащими руками стараясь расстегнуть пояс.
— О, Гарвей! — простонал Дэн. — Отдай ему нож скорее! Он пришел за ним. Снимай скорее!
— Мне его не нужно, не нужно! — кричал Гарвей. — Но я не могу найти пряжку!
Гарвей силился расстегнуть пряжку и с ужасом смотрел на голову мертвеца, лица которого не было видно под волосами. Между тем Дэн вынул свой нож и перерезал лесу, в то время как Гарвей отбросил пояс далеко от себя. Труп погрузился в воду Дэн встал со дна лодки. Он был бледен как полотно.
— Он приходил за своим ножом. Другие тоже забрасывали лесу, но он приплыл именно к нам!
— Зачем я только взял этот нож! Он приплыл бы тогда к тебе, а не ко мне, попался бы на твою лесу!
— Это было бы все равно. Мы оба одинаково испугались. О, Гарвей! Ты видел его голову?
— Еще бы! Я никогда не забуду ее. Только знаешь, Дэн, я думаю, его появление здесь не было преднамеренным. Просто его принесло течением!
— Какое течение! Он специально приплыл за ножом. Я сам видел, что его отвезли и бросили в воду за шесть миль отсюда и привязали к трупу балласт!
— Какое преступление мог он совершить этим ножом во Франции?
— Должно быть, ужасное. Вот теперь он должен явиться с этим самым ножом на страшный суд, дать ответ… Что ты делаешь, Гарвей?
Гарвей бросал пойманную им рыбу за борт.
— Бросаю рыбу! — отвечал он.
— Зачем? Ведь не мы ее есть будем!
— Все равно. Если хочешь, ты свою рыбу оставь, а я свою побросаю в море!
— Так, пожалуй, будет лучше, — сказал Дэн. — Я бы отдал свой месячный заработок, только бы этот туман рассеялся. В светлый, ясный день никогда не случается того, что может случиться в тумане!
— Как бы мне хотелось быть теперь на шхуне, Дэн!
— Я думаю, наши ищут нас уже. Подам-ка я голос!
Дэн взял рог и хотел затрубить, но остановился.
— Что же ты? — спросил Гарвей. — Не ночевать же нам здесь?
— А как это понравится ему? Один матрос рассказал мне, что командир одной шхуны раз, спьяну, утопил юнгу. С тех пор, когда на шхуне трубили в рог, чтобы подать сигнал ушедшим в море шлюпкам, труп утопленника неизменно подплывал к шхуне и кричал: «Шлюпка! Шлюпка! Сюда!»
— Шлюпка! Шлюпка! — послышался из тумана чей-то хриплый голос.
Мальчики замерли в ужасе. Рог вывалился из рук Дэна.
— Да это наш кок! — закричал Гарвей.
— И дернула меня нелегкая рассказать эту историю! — рассердился на себя Дэн, — Ведь это в самом деле наш колдун!
— Дэн! Дэнни! Ого, Дэн! Гарвей! Ого-го-го, Гар-ве-е-й!
— Мы здесь! — хором закричали мальчики.
Послышался где-то близко всплеск весел, и, наконец, они увидели кока.
— Что с вами случилось? — спросил он. — Будет вам сегодня взбучка!
— Так нам и надо. Поделом! — отвечал Дэн. — Пусть нас колотят, сколько угодно, только бы нам вернуться на шхуну. Если бы ты знал, в какой компании мы очутились! — и Дэн рассказал коку о случившемся с ними.
— Конечно. Это он за своим ножом приходил! — утвердительно сказал кок.
Никогда еще шхуна не казалась мальчикам такой милой и уютной, как теперь, когда кок вывел их к ней из тумана. В каюте светился огонек. Пахло вкусной пищей. Раздававшиеся на шхуне голоса Диско и других рыбаков казались им божественной музыкой, хотя рыбаки встретили мальчиков бранью и обещанием колотушек. Кок оказался ловким стратегом. Он до тех пор не причаливал к шхуне, пока не рассказал о случившемся с мальчиками приключении, прибавив при этом, что они спаслись, вероятно, лишь благодаря обычному счастью Гарвея. Таким образом, мальчики вступили на шхуну уже в качестве героев. Все их приветствовали и закидывали вопросами. О побоях, которыми им угрожали, не было и речи. Пенн пытался сказать что-то о суеверии, но его не слушали; все слушали рассказы Долговязого Джэка о привидениях и утопленниках, которыми он потчевал экипаж вплоть до полночи. Все были настроены как-то особенно, и только Пенн да Сальтерс сказали что-то об «идолопоклонстве», когда кок принес зажженную свечу, пресный хлеб и щепотку соли и бросил все это за корму, чтобы француз не приплыл к ним в случае, если душа его все еще не нашла покоя. Дэн зажигал свечу, потому что он купил пояс, а кок в это время бормотал какие-то заклинания.
— Какого ты мнения о прогрессе и о суевериях католиков? — спросил Гарвей Дэна, когда они вечером отправились на вахту.
— Мне кажется, что я так же мало суеверен, как другие; но когда этакий мертвец-француз вздумает напугать двух ни в чем не повинных мальчуганов из-за какого-то дрянного ножа, которому и цена-то вся тридцать центов, тогда я готов верить всякому коку. Я не люблю иностранцев, все равно, мертвые они или живые!
На следующее утро всем, кроме кока, было как-то неловко и стыдно за вчерашние церемонии. Рыбаки мало разговаривали между собой и отправились на рыбную ловлю.
Шхуна «Мы здесь» шла нос к носу с «Перри Нормэн», пополняя свой груз последними центнерами рыбы. Все остальные шхуны смотрели на это состязание и бились об заклад, которая из двух кончит первая свой лов. На шхуне работали с раннего утра до поздней ночи не покладая рук. Даже кока приспособили к делу, заставив его складывать рыбу; Гарвею поручили солить рыбу, а Дэн разделывал и чистил треску. Шхуна «Мы здесь» вышла победительницей. Гарвею давно казалось, что трюм так полон, что уж некуда втиснуть и одной лишней рыбы, но Диско и Том Плэт все прибавляли и прибавляли, утрамбовывая крупными камнями, балластинами уже сложенную в кучу треску Наконец, соль вышла вся. Диско ничего не сказал; он пошел ставить грот. Было десять часов утра. А к полудню шхуна была уже под парусами. Со всех сторон к ней подплывали шлюпки: это рыбаки привезли письма с просьбой передать их на родину. Все завидовали возвращавшимся домой счастливцам. Вот шхуна подняла флаг — это право первого судна, возвращающегося с Отмелей, — снялась с якоря и пошла. Диско провел свою шхуну среди других шхун, чтобы все могли передать ему письма. На самом деле это было триумфальное шествие, которое он совершал уже пять лет из года в год, и это льстило его самолюбию моряка. Том Плэт заиграл на скрипке, а Дэн на гармонике мелодию песенки, последнюю строфу которой нельзя петь до окончания лова, не то будет неудача. Теперь песню можно было петь смело, без боязни накликать беду.
