Жоржи Амаду - Пальмовая ветвь, погоны и пеньюар
— Еще как смотрит! Я сам свидетель.
Несколько месяцев назад в дверях Малого Трианона они с Бруно заметили, как жадно вспыхнули глаза дряхлого академика, устремленные на смуглые ноги проходившей мимо девушки. Портела отпустил какое-то ироническое замечание, но Бруно заступился за Алмейду и сказал, что когда сам он больше ничего не сможет брать от жизни, превратится в никому не нужную рухлядь, то будет греться на солнышке где-нибудь в сквере, провожать женщин долгим взглядом, и будет ему хорошо.
Местре Афранио и Роза замолчали, погрузились в воспоминания: он думал о друге, она — о возлюбленном.
Роза допила свое молоко. Когда-то она, восемнадцатилетняя девушка, соблазнила зрелого мужчину, который был на тридцать лет ее старше. Она влюбилась в него в тот самый миг, когда увидела из окна ателье, где важные и богатые дамы шили себе туалеты.
Портниха
Роза читала «Пятичасовой чай» — трогательный и забавный рассказ, который Афранио Портела написал про нее и про Бруно. Рассказ этот показался ей милым, романтическим и выдуманным от первого до последнего слова. Все вроде бы так, как было по правде — предложение руки и сердца, например, — и все наоборот. Афранио описал опытного соблазнителя, бессовестного донжуана, который свел с ума неопытную девушку, наигрался ею и бросил. Все не так, все наоборот! Но кто поверит Розе, если она и расскажет все без утайки?! Даже Афранио Портела, великий знаток женской души, не поверит, что бедная юная швейка вела себя так, как она себя вела. Да и Роза не смогла бы объяснить, почему она решилась тогда… Одно только Роза знает твердо: никакое это было не безумие и уж вовсе не «упоение сладострастья». Просто любовь, полдневное солнце и полночная луна. Налетел какой-то ненасытный и нежданный ураган, ливень затопил землю, молнии распороли небо. Кто бы мог подумать, что Роза решится на безрассудное, безоглядное, безграничное безумие?
…Невозмутимо и серьезно проходила она под градом комплиментов, предложений, приглашений по своей улице в пригороде Рио. Сам Зекан, полузащитник «Мадурейра-Атлетико», которого уже переманивали в знаменитый клуб «Ботафого», напрасно терял время, врастая в землю при появлении Розы. «Вот гордячка — видно, принца ждет…» — судачили соседи, когда она, отрешенная и занятая своими мыслями, шла мимо. А мысли ее витали далеко: Роза думала о незнакомце за столиком кафе «Коломбо». Он был красивей любого киноактера — нечего и сравнивать. Роза не знала, что он поэт, и поэт знаменитый. Она полюбила его самого, а уж потом открылись ей его стихи. Неизреченна щедрость господня.
«…Я все смотрела на него да смотрела, и вот наконец он поднял голову и в окне на втором этаже увидел меня».
Свершилось: поэт поднял голову и в окне на втором этаже увидел девушку, которая смотрела на него и улыбалась. Он помедлил мгновение, всмотрелся повнимательней, словно отгадывал какую-то загадку, поставил на стол, не донеся до губ, рюмку смородинового ликера. Потом снова повернулся к соседу, стал слушать, что тот ему говорит. «Хорошенькая…» — отметил про себя Бруно.
Он приходил в «Коломбо» не каждый день — то он тут, то нет его. Роза ждала, Роза теряла терпение, Роза колола себе пальцы иголкой. Однажды Бруно перед уходом снова взглянул в ее окно — быть может, его рассеянный взгляд по чистой случайности встретился с взглядом Розы. Она помахала ему на прощание, и он с улыбкой ответил. На следующий день Роза расхрабрилась и послала ему воздушный поцелуй. Она была скромна и застенчива, она почти никогда не прихорашивалась и не подкрашивалась, ей исполнилось восемнадцать лет, и у нее еще не было возлюбленного. Снедавшее ее пламя зажег Бруно — так упавшая с небес молния зажигает лес.
…После этого он не появлялся целую неделю. Тогда Роза на сбереженные деньги — она брала работу на дом — купила его книгу.
Модистка мадам Пик, заметив, на кого так часто смотрит ее помощница, сказала ей: «Un poete celebre, ma petite, toutes les femmes veulcnt coucher avec lui» [15]. В витрине книжной лавки Роза увидела его книгу — это было очередное издание сборника «Танцовщик и цветок», — спросила, сколько она стоит, и стала работать сверхурочно. В школе Роза училась не хуже других и сейчас без особого труда перевела фразу мадам Пик. Ах, Роза и сама не могла думать ни о чем другом. Когда же она прочла стихи, то поняла, что красивый сеньор из «Коломбо» — это переменчивый трубадур, неисправимый бонвиан, несравненный любовник. Что ж, честная девушка из пригорода решила стать достойной его, превратившись в доступную и неистовую хищницу, «женщину-вамп».
