Редьярд Киплинг - История Гедсбая
Кап. Г. Какое же отношение это имеет ко мне? Вероятно, тот человек был сумасшедший, или его жена оказалась невозможно дурной… Но дурными женщин делают мужчины.
Кап. М. (в сторону) . Не ты виноват в том, что в мире остались хорошие, неиспорченные женщины. Ты забыл, как в былое время сходил с ума по этой Хериот. Ты всегда умел забывать. (Громко.) Он был не безумнее тех, кто доходит до другой крайности. Будьте благоразумны, Гедди. Стропила вашей крыши достаточно прочны.
Кап. Г. Это только образное выражение. Я постоянно тревожился и беспокоился о моей жене после того ужасного случая, три года тому назад, когда я чуть было не потерял её. Неужели вы можете этому удивляться?
Кап. М. О, снаряд не падает дважды на одно и то же место. Вы заплатили дань несчастью, почему жребий опять выпадет вашей жене, а не чьей-либо другой?
Кап. Г. Я могу говорить так же благоразумно, как вы, но вы не понимаете, совсем не понимаете… А потом бутча. Кто знает, куда айя усаживает его по вечерам? Он немного кашляет. Разве вы не заметили?
Кап. М. Чепуха. Бригадир так и пышет здоровьем. У него мордашка розовая, как розовый лепесток, а грудь двухгодовалого ребёнка. Что же так расстраивает вас?
Кап. Г. Страх. Это все страх.
Кап. М. Но чего же бояться?
Кап. Г. Всего. Это ужасно.
Кап. М. Ага, я вижу. (Напевает.)
Вы не желаете драться и, когда дерёмся мы,Думаете о ребёнке, думаете о жене.И у вас есть деньги…
Нечто в этом роде?
Кап. Г. Пожалуй. Но я действую не ради себя, а ради них. По крайней мере, я так думаю.
Кап. М. Вы уверены? Глядя на дело хладнокровно, скажу, что ваша жена будет обеспечена, даже если вы умрёте сегодня ночью. У неё есть родовое поместье, в которое она может уехать, деньги и для продолжения знаменитого рода — бригадир.
Кап. Г. В таком случае, я выхожу в отставку для себя или потому, что они двое — часть моего существа. Вы не понимаете. Моя жизнь так хороша, так приятна, что мне необходимо оградить её от всяких случайностей. Разве вы не понимаете?
Кап. М. Вполне.
Кап. Г. И у меня в руках все, чтобы обезопасить её. Меня измучило напряжение, вечная тревога за них. Между тем не существует ни единого настоящего затруднения, которое мешало бы мне избавиться от этих беспокойств. Это только будет стоить мне… Джек, надеюсь, вы никогда не узнаете, какой стыд я переносил в течение последних шести месяцев…
Кап. М. Молчите. Я не хочу слушать вас. У каждого человека свои прихоти и свои муки.
Кап. Г. (с горьким смехом) . Да? Что, если человек напряжённо вытягивает шею, чтобы видеть, куда в следующую минуту попадут передние ноги его лошади?
Кап. М. Когда это случается со мной, значит, я накануне дёрнул, и во время учений держу наготове и голову и руку. Через три шага тревога проходит.
Кап. Г. (понижая голос) . У меня никогда не проходит. Я вечно думаю об одном и том же. Филь Гедсбай боится падения с лошади на учебном плацу. Милая картина? Правда? Нарисуй её себе!
Кап. М. (серьёзно) . Боже сохрани! Человек вроде вас не может дойти до такого ужасного состояния. Упасть — вещь неприятная, но об этом никогда не думаешь.
Кап. Г. Разве? Подождите, когда у вас будет жена и собственный малыш, тогда вы поймёте, почему, слыша грохот эскадрона, который скачет за вами, ваша спина холодеет.
Кап. М. (в сторону) . И этот человек вёл войско при Амдхеране после того, как Бегал-Дезин упал, и мы все смешались, а он вынырнул из свалки, весь красный, как мясник. (Громко.) Вздор! Строй всегда может разомкнуться, и человек всегда более или менее выбирает дорогу. К тому же нам не приходится задыхаться в пыли, как солдатам, и слыханное ли дело, чтобы лошадь наступила на человека?
Кап. Г. Пока она может видеть, никогда не наступит. Но разве строй расступился ради бедного Эррингтона?
Кап. М. О, это ребячество!
Кап. Г. Я знаю хуже ребячества. И мне все равно. Вы ездили на Ван Лоо. Скажите, разве он способен выбирать дорогу, особенно когда мы летим колонной, да ещё очень быстро?
Кап. М. Мы очень редко мчимся колонной, только желая сократить время. Разве вы находите, что расстояния в три лошадиных корпуса недостаточно?
