Томас Гарди - Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный
Тем временем Арабелла вернулась домой. Шел вечер, Джуд не возвращался. В половине десятого она вышла и отправилась на окраину города, где жил ее отец, который открыл недавно захудалую лавчонку и торговал там свининой.
— Ну что ж, папаша, — сказала она ему, — хоть ты и дал мне взбучку в тот вечер, я все ж зашла — хочу тебе кое-что сказать. Похоже, я скоро снова буду замужем и смогу устроить свою жизнь. Только мне нужна твоя помощь, и ты не смеешь мне отказать, ведь я тебе так помогла!
— Сделаю все, лишь бы сбыть тебя с рук!
— И отлично. Сейчас я иду искать своего дружка. Похоже, он загулял, надо притащить его домой. Все, что от тебя требуется, — не запирать сегодня ночью дверь на ключ. Это на тот случай, если мне придется здесь переночевать, а я могу вернуться поздно.
— Я знал, что ты долго не выдержишь и заявишься!
— Так не забудь про дверь. Больше мне ничего от тебя не нужно.
Арабелла пустилась в путь и сначала поспешила на квартиру к Джуду, удостовериться, что его все еще нет дома, а затем отправилась на поиски. Прикинув, где он мог быть, она направилась прямехонько в трактир «Уединение», в котором он раньше часто бывал и где она сама некоторое время работала. И действительно: как только она открыла дверь, ее глазам предстал Джуд; он сидел в полумраке кабины, тупо уставившись в пол. Пил он, по-видимому, только эль. Он не заметил ее прихода, но когда Арабелла вошла и подсела к нему, поднял глаза и спросил без удивления:
— Ты пришла пить? Я хочу забыть ее и не могу. Вот и все. А теперь пора домой!
Она увидела, что он слегка захмелел, но не пьян.
— Я пришла только за тобой, мальчик мой! Тебе худо. Тебе надо выпить чего-нибудь получше. — С этими словами она поманила пальцем официантку. — Выпей ликеру — это больше пристало образованному человеку, чем пиво. Чего хочешь: мараскина, кюрасо — есть сухое и сладкое — или черри-бренди? Я угощаю тебя, бедняжка!
— Мне все равно что! Черри-бренди так черри-бренди! Сью скверно обошлась со мной, очень скверно. Вот уж не ожидал этого от Сью! Я был ей верен, и она должна была остаться верной мне. Я ради нее готов был душу дьяволу запродать, а она ни вот столечко не захотела рисковать своей ради меня. Она спасает свою, а моя пусть катится ко всем чертям! Но это не ее вина, уверен, что не ее!.. Бедная девочка!..
Где Арабелла достала деньги, осталось неизвестным, но она заказала две рюмки ликера и заплатила за них. Когда ликер был выпит, Арабелла предложила еще, и Джуд имел удовольствие, так сказать, пройтись по весьма разнообразному ассортименту горячительных услад, поощряемый женщиной, хорошо знавшей в них толк. Арабелла значительно отставала от Джуда и лишь потягивала из рюмки, тогда как он пил по-настоящему; она старалась пить ровно столько, чтобы не опьянеть, — и все-таки выходило немало, судя по ее побагровевшему лицу.
Говорила она с ним неизменно вкрадчивым, успокаивающим тоном, и всякий раз, как он произносил: «Мне все равно, что со мной будет», — а твердил он это непрестанно, — неизменно отвечала: «Но мне-то не все равно!» Наконец настал час закрытия трактира, и им пришлось покинуть заведение. Арабелла обняла его за талию, помогая ему устоять на ногах.
— Не знаю, что скажет хозяин, когда я приведу тебя домой в таком виде, — сказала она, когда они уже шли по улицам. — Дверь-то, наверно, уже заперта, ему придется сойти и впустить нас.
— Н-ничего не знаю.
— Хуже всего не иметь своего дома… Послушай, Джуд, давай-ка лучше пойдем к моему отцу, я сегодня с ним помирилась. Я впущу тебя в дом так, что никто не увидит, а к утру проспишься, и все будет в порядке.
— Что угодно… куда угодно. Черт подери, не все ли мне равно?
Они шли рядом, похожие на любую подпившую парочку; она по-прежнему обнимала его, и он тоже в конце концов обхватил ее за талию, не потому, что имел какие-нибудь любовные намерения, а потому, что очень устал, нетвердо держался на ногах и все время искал, на что бы опереться.
— А вот… э-э… место сожжения мучеников… — запинаясь, бормотал он, когда они переходили через широкую улицу. — Пп-помню, у старика Фуллера{224}, в его «Священном государстве»… мне это вспомнилось, п-потому что мы здесь проходим… Так вот, старина Фуллер в своем «Священном государстве» п-пишет… что когда сжигали Ридли, доктор Смит{225} читал п-проповедь… и выбрал темой: «И если я… отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы»{226}. Часто я думаю об этом, когда здесь прохожу. Ридли, он…
— Да-да. Точно. Ты ведь умница, дружочек, только сейчас это нам ни к чему.
