Эрнест Хемингуэй - Иметь и не иметь
— Я не заметила, — сказала жена. — Выпьем еще. Интересно, кого мы тут еще увидим?
— Может быть, Тамерлана, — сказал ее муж.
— Ух, какой ты ученый, — сказала жена. — Но с меня довольно этого Чингис-хана. Почему профессору понравилось, что я говорю «мура»?
— Не знаю, дорогая, — сказал Лафтон, писатель. — Мне это никогда не нравилось.
— Я ему, видно, понравилась такой, как я есть, — сказала жена. — До чего мил!
— Ты его, вероятно, увидишь еще.
— Вы его всегда увидите, когда бы ни пришли сюда, — сказал Фредди. — Он тут живет. Он уже две недели тут.
— А кто тот человек, который так грубо разговаривает?
— Тот? А это наш, здешний.
— Чем он занимается?
— Да всем понемножку, — ответил ей Фредди. — Он рыбак.
— Почему у него нет руки?
— Не знаю. Повредил где-то.
— Какой красивый! — сказала жена. Фредди засмеялся.
— Много чего мне о нем приходилось слышать, но такого не слыхал никогда.
— По-вашему, у него не красивое лицо?
— Будет вам, леди, — ответил ей Фредди. — У него лицо похоже на свиной окорок, да еще нос переломлен.
— Фу, какие мужчины глупые! — сказала жена. — Он мне по ночам снился.
— Дурные сны вам снятся, — сказал Фредди. Все это время лицо писателя сохраняло какое-то бессмысленное выражение, которое сходило только в те минуты, когда он восхищенно глядел на свою жену. Нужно в самом деле быть писателем или чиновником Управления общественных работ, чтобы иметь такую жену, подумал Фредди. Господи, ну и страшилище!
Тут в бар вошел Элберт.
— Где Гарри?
— Пошел на пристань.
— Спасибо, — сказал Элберт.
Он ушел, а жена и писатель по-прежнему сидели у стойки, и Фредди стоял у стойки, беспокоясь о своей лодке и думая о том, как у него болят ноги, оттого что приходится стоять целый день. Он сделал поверх цементного пола деревянную решетку, но это не очень помогло. Ноги все время ныли. Зато торговля у него идет хорошо, лучше всех в городе, и накладных расходов меньше. Ну и чучело все-таки эта баба! И мужчина тоже хорош, если не нашел себе лучшей. С такой даже с закрытыми глазами не рискнешь, подумал Фредди. А заказывают все время коктейли. Дорогие коктейли. И то хорошо.
— Да, сэр — сказал он. — Сию минуту.
Вошел загорелый, светловолосый, хорошо сложенный мужчина в полосатой матросской фуфайке и шортах защитного цвета и с ним очень хорошенькая смуглая молодая женщина в белом шерстяном свитере и темно-синих брюках.
— Кого я вижу! — сказал Лафтон, вставая. — Это же Ричард Гордон с прелестной миссис Эллен.
— Привет, Лафтон, — сказал Ричард Гордон. — Не видели вы тут пьяного профессора?
— Он только что вышел отсюда, — сказал Фредди.
— Хочешь вермуту, детка? — спросил Ричард Гордон свою жену.
— Если ты будешь, я тоже выпью. — сказала она. Потом поздоровалась с обоими Лафтонами. — Мне, пожалуйста, пополам, Фредди, французский с итальянским.
Она сидела на высоком табурете, поставив ноги на перекладину, и смотрела в окно. Фредди смотрел на нее с восхищением. Он считал, что она самая хорошенькая из всех женщин, проводивших эту зиму в Ки-Уэст. Лучше даже, чем прославленная красавица миссис Брэдли. Миссис Брэдли уже начинала полнеть. У этой молодой женщины было миловидное лицо ирландки, темные локоны почти до самых плеч и гладкая, чистая кожа. Фредди посмотрел на ее смуглую руку, державшую стакан.
— Как работа? — спросил Лафтон у Ричарда Гордона.
— Идет неплохо, — сказал Гордон. — А у вас как?
— Джеймс не хочет работать, — сказала миссис Лафтон, — он только пьет.
— Скажите, кто такой этот профессор Мак-Уолси? — спросил Лафтон.
— Какой-то профессор экономики, кажется, а сейчас в годичном отпуску или что-то в этом роде. Это приятель Эллен.
— Он мне нравится, — сказала Эллен Гордон.
— Он мне тоже нравится, — сказала миссис Лафтон.
— Он мне первой понравился, — радостно сказала Эллен Гордон.
— О, можете взять его себе, — сказала миссис Лафтон. — Такие примерные девочки, как вы, всегда получают, что хотят.
— Оттого мы такие примерные, — сказала Эллен Гордон.
— Я выпью еще вермуту, — сказал Ричард Гордон. — А вы? — спросил он Лафтонов.
— Можно, — сказал Лафтон. — Скажите, вы идете завтра на вечер, который устраивает Брэдли?