Кап. Г. Этого расстояния вполне достаточно для полного развития быстроты движения. Я говорю, как негодный человек, я знаю; но, повторяю вам, последние три месяца каждый удар копыт лошадей моего эскадрона отдавался у меня в затылке.
Кап. М. Но, Гедди, это же ужасно!
Кап. Г. Разве не мило, разве не царственно прекрасно, что капитан розовых гусар перед ученьем поит свою лошадь, точно какой-нибудь идиот полковник чёрного полка?
Кап. М. Вы никогда не делали этого.
Кап. Г. Только раз. Бока Ван Лоо раздулись, и сержант поглядывал на меня. Вы знаете глаза старого Хеффи. Вторично сделать это я побоялся.
Кап. М. Охотно верю. Это был лучший способ разорвать внутренности старого Ван Лоо. А ведь тогда он рухнул бы вместе с вами. Вы знали это.
Кап. Г. Мне было все равно. Это усмирило его.
Кап. М. Усмирило? Гедди, вы, вы… вы не должны делать таких вещей, знаете!.. Подумайте о солдатах!
Кап. Г. Их я тоже боюсь. Как вам кажется: они знают?
Кап. М. Будем надеяться, что нет, но они отчаянно быстро подмечают… мелкие признаки подобного рода. Вот что, старина, отошлите вашу жену на жаркое время в Англию и отправьтесь со мной в Кашмир. Мы спустимся в лодке по Делю или пересечём Ротанг, будем охотиться на диких коз или просто бездельничать — все, что вам угодно. Только поедемте. Вы не в своей тарелке и говорите пустяки. Ну посмотрите на полковника: он пузатый малый, у него жена и бесконечное количество ребят. А может ли кто-нибудь из нас обогнать его во время скачки, несмотря на камни и все такое? Я не могу, а между тем, кажется, я умею задать лошади ходу.
Кап. Г. Не все люди одинаковы. У меня нет стойкости. Помоги мне Господь, но у меня нет стойкости. В седельных крыльях я сделал углубления, чтобы мои колени не скользили. Я не могу иначе… Я так боюсь, чтобы со мной чего-нибудь не случилось. Клянусь душой, меня следовало бы на глазах всего эскадрона избить за трусость.
Кап. М. Дурное слово! У меня не хватило бы мужества произнести его.
Кап. Г. Начиная говорить с вами, я собирался лгать относительно причин, которые руководят мною, но я не привык лгать вам, старина. Джек, ведь вы не будете… Я знаю, что не будете…
Кап. М. Конечно, нет. (Понижая голос.) Дорого расплачиваются розовые за свою гордость.
Кап. Г. А? Что-о?
Кап. М. Разве вы не знаете? Со дня приезда к нам миссис Гедсбай солдаты прозвали её «гордостью розовых гусар».
Кап. Г. Она не виновата. Не думайте этого. Вина моя.
Кап. М. А как смотрит она на все это?
Кап. Г. Я ещё не говорил с ней откровенно. Моя жена — самая лучшая женщина в мире, Джек, но она не посоветовала бы человеку держаться его призвания, если бы это призвание стало между ним и ею. По крайней мере, я думаю…
Кап. М. Ничего. Не говорите ей того, что вы сказали мне. Отправляйтесь в Англию, дожидайтесь титула пэра, займите место среди земельного дворянства.
Кап. Г. Она обо всем позаботится. Она в пять раз умнее меня.
Кап. М. (в сторону) . В таком случае, она согласится на его самопожертвование и весь остаток своих дней будет о нем немного худшего мнения.
Кап. Г. (рассеянно) . Скажите, вы меня презираете?
Кап. М. Странный вопрос! Вам когда-нибудь задавали его? Подумайте-ка минуту! Как обычно отвечали вы?
Кап. Г. Значит, дело так плохо? Я не смел ждать ничего другого, а все-таки тяжело видеть, что твой лучший друг отворачивается и…
Кап. М. Да, я это испытал. Но у вас будут утешения: деревенские старосты, дренажи, жидкое удобрение, «лига барвинков», а если вам повезёт, вы, может быть, сделаетесь полковником «земледельческой кавалерии», где все дело в мундире и о верховой езде нет речи. Сколько вам лет?
Кап. Г. Тридцать три. Я знаю…
Кап. М. В сорок лет вы будете землевладельцем-депутатом. В пятьдесят заведёте удобное кресло, и если бригадир пойдёт по вашим стопам, он будет порхать вокруг голубок, живущих в… Как называется берлога, в которую вы отправляетесь? Миссис Гедсбай тоже растолстеет.
Кап. Г. (слабо) . Это хуже шутки.
Кап. М. Вы думаете? А разве отставка не шутка? Обычно человек решается на это, прослужив пятьдесят лет. Однако вы вполне правы. Это больше чем шутка. Вы дошли до отставки в тридцать три!