— Нет, к чему! Я отдаю свое тело на сожжение! Ну да… Ты не понимаешь! Надо быть Сью, чтобы понимать такие вещи! А я соблазнил ее, бедную девочку! И она ушла… А теперь мне наплевать, что со мной станется. Делай со мной что хочешь!.. А все-таки она сделала это совести ради — несчастная, маленькая Сью!
— Пропади она пропадом! То есть, я хочу сказать, она поступила правильно, — икая, подтвердила Арабелла. — У меня тоже есть чувства, и я чувствую, что перед богом я твоя, и ничья больше, пока смерть не разлучит нас. Ик… ик!.. Исправиться никогда не поздно!
Когда они подошли к дому отца, Арабелла осторожно открыла дверь и стала ощупью отыскивать спички.
Ситуация удивительно напоминала ту, много лет назад, когда они вошли в ее дом в Крескоме. Да и цель у Арабеллы была, пожалуй, та же, только Джуд не думал об этом, а она думала.
— Не могу найти спичек, дорогой, — сказала она, заперев дверь. — Ну, да шут с ними. Иди сюда. Только потихоньку, ради бога!
— Темно, хоть глаз выколи, — сказал Джуд.
— Дай руку, я тебя проведу. Вот так! Ну, а теперь присядь, я сниму с тебя ботинки. Боюсь, как бы не разбудить его!
— Кого?
— Отца. Он такой тарарам устроит.
Она стянула с него ботинки.
— А теперь, — прошептала она, — обопрись на меня… Не бойся, я выдержу. Ну вот одна ступенька, вот еще одна…
— Неужели мы в нашем старом доме близ Мэригрин? — озадаченно спросил Джуд. — Целую вечность я не был тут! А где мои книги? Вот что мне хотелось бы знать!
— Ты, дружочек, в моем доме, и тут никто не увидит, как тебе плохо. Вот еще ступенька, и еще… Ну вот, сейчас и дойдем.
VIIАрабелла готовила завтрак в задней комнате нижнего этажа небольшого домика, недавно нанятого ее отцом. Просунув голову в дверь, ведущую в лавку, где мистер Донн торговал свининой, она сказала ему, что завтрак подан. Донн, старавшийся походить на заправского мясника, — в засаленной синей блузе, перетянутой ремнем, на котором болтался нож, — тотчас вошел к ней в комнату.
— Сегодня тебе придется присмотреть за лавкой, — как бы невзначай сказал он. — Мне надо отлучиться в Ламсдон, забрать половину свиной туши и немного требухи, и еще заглянуть кой-куда. Уж коли ты у меня живешь, потрудись и свою руку приложить, пока не наладится дело.
— Не знаю еще, как сложится день. — Она дерзко взглянула ему в лицо. — У меня наверху подарок.
— Ну да? Это еще что?
— Муженек… почти муженек.
— Не может быть!
— Это Джуд. Он вернулся ко мне.
— Твой тот, первый? Чтоб мне треснуть!
— Не забывай, что он всегда был мне по душе.
— Но как же он оказался там, наверху? — давясь от смеха, спросил Донн, указывая на потолок.
— Не задавай неуместных вопросов, папаша. Надо удержать его здесь, пока мы с ним… не устроимся по-прежнему.
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, пока не поженимся.
— Ого! Отродясь не слыхал такой диковинной штуки — выходить второй раз за бывшего благоверного, когда на свете так много других парней! На мой взгляд, Джуд не ахти какое сокровище… На твоем месте я постарался бы поймать нового.
— А что тут диковинного, если женщина ради того, чтобы на нее смотрели с уважением, хочет заполучить обратно прежнего мужа? Вот мужчине тянуться за прежней женой, пожалуй, смешно.
И Арабеллой овладел приступ безудержного смеха, к которому несколько более сдержанно присоединялся ее отец.
— Будь с ним вежлив, а остальное предоставь мне, — сказала Арабелла, кончив смеяться. — Сегодня утром он жаловался, что у него голова раскалывается от боли и он плохо соображает, где он. Это и не удивительно, ведь он пил вчера без разбору. Надо денька два-три выдержать его тепленьким и веселеньким да домой не отпускать. Все твои затраты окупятся, за мной не пропадет. Ну ладно, надо сходить наверх посмотреть, как он там, бедняжка, себя чувствует.
Арабелла поднялась по лестнице, тихонько открыла дверь спальни и заглянула в нее. Увидев, что ее остриженный Самсон спит, она вошла в комнату и стала у кровати, пристально разглядывая его. Излишества прошедшей ночи вызвали лихорадочный румянец на лице Джуда, и оно казалось не таким болезненным, как обычно; длинные ресницы, темные брови, волнистые черные волосы и борода, выделяясь на белой подушке, завершали облик того, кем Арабелла — женщина низменных страстей — стремилась вновь завладеть, чтобы, с одной стороны, поправить свои денежные дела, а с другой — подмоченную репутацию. Ее горящий взгляд словно толкнул Джуда, учащенное дыхание приостановилось, он открыл глаза.
