Пена. Дамское счастье - Эмиль Золя
Полина весело рассмеялась:
– Божэ женится на мне, потому что это Божэ. Мы ровня… А господин Муре… Мыслимое ли дело хозяину жениться на продавщице?!
– Конечно нет! Нет, нет и нет! Это абсурд! Именно поэтому он не должен был писать мне.
Пухлое лицо Полины с маленькими нежными глазками излучало почти материнское сострадание. Она подошла к пианино, подняла крышку и сыграла одним пальцем «Короля Дагобера», надеясь отвлечь подругу от мрачных мыслей. Звуки улицы проникали в комнату с голыми стенами, казавшуюся совсем пустой из-за белизны чехлов на диване и креслах, где-то далеко заунывно кричала зеленщица, нахваливая свежий горошек. Дениза съежилась и снова горько заплакала, прикрывая лицо платком.
– Ну что вы, право, нельзя же так себя изводить! – Полина попыталась справиться с ситуацией. – И зачем только вы привели меня сюда, в вашей комнате было бы гораздо удобнее! – Она опустилась на колени и принялась отчитывать бедняжку: – Сами подумайте, сколько женщин мечтали бы оказаться на вашем месте! В конце концов, все просто: если вам что-то не нравится, скажите «нет» и не огорчайтесь! Но стоит ли рисковать всем ради удовольствия отказать патрону, ведь другой работы никто вам не предлагает!
Полина перешла на шепот, отпустила несколько шуточек на грани приличий и тут услышала шаги. Она подкралась к двери и выглянула в коридор.
– Тсс! Там мадам Орели! Я убегаю, а вам следует вытереть слезы. Ни к чему радовать сплетницу.
Оставшись одна, Дениза встала с дивана, опустила крышку пианино и постаралась успокоиться. Она не хотела, чтобы ее застали в расстроенных чувствах, и вышла из гостиной, только услышав, что госпожа Орели стучит в дверь ее комнаты.
– До чего же неразумно вы поступаете, дитя мое! – воскликнула заведующая. – Я поднялась узнать, как дела, и сообщить, что мы вполне обойдемся без вас.
Дениза заверила, что ей лучше и она будет рада чем-нибудь заняться.
– Я не стану излишне себя утомлять, сяду на стул и займусь бумажной работой.
Мадам Орели настояла, чтобы Дениза оперлась на ее руку, и они пошли вниз. Заведующая исподтишка наблюдала за девушкой, конечно же, заметила ее покрасневшие глаза и сделала выводы. Она была очень осведомленная дама.
Дениза завоевала отдел, внезапно одержав победу, на которую не надеялась. Она десять месяцев безуспешно пыталась стать своей среди продавщиц, много и тяжело работала и неожиданно для себя справилась со злокозненностью за несколько недель. Девушки стали милыми и почтительными, чему в немалой степени поспособствовала госпожа Орели, выступив в роли примирительницы сердец. Она была невероятно нежна с Денизой: ходили слухи, что заведующая отделом оказывает Муре услуги деликатного свойства и ей настоятельно порекомендовали взять девушку под свое крылышко. Но и сама Дениза пустила в ход все свое обаяние, чтобы обезоружить врагинь, а сделать это было непросто: она понимала, что повышение ей простят не скоро. Девицы сочли это несправедливым, заявляли, что Дениза «заработала его за десертом с патроном», и добавляли чудовищно омерзительные детали, что не мешало Денизе утверждать свой авторитет. Наконец сдались даже заклятые противницы, удивляясь и даже восхищаясь ее упорством, они присоединились к сонму почитателей и упоенно льстили новой заместительнице, чья мягкость и застенчивость довершили дело. Маргарита примкнула к большинству. Только Клара продолжала злобствовать, а иногда даже осмеливалась называть соперницу «растрепой», но никто больше не подхихикивал. Клара была тщеславна, ленива и во время короткого приключения с Муре вовсю манкировала работой, а когда он устал от нее (отметим, случилось это быстро), почти не расстроилась, не умея ревновать в силу бесшабашности натуры. Однако Клара считала, что Дениза «украла» у нее место госпожи Фредерик, от которого она в любом случае отказалась бы – слишком хлопотно! Лентяйка полагала, что имеет равные с Денизой права на повышение и ее обошли несправедливо.
– Глядите-ка, роженицу привели, – прошипела она, завидев госпожу Орели и Денизу.
Маргарита в ответ только плечами пожала:
– Не смешно!
