Синклер Льюис - Том 8. Кингсблад, потомок королей. Рассказы
Тут не приходилось сомневаться в том, что будет, если он скажет.
Вестл ушла спать. Он сидел на веранде, вдыхая тепло этой майской ночи, ерзал в плетеном кресле и пытался читать статью об «Использовании коносаментов в международном кредите в условиях послевоенной финансовой конъюнктуры». Статья была превосходно написана и иллюстрирована снимком парижской биржи, но он отложил ее, он решительно отложил ее в сторону и погрузился в тишину уснувшего пригорода.
Он оглядел веранду, трельяж, увитый плющом, миксер для коктейлей на маленьком зеленом холодильнике. Мысленно он увидел безмятежный профиль Вестл на подушке, Бидди, свернувшуюся в кровати золотым клубочком. В июне Бидди исполнялось пять лет, и она допытывалась, почему ей еще нельзя будет голосовать. Она заявляла, что хочет выбрать своего отца в президенты, и не давала матери сбить себя с толку шутливым возражением: «Ну что ты, маленькая, папе нельзя быть президентом, он слишком красивый».
Все эти простые радости…
Он выдаст себя необдуманным словом; какой-нибудь Уилбур Федеринг подхватит его; он будет опозорен, пойдет прахом это скромное благополучие, этот дом — воплощение их любви. Мысленно он уже видел: бесчувственные торговцы старой мебелью и любопытные соседи ввалились сюда покупать его вещи — по дешевке, — а Вестл и Бидди стоят и плачут, кутаясь в шаль, как вдова и сиротка из викторианского романа.
«Нет! Я грудью буду защищать наш дом!
Точно старомодная мелодрама. Что ж, я и чувствую себя, как в мелодраме».
Откуда-то подползла нехорошая мысль, что вернее всего он сможет защитить этот дом своей смертью. Из глубины могилы он не скажет опрометчивого слова. Его жизнь, как уважающего себя обитателя Сильван-парка, застрахована на большую сумму. Вероятно, можно совершить самоубийство так, что никто не догадается — например, пустить автомобиль под откос и сгореть в его обломках?
В банке выдался трудный и суетливый день, и Нийл, как никогда, устал от мира Праттов, изнемог от видений того, что могло с ним случиться. Если б незаметно уйти со сцены, обеспечив будущее Бидди…
Но тут он рассмеялся:
«Смотри-ка, сколько новых возможностей! А ведь я презирал богачей, которые выбрасывались из окна во время прошлого кризиса — несчастные белые пиявки не мыслили себе жизни без двух шоферов, — не из кого будет кровь сосать. Мы, негры, так не поступаем».
Он опять засмеялся, не притворно, не для публики, даже не для услаждения собственного слуха.
Рэнди Спрюс, генеральный секретарь Торговой палаты Гранд-Рипаблик, был приятелем Уилбура Федеринга — того, что родился в Стоуте, штат Миссисипи, на красном глинистом холме, но теперь стал гражданином Миннесоты и покровителем лыжного спорта, который он чуть ли не выдавал за свое изобретение, хотя сам на лыжах не ходил. Мистер Федеринг был основателем и президентом компании «С Пылу, с Жару — горячие обеды и завтраки на дом быстро и без хлопот — все от сандвича до фрикасе — салфетки и серебро по особому заказу — обращаться лично, письменно и по телефону».
Вот каков был Уилбур Федеринг. Обеды были неплохие, прибыли — огромные, а сам он был популярной фигурой для всех жителей Гранд-Рипаблик, кроме тех, которые не одобряли расовой нетерпимости и дурных манер.
Он подсказал Торговой палате ряд полезных идей, а Рэнди Спрюс всегда говорил: «Я всегда говорю, что для человека в моем положении, профессионального поборника передовых начинаний и Американского Образа Жизни, главный товар — идеи. Я не только читаю журналы и слушаю беседы по радио, я готов принять совет от кого угодно — как я всегда говорю, вплоть до поляка или члена профсоюза».
От представителя рода Федерингов Рэнди имел счастье получать Точную Информацию по Негритянскому Вопросу.
Рикошетом эта информация пригодилась и Нийлу, когда он и Рэнди оказались в числе девяти членов комиссии по устройству общегородской встречи ветеранов.
Рэнди нервничал:
— Среди солдат есть и ниггеры, нужно что-то сделать, чтоб они не испортили парад наших белых героев.
— А черных ветеранов нельзя тоже считать героями? — заикнулся было доктор Норман Камбер.
