Джо Дассен - Подарок для Дороти (сборник)
— Да уж, — продолжает он. — Чертовски красивая девчонка.
Мне требуется какое-то время, чтобы уразуметь, о чем это он. Рассказывая, он всегда перескакивает с пятого на десятое, полагая, что за ходом его мыслей вполне можно уследить и без уточнений.
— Его жена?
— Ага.
— Ну вот, сам видишь — ты ее любил.
— Да брось! Она была что надо, вот и все.
Угол его воротника задирается, он пытается его распрямить, но без успеха, так что бросает эту затею. Но, чтобы выйти из ситуации с элегантностью, еще некоторое время пощелкивает по нему пальцем.
— Тело сказочное. Чертовски хорошо сложена.
— Да ну?
— Слушай, у меня с ней была интрижка, вот и все.
— Как ее звали?
— Зовут! Кэрол ее зовут. Кэрол Хенли. Вообще-то, сейчас Кэрол Уилки.
— Кэрол? Хочешь сказать, что ты все это время говорил о Кэрол?
— Ну да, — говорит он скромно.
— Нет, погоди-ка. Это ведь жена Барни? Тогда как вышло, что…
— …что я ее трахал? Ну, — говорит он, — это просто. У меня с ней была интрижка, как я тебе сказал. Трахал ее, вот и все. — Он ерзает на сиденье, чтобы сесть повыше, и нависает надо мной. — Это было три года назад, как раз перед тем, как я уехал в Нью-Йорк.
— А Барни? Как он к этому отнесся?
Я стараюсь не выглядеть смущенным.
— Ничего не сказал, — отвечает Вилли. — Может, он и не знал. Он тогда был в ночную смену, на мукомольне.
Вилли откидывается на спинку, снова поднимает воротник и смотрит на меня поверх воротника. Столбик пепла на его сигарете все удлиняется и, наконец, падает ему на бедро. Он пытается смахнуть пепел рукой, но только размазывает его по джинсам.
— Я уже рассказывал, как это случилось в первый раз?
— Нет.
Вилли оставляет пепельное пятно в покое.
— Надо сказать, вышло это довольно странно. Когда я вернулся, они были уже два месяца как женаты. И вот как-то вечером я ее поцеловал. Она и сомлела. Разозлилась на меня, правда, будто я ей по ногам прошелся, и оплеуху мне влепила. Но видно было, что ей это понравилось.
— Так у них что-то не ладилось с этим типом, с Барни?
— Да нет, не то чтобы… Но знаешь, он хоть и здоровенный, да неотесанный. Из тех, кто рассматривает платок, после того как туда высморкается. Такие штуки выводили ее из себя. Она ведь баба все-таки. Нет, ты ни в чем не можешь ее упрекнуть. И очень простодушная: мне ее долго пришлось уламывать.
Вилли ненадолго задумывается, потом оборачивается ко мне, глядя со смесью удивления и возмущения, будто я выскочил из переулка и пытаюсь всучить ему порнуху.
— Да к тому же, чтобы ей захотелось со мной переспать, ей незачем было ненавидетьсвоего парня. Я ведь горячий… — Он расцветает своей пухлой улыбкой и корчит кровожадную гримасу, адресованную к ветровому стеклу: Мужественный и привлекательный… — Изображая боксера, дает мне кулаком по ребрам. — Нас не победить! — восклицает он и снова хмурится шутки ради, не переставая наблюдать за собой в зеркальце заднего вида.
— Ладно, а дальше-то что? Продолжай.
— Может, он ей и вправду осточертел. Не знаю. Может, захотела чего-нибудь новенького, а тут и я подвернулся. К тому же она немного с приветом. — Вилли наклоняется вперед, чтобы постучать себя пальцем по лбу, и его сигарета выскальзывает. — Вот паскудство! Не хватает только тачку поджечь.
Он сгибается пополам в поисках сигареты, закатившейся под сиденье.
— Угу, — говорит он, сунув себе голову между ног, — ей всегда казалось, что у нее паутина на лице. — Найдя свою сигарету, он выпрямляется и ворчит: — Уж такая она была. Совсем без башки. Это ж надо — паутина!.. В общем, пришлось ее уламывать. — Он смотрит на меня с беспокойством. — Я ей говорил, что, если бы Барни узнал, это могло бы причинить ему боль. Ну, что мы влюблены, и все такое.
— Так она была в тебя влюблена?
— Ну да. Все время хотела, ты же понимаешь. И в конце концов уступила.
Он оставляет мне время задать вопрос, глядя на меня, словно я собираюсь снести яйцо.
— Хотя большой разницы не было бы, если бы он даже и узнал… Я тебе говорил, что до армии жил с родителями?
— Э… хм.
— Ну да, жил с родителями. Эй! Знаешь что? У меня же тут бутылка где-то сзади была! — Он поворачивается, перегибается через спинку и роется на полу за сиденьем. — Во, бутылка! — восклицает он, словно случайно на нее наткнулся. — Хлебнем по глоточку?