В девять утра солнце согрело улицы, ослепительно-голубое небо радовало глаз, фиакры направлялись к вокзалам, а принарядившиеся горожане торопились на прогулку в парки, скверы, сады и окрестные рощи. Окна «Дамского Счастья» распахнули настежь, наполнив золотым светом залы, и учет начался. Двери заперли изнутри, прохожие заглядывали через стекла витрин и спрашивали себя, почему в залах царит деловая суета, а покупателей никто не приглашает. На всех этажах по галереям бегали продавщицы и приказчики, все кричали, бросали друг другу свертки поверх голов, и никто ничего не слышал в этом вселенском тарараме. Каждый из тридцати девяти отделов трудился, не обращая внимания на соседей, но до товаров на полках дело пока не дошло, и на полу лежало всего несколько рулонов тканей. Чтобы закончить к вечеру, следовало поднапрячься.
– Зачем вы здесь? – озабоченным тоном спросила Маргарита. – Вы навредите себе, Дениза, если не отдохнете, а за нас не волнуйтесь, мы справимся.
– Совершенно с вами согласна, – кивнула мадам Орели, – но она настояла!
Продавщицы, бросив работу, окружили Денизу, она рассказала, как подвернула ногу, все ахали и охали, пока мадам Орели не призвала их к порядку. Она усадила Денизу за стол, и девушка приготовилась записывать. В воскресенье под знамена призвали всех, кто мог держать в пальцах перо, даже посыльных, инспекторов, кассиров и конторщиков. Дениза оказалась рядом с Ломмом и посыльным Жозефом, которые писали на больших листах бумаги.
– Пять манто, драп, меховая отделка, третий размер, двести сорок франков! – выкрикивала Маргарита. – Еще четыре таких же, первый размер, по двести двадцать.
Работа возобновилась. Три продавщицы освобождали шкафы, сортировали вещи и передавали их Маргарите, она громко и четко произносила наименования и сваливала их на столы. Ломм записывал, Жозеф составлял еще один список, контрольный, мадам Орели и три ее помощницы занималась шелковыми изделиями, а Дениза записывала. Клара должна была следить, чтобы одежда занимала на столах как можно меньше места, но трудилась с ленцой, и кучи разваливались.
– Вам повышают жалованье, детка? – спросила она у девушки, поступившей на работу зимой. – Говорят, заместительница будет получать две тысячи франков, а с процентами на круг выйдет семь.
Продавщица, передавая ротонды[35], ответила, что, если ей не дадут восемьсот франков, она уволится. По традиции прибавки объявляли на следующий после учетного день. Обнародовались цифры годового оборота, и заведующие отделами получали свой процент, если итог был выше прошлогоднего. Несмотря на шум и напряженный ритм работы, служащие увлеченно обсуждали денежный вопрос. Госпоже Орели будто бы светили двадцать пять тысяч франков, что не могло не возбуждать продавщиц. Маргарита, лучшая после Денизы, заработала четыре с половиной тысячи франков, сложившиеся из полутора тысяч жалованья и трех тысяч франков процентов. А вот Клара едва дотянула до двух с половиной тысяч за все про все.
– Мне и дела нет до прибавок! – заявила она, обращаясь к самой молоденькой из товарок. – Как только папаша отдаст Богу душу, я все здесь брошу, но меня выводит из себя то, что этой пигалице достанутся семь тысяч франков! Согласна?
Мадам Орели решила положить конец злобным выпадам Клары. Она посмотрела на нее с великолепным презрением и скомандовала:
– Хватит болтать, девушки! Здесь и без того достаточно шумно! – Она снова взялась за дело и начала выкрикивать: – Семь длинных накидок в сицилийском стиле, первый размер, по сто тридцать!.. Три шубы из сюра́, второй размер, по сто пятьдесят!.. Успеваете, мадемуазель Бодю?
– Да, мадам.
Клара сдвинула охапки одежды, освободив место для очередной партии, но вскоре бросила свое занятие ради общения с перчаточником Миньо. Он улизнул из своего отдела, чтобы занять у нее двадцать франков. Молодой человек уже был должен Кларе тридцать, которые она дала ему на следующий после скачек день, где он проиграл недельный заработок. На сей раз он профукал полученные накануне премиальные и остался с десятью су на воскресенье. У Клары при себе оказалось всего десять франков, и она охотно с ними рассталась, после чего они с Миньо поболтали о прошлой вечеринке на шестерых в одном из ресторанов в Буживале. Женщины тогда сами за себя платили, так было проще, и никто никому не был обязан. Потом