Когда Бруно снова появился в «Коломбо» и рассеянно поднял глаза, Роза сделала ему знак и, схватив книгу, слетела вниз по ступенькам. Она запыхалась от бега, и поэт, увидев ее перед собой, обомлел: он и не думал, что она так хороша. Бруно радовался всякий раз, когда узнавал, что его стихи знают и любят не только объевшиеся поэзией снобы, но и простые люди из народа — вот такие, как эта очаровательная швея. Ангел небесный, а не швея.
Бруно сидел за столиком в одиночестве: приятель его еще не пришел. Он попросил Розу сесть, предложил ей выпить чаю или ликера: сам он по привычке, приобретенной в бистро Сен-Жермен-де-Пре, потягивал свой неизменный черносмородиновый ликер. Не сводя глаз с поэта, девушка покачала головой.
— Меня зовут Роза Мейрелес да Энкарнасан, можно просто Роза.
Бруно достал карандаш и стал писать на титульном листе, вырисовывая каждую букву:
— «Розе — от автора с…» Так с чем же? — спросил он шутя.
— С поцелуем.
Позабавленный Бруно улыбнулся. Роза смотрела, как движется его холеная рука, выводя на белой бумаге безупречно ровные строчки. Все в этом человеке было безупречно…
— Что же ты стоишь? Садись, — мягко и ласково сказал он.
— Тут я с вами сидеть не хочу, — ответила Роза, прежде чем успела подумать, что говорит.
— А где хочешь? — не то удивленно, не то насмешливо про звучали его слова.
— Где угодно.
— А когда? — Бруно еще посмеивался, но уже явно был заинтересован.
— Хоть сегодня. Я кончаю работу в шесть часов.
Бруно взглянул на нее: совсем девочка, в простеньком, но изящном платье, которое она скроила и сшила своими руками. Она годилась поэту в дочери. Без сомнения, бедна. Она понравилась поэту, но он вовсе не собирался злоупотреблять теми чувствами, которые пробудили в душе девушки его стихи. Будь она постарше, будь она барышней из общества — одной из тех, кому не терпится все испробовать, — Бруно колебаться бы не стал. А тут в его власти оказалась потерявшая голову девчонка из предместья, швейка из ателье, сама зарабатывающая себе на пропитание. Прелестная девушка, кровь скольких рас смешалась в ней?! Жаль, но таких он не трогает. Ну да не беда: в красивых женщинах — богатых и праздных — недостатка нет. Он пошел на попятную:
— Сегодня я никак не могу. Приглашен на ужин, извини.
— Тогда завтра. В любое время. Я кончаю в шесть, но могу уйти пораньше. Завтра?… — Зеленые глаза сверкают, рот полуоткрыт. Вся она — воплощенное требование, назначь ей свидание — да и только.
Ситуация уже не казалась Бруно забавной. Еще никогда не видел он женщины, так откровенно и бесхитростно требовавшей любви. Он сдался. Почему бы и нет, в конце концов, раз она так настаивает?! Сбежать всегда можно…
— Завтра так завтра. В шесть я буду ждать у книжной лавки.
Он протянул ей надписанную книгу, но Розе одной книги было мало.
— А поцелуй? — Пухлые негритянские губы жаром опахнули по-арабски смуглую щеку поэта. Бруно и Роза были похожи: оба с востока, из Африки.
Вспоминая потом эту сцену, она часто спрашивала себя: так кто же истинная Роза — эта не знающая запретов женщина, рожденная для страсти, или та, строгих правил, скромная и серьезная девушка из предместья, которую изобразил в своем рассказе местре Афранио?
Это она первая произнесла слово «любовь», это ей пришлось соблазнить Бруно, потому что непостоянный и ветреный волокита, давно потерявший счет своим победам, думал, что перед ним наивная, без памяти влюбившаяся девчонка, которая запуталась и сама не знает, где стихи, а где реальность, и был в большом затруднении: как поступить, чтобы не разочаровать ее, не причинить ей боли, и, с другой стороны, как вести себя, чтобы не сбить ее с пути, не сломать ей судьбу непоправимым шагом, не сделать несчастной на всю жизнь?… Бруно гулял с Розой по улицам, угощал в ресторанчиках, где бывало мало посетителей, неведомыми ей кушаньями, показывал самые очаровательные уголки Рио, приносил ей книги — свои и чужие, — дарил ей розы, шептал строки стихов, сидя рядом с нею в Ботаническом саду — на скамейке они выглядели точь-в-точь как влюбленные со слащавой открытки, — целовал ей исколотые иглой пальцы, смуглую щеку, зеленые глаза и сообщал по секрету Афранио, что этот его роман — совсем особенный, забавный и необычный: связь платоническая и поэтическая, на удивление целомудренная.