Когда мы оба выпиваем, он небрежно зажимает бутылку меж колен. Может, думает, что, если положить ее на пол, я угощусь, не предложив ему.
— В общем, раз я жил с предками, то не мог привести ее в свою комнату… Блинкера знаешь?
— Это тот тип, который вечно говорит, что…
— Точно, он самый. А ты знал, что он тоже из Чикопи? Жил на улице Паттерсон. Приехал в Нью-Йорк почти в то же время, что и я. Ладно, в общем, в те выходные он поехал в Мэдисон и дал мне ключи от своей комнатухи. Он так делал время от времени, когда жил здесь, — одалживал мне ключи… Что ты вообще знаешь о Кэрол?
— Э?..
— Ну, что я тебе уже рассказывал о Кэрол?
— Да не слишком много. Говорил, что она хорошенькая.
— Ну, у нее есть свой шарм. Обалденный. Правда, какой-то особенный, понимаешь? Чертовски сексуальная, но какая-то малость… перезрелая, что ли…
Вилли старается показать руками, что именно в ней малость перезрело, но выходит не слишком удачно. — Совсем чуть-чуть, — уточняет он.
— Ладно, так она была согласна? И как все произошло?
— А знаешь, что я для начала сделал? В самую первую очередь?
— Валяй.
— Напился. Честно.
Он запрокидывает бутылку и выдувает последний глоток, который там оставался. Прямо хоть фото делай. Вилли умеет позировать, сохраняя при этом совершенно естественный вид.
— Знаешь, я напился быстрее, чем любой, кого я знаю. Быстрее, чем вообще любой. Клянусь, у тебя бы голова закружилась.
— Верю, — говорю я.
Правда, это неважно, пьян ли он или кто-то считает, что он пьян.
— А ты знаешь, что, когда я выдул первую бутылку пива, мне было всего пять лет?
— Ладно!
— Что это значит «ладно»? Пять лет. Кроме шуток.
— Да нет, я тебе верю.
— Ага. И к тому же я тебе еще одну вещь скажу: я хорошо держусь, когда пьяный. Достойно, я имею в виду. С высоко поднятой головой.
Он размышляет еще какое-то время.
— Эй! — произносит он задумчиво.
— Что?
— Давай эту прикончим, идет? У меня еще одна есть в багажнике, сейчас вспомнил. Согласен?
— Погоди, чувак, эту ты только что уже прикончил, ты в курсе?
— А, ну да.
Он меланхоличен. — Точно. Пойду за другой.
Когда мы приканчиваем четверть второй бутылки, Вилли говорит: «Посвети-ка». Открывает окно и свешивается наружу. Ему нехорошо. Он не пьян, нет, просто его тошнит. Когда он всовывает голову обратно, ему гораздо лучше, и он гасит свет.
— Я тебе что-то рассказывал о Кэрол, — начинает он осторожно.
— Про ваш первый раз. Как ты напился.
— В дымину! Совершенно окосел. Кстати, у меня тут кофе есть, но не могу сказать, что мне это так уж помогает. Это никогда особенно не помогает. Держи.
— Спасибо, я чуток погожу. Так ты надрался?
— Ага. А когда я пьяный, я таким и остаюсь.
— И дальше что?
— Секунду. — Вилли снова открывает окно и показывает что-то за машиной: — Видишь? Вон там. Я тут шею себе свернул. Видишь?
— Нет.
— Да стену-то? Длинную стену, до самого конца, неужели не видишь? — Он все никак не может успокоиться. — Не видишь?
— Нет.
— Ты идешь по самому верху. И тебе надо пройти по всей длине. А в это время все эти сволочи кричат тебе вслед, чтобы ты упал. Если тебе повезет больше, чем мне, упадешь с хорошей стороны, в грязь. А не то грохнешься на эти чертовы камни и сломаешь себе шею. А те девчонки на другой стороне улицы… Они на самом-то деле и не смотрят. — Он возмущенно глядит на меня в упор. — Как же, не смотрят. Им охота поглядеть, как ты угробишься. Сучки! Настоящие ведьмы с косичками.
Вилли нервничает и дает себе шанс успокоиться, глядя наружу.
— У нее с рожденья было красивое тело. Понимаешь?
— Притормози-ка малость. Так что там у вас было в первый раз?
— Точно. Как было в первый раз. Я тебе расскажу.
— Ты напился.
— Ну да. Она прямо взбесилась. «Это так много значит для нас обоих, а все, на что тебя хватило, это нализаться…» — «Но, милая, я не пьян…» — «Нет, пьян. Пьян, пьян…» Наконец все-таки пошла со мной. Она и в самом деле была горячая.
— И тут вы отправились к Блинкеру?
— На машине. И знаешь что? Натыкаемся на закрытую дверь, и ключ изнутри торчит! — Вилли подчеркивает это, хлопая меня по коленке. — А внутри какие-то люди, слышно, как смеются, и это не Блинкер!
У Вилли негодующий вид.
