Илья Глазунов - Россия распятая
Многое могли бы рассказать древнерусские певческие рукописи, хранящиеся в наших библиотеках, если бы их смогли расшифровать. Как это обогатило бы современную музыкальную культуру! Сколько у нас говорят о массовой хорошей песне – а толку? Думается, изучение заветов русской народной музыки помогло бы решить эту проблему.
Мелодии древнерусского пения сыграли огромную роль в формировании русской классической музыки. Гениальный Глинка, особенно в последние годы жизни, изучал наши древние напевы и русские народные песни. Балакирев, сочиняя фортепьянный концерт, решил использовать в одной из его частей старинную церковную тему, что вызвало горячее одобрение Стасова. Творчество Мусоргского и Римского-Корсакова также напоено красотою церковной музыки Древней Руси.
Римский-Корсаков! Никто, пожалуй, не ощущал, как он, музыкальных тональностей в цвете. Не случайно его связывала дружба с Врубелем, которого можно назвать музыкантом живописи, как самого Римского-Корсакова – живописцем музыки. Образы композитора вдохновляли Врубеля на создание удивительной «Волхвы», «Садко», «Берендея», «Весны», «Мизгиря», «Леля», «Купавы»…
«Пение и музыку он любил чуть ли не больше всех других искусств, – вспоминала певица И. Забела, жена художника. – Не обладая никакими специальными знаниями, Михаил Александрович часто поражал меня своими ценными советами и каким-то глубоким проникновением в суть вещи. Так было с партией Морской царевны и вообще с оперой „Садко“… Мне пришлось петь эту партию около 90 раз, и мой муж всегда присутствовал на спектаклях. Я однажды как-то спросила его: „Неужели тебе не надоело?“ „Нет, – отвечал он, – я могу без конца слушать оркестр, в особенности мелодии моря. Я каждый раз нахожу в них новую прелесть, вижу какие-то фантастические тона…“ Навсегда ушли гении тех лет, но нам они оставили искусство, веру и надежду…
Тесная связь музыки Римского-Корсакова с музыкальным искусством русского народа не ограничивается песенными цитатами и обработкой народных напевов. Связь эта гораздо глубже. Композитору удалось проникновенно, по-рублевски гармонично и совершенно вызвать к жизни былинный образ русского Одиссея – Садко, новгородского гостя который силой своего искусства побеждает враждебные стихии и покоряет человеческие сердца. Гений Римского-Корсакова дал новую жизнь миру духовного стиха древнерусской повести «Сказание о невидимом граде Китеже». Музыка его воплотила мерную поступь летописного повествования в «Псковитянке» и частушечное скоморошество, нашедшее выражение в «Сказке о царе Салтане». А «Снегурочка» – изумительная поэма о русской весне и русской любви, путешествие в страну русского народного языческого мифа! Как люблю я ее, как жаль мне тех, кто глух к этой красоте несказанной!
Но самым могучим выразителем великорусского духа в музыке был, конечно, Мусоргский, как никто воплотивший в своем творчестве подлинную Русь. В Пскове я впервые узнал о том, что детские годы Мусоргского прошли здесь, на Псковщине, где Россия открывалась ему во многом благодаря дружбе с няней-крестьянкой.
«Няня близко познакомила меня с русскими сказками, – писал Мусоргский, – и я от них иногда не спал по ночам. Они были главнейшим импульсом к музыкальным импровизациям на фортепиано». А поездки Мусоргского в деревню, хождение по базарам в поисках «интересных русских типов», так роднящие его с Пушкиным! А желание проникнуть в «нутро», в самую сущность, самую душу человека? Вся жизнь Мусоргского странно перекликается с судьбой Федотова, с его терзаниями, со службой в канцелярии и департаментах, с непризнанием и страшной материальной нуждой, с полным пренебрежением к своему гению. А трагический финал жизни на железной койке Николаевского военного госпиталя, куда национальный гений был помещен – с учинением подлога – под видом денщика? Странная, трагическая судьба…
Как до Сурикова у нас не было исторической народной драмы в живописи, не было правдивых исторических типов, подлинной толпы, так до Мусоргского не было народной музыкальной драмы. «Не музыки нам нужно, не слов, не палитры, не резца; нет, черт бы вас побрал, лгунов, притворщиков е tutti quanti – мысли живой подайте, живую беседу с людьми ведите, какой бы сюжет вы ни выбрали для беседы с ними», – писал Мусоргский. Музыка гениального композитора Мусоргского, стремившегося к изображению «тончайших черт человека», распахнувшего драму русской жизни, ширь души русской, явила огромный размах эпических характеров и стала совершенно новым и пока последним значительным словом во всемирной оперной музыке.
