Пэлем Вудхауз - Том 11. Монти Бодкин и другие
Выстрел попал в цель. Долли не нашла, что ответить. Мистер Моллой нашел, но поскольку он в эту минуту жевал кусок ветчины, то разобрать удалось лишь заключительное слово.
— …наотрез, — сказал мистер Моллой.
Долли оправилась от растерянности и с благодарностью взглянула на спутника жизни.
— Верно. Будем отпираться наотрез. Миссис Корк скорее поверит мне и Мыльному, чем рыжему нахалу.
— Интересно, — сказал Джеф, — почему, если нахал, то обязательно рыжий? Бывают и брюнеты, и шатены. Впрочем, сейчас не время в этом разбираться. Вы наверняка горите желанием узнать, как я теперь выкручусь. В ваших глазах читается немой вопрос: что-то он запоет? Отвечу: хозяин заведения подтвердит мой рассказ. Он уже получил от миссис Корк предупреждение не продавать животных белков пациентам ее дурдома и будет поражен, узнав, что приличная проезжая пара на самом деле — гости Шипли-холла. И не думайте его подкупить. Он слишком боится нашей хозяйки, чтобы шутить с ней шутки.
Долли с надеждой взглянула на мистера Моллоя, но источник его вдохновения уже иссяк. Как ни обидно было сдаваться так быстро, она капитулировала.
— Твоя взяла.
— Лично я, — отвечал Джеф, — назвал бы это ничьей. Мы — как те ребята в салуне, что держат друг друга на мушке. Предлагаю объявить перемирие. А сейчас, увы, вынужден откланяться. Дела призывают меня в другое место.
Он только что вспомнил, что сандвичи, наверное, уже готовы, и не хотел, чтобы их вручили на глазах у теперешних собеседников.
Когда он вышел, наступило долгое молчание, которое нарушил мистер Моллой.
— От него не избавишься, — промолвил он скорбно, но с ноткой уважения в голосе. — У него на все готов ответ.
Миссис Моллой передернуло. Джеф появился в двери, чтобы одарить их любезной улыбкой, которая полоснула Долли, как ножом.
— Я с этим жуликом поквитаюсь, чего бы мне это ни стоило, — сказала она чуть севшим от ярости голосом.
— Как, киска? — спросил мистер Моллой.
— Не волнуйся. Я его уберу.
Мистер Моллой вздрогнул. Его напутало последнее слово. Он был человек нервный и, когда его жена пускалась в такие предприятия, поневоле спрашивал себя, не перегнет ли она палку.
— Что значит «уберу»?
— То и значит.
— Ты же не думаешь его пришить?
Миссис Моллой весело рассмеялась. Она уже вернулась в прежнее расположение духа.
— Не глупи, пупсик.
— И ты не глупи, пожалуйста, — сказал он.
Глава XIII
Энн Бенедик вышла на террасу и медленно спустилась в сад. Она направлялась к прудику, где Джеф несколько раньше смотрел на водомерок.
С детских лет она убегала сюда в минуты печали, а сейчас была именно такая минута. Преувеличением было бы сказать, что сердце у нее разрывалось от горя, однако она чувствовала, что отношения с нареченным не вполне безоблачны, а это всегда несколько огорчает.
Узнав, что приехал Лайонел Грин, Энн обрадовалась, предвкушая долгие прогулки по тенистым аллеям и рощам, которыми изобиловала вотчина Аффенхемов. Когда он сказал, что им лучше держаться поодаль, сердце у нее упало, и хотя он объяснил причины такой осторожности, ее не отпускала досада. Ей бы хотелось, чтобы Лайонел не был таким осмотрительным. Образ возлюбленного, который она создала в своей голове, несколько омрачился.
Обо всем об этом она размышляла, когда в сад со стороны станции вошел Джеф. Утро и первую половину дня он провел в Лондоне.
Для этого было несколько причин. Во-первых, переговорив со своей совестью, он решил, что письменные извинения Дж. Ш. Эдеру, отправленные в его контору с рассыльным, вполне заменят личную встречу, к тому же их легче будет составить, чем при непосредственном общении с пострадавшим. Трудно просить прощения у человека, которому залепил в лоб булочкой, — поневоле начнешь мямлить и запинаться.
Еще он хотел купить экземпляр «Женщины в дебрях» на случай непредвиденных обстоятельств и коробку шоколадных конфет для Энн, а также оформить страховку.
Мысль о страховке пришла ему в голову через несколько дней после разговора с мистером и миссис Моллой в «Олене и рогах». Она возникла, когда он курил в холле, поджидая Энн, и в футе от его головы пролетели бронзовые часы. Ему подумалось, что, вступив на тропу войны со столь предприимчивой противницей, он подвергает себя заметному риску.