— Конечно, он идет, — сказала Эллен Гордон.
— Она мне нравится, знаете, — сказал Ричард Гордон. — Она интересует меня и как женщина, и как социальное явление.
— Ух! — сказала миссис Лафтон. — Вы выражаетесь почти так же учено, как профессор.
— Не стоит кичиться своим невежеством, дорогая, — сказал Лафтон.
— А с социальными явлениями спят? — спросила Эллен Гордон, глядя в открытую дверь.
— Не говори глупостей, — сказал Ричард Гордон.
— Я хочу узнать, входит ли это в задачи писателя? — спросила Эллен.
— Писатель должен знать обо всем, — сказал Ричард Гордон. — Он не может ограничивать свой жизненный опыт в угоду буржуазной морали.
— Вот как, — сказала Эллен Гордон. — А что должна делать жена писателя?
— Массу всяких вещей, — сказала миссис Лафтон. — Ах, вы бы видели, только что сюда приходил человек и оскорбил меня и Джеймса. Какой страшный!
— Я должен был его ударить, — сказал Лафтон.
— Очень страшный, — сказала миссис Лафтон.
— Я иду домой, — сказала Эллен Гордон. — Ты идешь, Дик?
— Я, пожалуй, еще побуду в городе, — сказал Ричард Гордон.
— Да? — сказала Эллен Гордон, глядясь в зеркало поверх головы Фредди.
— Да, — сказал Ричард Гордон. Фредди, глядя на нее, подумал, что она сейчас заплачет. Ему не хотелось, чтоб это случилось в баре.
— Хочешь еще чего-нибудь выпить? — спросил ее Ричард Гордон.
— Нет. — Она покачала головой.
— Скажите, что такое с вами? — спросила миссис Лафтон. — Разве вам здесь не весело?
— Мне страшно весело, — сказала Эллен Гордон. — Но все-таки я, пожалуй, пойду домой.
— Я вернусь рано, — сказал Ричард Гордон.
— Можешь не торопиться, — ответила она. Она вышла. Она так и не заплакала. И Джона Мак-Уолси она так и не нашла.
Глава шестнадцатая
Гарри Морган оставил машину у пристани, против того места, где стояла лодка Фредди, убедился, что вокруг никого нет, приподнял переднее сиденье, вытащил плоский холщовый, заскорузлый от масла чехол и бросил его на дно лодки.
Он вошел сам, и поднял средний люк, и спрятал чехол с автоматом внизу, между моторами. Он открыл клапаны и запустил оба мотора. Правый мотор спустя несколько минут заработал бесперебойно, но левый заскакивал на втором и четвертом цилиндрах, и он обнаружил трещины в запальных свечах и поискал запасных свечей, но не мог найти.
«Надо налить бензин и достать новые свечи», — подумал он.
Сидя внизу, у моторов, он расстегнул чехол и собрал автомат. Он нашел два куска широкого ремня и четыре винта и, сделав в коже прорезы, устроил нечто вроде двойной лямки, в которой и укрепил автомат под самой палубой, слева от люка, как раз над левым мотором. Автомат висел в ней, слегка покачиваясь, и он выбрал один из четырех магазинов, лежавших в боковых отделениях чехла, и вставил его на место. Опустившись на колени между моторами, он протянул руку и попытался схватить автомат. Достаточно было двух движений. Сначала отцепить кусок ремня, который проходил под прикладом. Потом вытянуть пулемет из второй петли. Он попробовал, и это было нетрудно, даже одной рукой. Он передвинул рычажок с полуавтоматического хода на автоматический и удостоверился, что предохранитель закрыт. Затем он снова укрепил автомат в лямке. Он не мог придумать, куда положить запасные магазины; поэтому он засунул чехол под бензиновый бак, откуда его было легко достать, и магазины уложил концами к себе. При первом же удобном случае, когда мы уже будем в пути, я могу взять два и положить в карман, подумал он.
Он встал. День был хороший, не слишком холодный, и дул легкий северный бриз. День в самом деле был славный. Уже начался отлив, и у самого берега сидели на сваях два пеликана. Темно-зеленая рыбачья лодка пропыхтела мимо, в сторону рыбного рынка; негр-рыбак сидел на корме у руля. Гарри посмотрел на воду, спокойную под береговым ветром, серо-голубую в лучах солнца, и на песчаный островок, образовавшийся, когда в этом месте углубляли дно. Над островом летали белые чайки.
Тихая будет ночь, подумал Гарри. Славная ночь для переправы.
Он немного вспотел от возни внизу, у моторов, и, выпрямившись, вытер тряпкой лицо.
На пристани стоял Элберт.
— Слушай, Гарри, — сказал он. — Может, ты все-таки возьмешь меня с собой?
— А что еще случилось?
— Нас на общественных работах переводят на трехдневную неделю. Я только сегодня узнал об этом. Мне нужно искать что-нибудь другое.