* * *Когда я думаю о народности музыкальной культуры, с благодарностью вспоминаю подвижников-пропагандистов народного хорового пения. Имена их все более и более забываются… А как нужны их деяния и творчество сегодня, в годину русской смуты, бешеных атак на нас сатанинского искусства.
Одним из страстных пропагандистов русской народной песни был Митрофан Ефимович Пятницкий. Как-то у букиниста мне встретилась книга, на обложке которой были изображены русские крестьяне в народных костюмах. Книга называлась «Концерты Пятницкого с крестьянами». Перелистывая чуть пожелтевшие страницы, я еще и еще раз думал о том, как мало знаем мы о нашей музыкальной культуре, а ведь песня – это душа народа. Не могу удержаться, чтобы не познакомить читателя с выдержками из этой редчайшей книги:
«Вся музыкальная Москва приходила слушать концерты Пятницкого с крестьянами. Музыкальные критики помещали на столбцах московских газет восторженные отзывы: „Песни исполняемые крестьянами, очень интересны и по словам и по напевам: среди них есть прямо жемчужины, но особенную окраску и значение они получают в народном исполнении“ („Русские ведомости“). „Громадная заслуга М. Е. Пятницкого именно в том, что он привез поющую деревню из медвежьих углов сюда, в сердце России, оторванное от этих углов. Песни удивительно, стройно и хорошо поют, так поют именно для себя, в силу накопившейся в груди потребности – петь“ („Русское слово“). „Искатели новых форм музыкального творчества забрели в тупик, запутались в хитрых комбинациях хроматических модуляции, энгармонических замен, гармонии на тоновой гамме и проч. Но они слепо не видят, что есть новая оригинальная область, открывающая огромные перспективы, – русская песня. Здесь могут быть найдены новые законы гармонии, дано новое направление искусству, здесь – новый источник вдохновении“ („Новь“).
Не правда ли, читатель, как злободневно звучат эти слова сегодня, когда мы живем в мире агрессивно-грохочущей, назойливой, «рваной» музыки, калечащей людские уши и, главное, души?
В глухих, заброшенных деревнях, хранящих живые предания далекой старины, Пятницкий отыскал и соединил вместе народную песню – и художников этой песни, живущих ее образами. Музыкальные полотна его хора, словно былины, напоминали слушателям, что русская земля рождала великих правителей и могучих богатырей, воплотителей народного разума, духовной и телесной мощи. Песни изумительного нашего хора всегда живут в сердце каждого, кто любит шум наших лесов, родное русское приволье лугов и полей, ясную гладь наших рек и кто сохранил идущее из глубины веков чувство молитвенного восторга перед красотой Божьего мира. Никогда не исторгнутся из души моей певучие могучие старые русские песни!
И еще одно важное обстоятельство. Благодаря деятельности Пятницкого во многом разрушилось представление о примитивности и несложности русской песни. Русская народная музыка, как и всякое настоящее искусство, выработала в течение веков ряд художественных ценностей – не только относительных, но и абсолютных.
Песня – правда, говорит народ. В старину русские крестьяне говорили музыкальным языком, близким к языку творцов песнопений, возносящих хвалу Всевышнему. Русский народ без помощи учителей и книг создал целый ряд музыкальных средств, которыми по сей день пользуются наиболее серьезные и образованные композиторы. Разве это не удивительно? Думается, ни у одного народа нет таких богатых в гармоническом отношении песен, как песни русские. Обстоятельство это – общепризнанный факт. Даже не любящий славян Фридрих Ницше – обронил однажды многозначительный афоризм: «Каждый великий народ имеет великие песни. Но почему же русские имеют великие песни?»
К сожалению, все больше и больше удаляемся мы от живительных истоков русской народной музыки. Волны шоу-бизнеса с каждым днем захлестывают и размывают нашу родовую музыкальную память, подменяя ее унылостью интернациональной духовной жвачки. Извращаются до ритмических спазм великие достижения всемирного симфонизма. Гаснет профессионализм православного церковного хорового пения.
…Будучи за границей в гостях у известного итальянского композитора, я услышал «русский реквием», то есть, по-русски, панихиду, записанную на пластинку, которую хозяин поставил специально для сравнения с реквиемами Моцарта и Верди. Не могу передать всю силу впечатления от нашей русской панихиды по убиенным за Отечество на поле брани! Мужественная скорбь, рыдание народной души, вековое страдание по верным павшим сынам России… Мы были потрясены глубиной и строгой напевностью древних мелодий, столь из близких высотой своего духа бесценным откровениям всемирной музыки.