В следующие несколько дней Джеф проникся глубоким уважением к этой выдающейся женщине. Мужа ее он рассматривал как обычного истукана, о котором не стоит и думать, но Долли вызывала у него почти священный ужас. В частности, он тщетно гадал, как она разузнала о спрятанных сокровищах Шипли-холла. Не иначе, как она наделена даром прозрения. Помимо этих сверхъестественных свойств, она обладала редким умением действовать быстро и решительно.
Правда, проглотив полсигареты и вскинув голову так резко, что чуть не свернул шею, он так и не успел увидеть, как она перегнулась через перила. Однако бронзовые часы, до того стоявшие на старинном комоде, сами по воздуху не летают, и Джеф был уверен, что в полет их отправили маленькие ручки Долли Моллой. Может быть, он возводил на нее напраслину, но сам так не думал.
Слишком много разных предметов — ваз, кирпичей, леек — падали в непосредственной близости от него после разрыва дипломатических отношений. А железный прут, державший ковер на лестнице, о который он едва не споткнулся, сбегая к обеду, мог сдвинуть лишь человек, наблюдавший за каждым его шагом.
Судьба, сведя его с женщиной, наделенной талантами и темпераментом леди Макбет, оставляла лишь две выхода (если не рассматривать возможность постоянно ходить в каске) — покинуть Шипли-холл, на что бы он в жизни не согласился, или поехать в Лондон и застраховаться от несчастного случая. Любой молодой человек должен был сделать это, вступая в жизнь, но у Джефа все как-то не доходили руки.
Он решил больше не откладывать. Объявив миссис Корк, что заполучил отличные отпечатки пальцев дворецкого и хочет сверить их с архивами Скотланд-Ярда (ребята всегда помогут старому другу), он направился в столицу, согреваемый чувством, что хоть и не разоружит мадам Моллой, но, по крайней мере, не останется совсем уж ни с чем, если она все-таки пристреляется.
Теперь он вернулся в Шипли-холл и в первую же минуту встретил Энн. Настроение его, и без того приподнятое, стало еще лучше. Он увидел в этом знак, что Провидение умеет отличить хорошего человека, и поспешил воспользоваться подарком судьбы.
За последние несколько дней Джеф не раз беседовал с Энн и утвердился в мысли, что сладкие речи — метод, который следует использовать и впредь. Он перешел на бег и начал сладкую речь, едва оказавшись на расстоянии окрика.
— Так вот вы где! — воскликнул он. — Я-то думал, что буду вас долго и мучительно искать, а в конце концов найду у миссис Корк, с блокнотом, куда вы записываете ее нудные воспоминания о слонах.
Энн посмотрела на него тем удивленным, пристальным взором, который запомнился Джефу с их первой встречи.
— Странно, — сказала она. — Когда вы побежали, мне показалось, что я вот-вот вспомню. Уверена, что видела вас прежде.
— И, когда я побежал, картина воскресла в памяти?
— Только на секунду, и тут же снова пропала.
— Мне еще пробежаться?
— Не трудитесь. Пустяки.
— Ну нет. Вы лишаете себя одного из прекраснейших воспоминаний. Для большинства людей увидеть меня впервые — целая жизненная эпоха. Они переживают это мгновение снова и снова, чтобы подбодрить себя в трудный час. Скажите, теперь, когда у вас было время подумать, вы по-прежнему убеждены, что не бывали в милом Люцерне?
— Убеждена. Он и вправду такой милый?
— Еще бы! Прелестный, синий, полный зачарованных туристов с Бедекерами под мышкой.
— Если он так хорош, я бы вряд ли его забыла. Особенно, если бы встретила вас.
— Верно. Осталось предположить, что мы встречались в прежнем рождении.
— Это будет великий день, когда я вспомню.
— День ликования, — кивнул Джеф.
Совесть укоряла его, что все это очень похоже на треп, а он дал зарок не трепаться в день избавления от мисс Шусмит. Однако, убеждал он себя, он не треплется, хотя внешне это очень похоже. Когда любишь девушку всеми фибрами души, это уже не треп. Очень просто, если хорошенько подумать, убеждал он свою совесть, и совесть отвечала: «Очень!».
Энн повеселела. Она уже замечала, что веселеет в обществе Джефа. Никто вот так сразу не пробуждал в ней столь живую симпатию, как будто кто-то рассказал ему про ее интересы и любимые книги. Она честно признавалась себе, что ее огорчение было отчасти вызвано его внезапным отъездом.
— Куда вы исчезли на целый день? — спросила она. — Я боялась, что вы пресытились угубуанской пищей и пропали совсем.