— Ни в коем случае! — разъяснил Рэнди. — Я всегда говорю, что на фронте ниггеры не подчинялись дисциплине и боялись холодного оружия. Командование раздало им кое-какие награды только для того, чтобы они не взбунтовались и нам не пришлось бы их всех расстрелять. Я слышал об этом от одного полковника. Но Уилбур Федеринг дал прекрасный совет. Мы устроим черномазым отдельную встречу на Майостри; все будет — и парад, и фейерверк, и знамена, и пусть какой-нибудь верблюд, вроде конгрессмена Оберга, произнесет речь. Мы им скажем, что не хотели, чтобы их затерли среди белых, потому, мол, и чествуем их особо. Эти ниггеры такие дураки, они поверят.
— Негры все дураки? — осведомился Нийл.
— Все до одного!
— А мулаты?
— Милый мой, я всегда говорю: если в человеке есть хоть капля черной крови, он недоумок. Не способен творчески мыслить, понятно? Ведь вы не назовете ученую собаку умной оттого, что хозяин выучил ее ездить на велосипеде и изображать пьяного? Потому и ниггер не может выполнять никакой ответственной работы. Док, пусть я трижды лжец, если вы сумеете назвать мне негра, который мог бы быть сенатором Соединенных Штатов.
— Хайрем Ревлс или Б.К.Брюс, — сказал доктор Камбер.
— Кто? Почему вы думаете, что эти ниггеры могли бы быть сенаторами?
— Они были сенаторами.
— А-а, понимаю. Это во времена «реконструкции»? Федеринг мне все разъяснил. Это потому, что тогда ниггеров только что освободили, а за время рабства их приучили к трудолюбию и покорности. Но позже, когда пришла свобода, цветные распустились и дегенерировали в умственном отношении, не говоря уже о их безнравственности, и сейчас среди них нет ни одного, который мог бы занять место выше, чем место швейцара в городском управлении.
Нийл думал уныло: «К чему? Я все равно никому не скажу. И точка».
Так просто!
16
Двенадцатое июня сверкало солнцем, сиренью и свежей листвой — как и требовалось, ибо двенадцатое июня было днем рождения Видди. Это был день рождения, достойный маленькой белой принцессы, — белые цветы, белые платья и белые дети со всего квартала, восхищенные новорожденной, ее новыми роликами и белым с золотом игрушечным театром.
Нийл рано вернулся домой. Несколько девочек и четверо пискливых, но галантных молодых людей — сверстников Бидди — играли в прятки на заднем дворе вокруг цементного бассейна и белого кукольного домика Бидди, густо увитого хмелем. Все дети, а в особенности Пегги Хавок, обожали Нийла и сейчас же пустились водить вокруг него хоровод, любовно припевая: «Мистер Кингсблад, капитан — мистер Кингсблад, капитан!»
Из дома вышла Вестл, высокая и благостная, как ангел, в длинном зеленом платье с золотым поясом, — она несла праздничный слоеный пирог, на котором белой и желтой глазурью было красиво выведено «Бидди — 5». Шесть розовых свечек (одна на рост) ровно горели в неподвижном теплом воздухе.
Перед тем как принять пирог, Бидди — прирожденная актриса — убежала в домик и появилась снова в своей святочной бумажной короне. Но хоть ей и очень нравилось быть королевой, она, как добрая конституционная монархиня, нарезала и раздала пирог по-царски справедливо. Нийл глядел на нее и думал, что недолго он тешил себя мыслями о королевской крови. Примесь ее в Бидди, несомненно, была, но от старого ли развратника Генриха VIII или от Ксавье Пика — властелина лесной глуши?
Бидди подлетела к нему, глаза ее сияли, как алмазы. Встав на цыпочки, она обхватила его руками:
— Папочка, у меня еще никогда-никогда не было такого чудного рожденья. Теперь на мое рожденье всегда будет так весело, да?
Он больно поцеловал ее.
Принц — бывший Ниггер, — считавший, что праздник устроен в его честь и что он, как гостеприимный хозяин, должен лаять на своих маленьких друзей и сшибать их с ног, в два прыжка очутился возле Бидди, облизал ей лицо и, смеясь, сбил с нее корону, и Бидди, позабыв о своем королевском достоинстве, завизжала:
— Ах ты, скверная собака, перестань сию же минуту, не то я тебя выгоню из моего дворца, скверная ты собака, Ниггер противный!
Нийл раздраженно поморщился.
В банке к столу Нийла подошел доктор Аш Дэвис, а доктор Аш Дэвис был негр, с лицом цвета сухих осенних листьев, освещенных солнцем. Нийл от кого-то слышал, что ввиду небывалых трудностей, вызванных войной, Уоргейтам пришлось нанять для работы в заводской лаборатории этого цветного субъекта Дэвиса — да, да, дело свое он знает, имеет степень доктора химических наук от Чикагского университета, но что ни говори — чернокожий. Вот и видно (согласились все присутствовавшие на завтраке в Бустер-клубе), как у нас туго с рабочей силой. Впрочем, еще вопрос, можно ли допускать такие прецеденты даже во имя победы. Дать работу белого выскочке негру — кто знает, к каким последствиям это может привести!
