Джордж Оруэлл - Скотский уголок
Перед воротами они было сробели, но Хрумка решительно повела их за собой. Они на цыпочках приблизились к окнам, и те, кто был повыше ростом, заглянули в гостиную. За длинным столом сидело человек шесть гостей и столько же свиней из ближайшего окружения Наполеона, сам Кабаньеро занимал почетное место во главе стола. Сидеть на стульях свиньям явно было не впервой. Шла игра в карты, но в этот момент игроки прервались, чтобы произнести тост. Большой кувшин пошел по кругу, кружки наполнились пивом. Никто не почувствовал устремленных на них взглядов.
Наконец поднялся мистер Пилкингтон, владелец «Фоксвуда». «Перед тем как мы выпьем, — сказал он, позвольте мне произнести несколько слов».
Для него, сказал Пилкингтон, как, вероятно, и для всех остальных, радостно сознавать, что положен конец долгому периоду взаимного недоверия и непонимания. Было время, когда на уважаемых владельцев «Скотского уголка» фермеры посматривали — о присутствующих, разумеется, он не говорит — не то чтобы враждебно, но с известной настороженностью. Имели место отдельные инциденты, бытовали превратные взгляды. Само существование фермы, где всем заправляют животные, казалось чем-то противоестественным и вдобавок представляющим угрозу для всей округи. Многие, не дав себе труда разобраться, решили, что на такой ферме должны царить моральное разложение и разгильдяйство. Фермеры опасались дурного влияния на свой домашний скот и даже на своих работников. Но сегодня все сомнения развеялись. Сегодня они посетили «Скотский уголок», осмотрели все до мелочей — и что же? Они увидели не только передовые методы ведения хозяйства, но, главное, такой железный порядок, такую трудовую дисциплину, которые должны послужить для них примером. Без особого риска ошибиться можно было утверждать, что в «Скотском уголке» животные низшего сорта работали вдвое больше и ели вдвое меньше, чем их собратья во всем графстве. Одним словом, людям есть что позаимствовать, и чем скорее они это сделают, тем лучше.
В заключение, сказал Пилкингтон, ему хочется еще раз подчеркнуть важность развития добрососедских отношений между «Скотским уголком» и прочими фермами. Людям и свиньям нечего делить. У них общие заботы, общие проблемы. Разве перед каждым хозяином не встает вопрос, как заставить других трудиться на себя? Тут мистер Пилкингтон, похоже, готов был ввернуть заготовленную остроту, но до того сам развеселился, что слова застряли у него в горле. Он долго тряс пунцовыми подбородками и наконец кое-как выдавил из себя: «У вас свой скот, у нас свой!» Бонмо было встречено дружным хохотом. Мистер Пилкингтон поздравил свиней с успешным введением удлиненного рабочего дня и нормированного питания, а также с умением держать массу в ежовых рукавицах.
После этого он поинтересовался, у всех ли наполнены кружки, и предложил выпить стоя.
— Джентльмены! — возвысил он голос. — Джентльмены, я пью за процветание «Скотского уголка»!
Ответом ему были радостные выкрики и громкий топот. Наполеон до того растрогался, что сполз со стула и пошел чокнуться с Пилкингтоном. Когда шум стих, Наполеон, оставшийся стоять, тоже изъявил желание произнести тост.
Как всегда, он выражал свои мысли коротко и ясно. Он был тоже доволен тем, что период полного взаимонепонимания преодолен. Долгое время, сказал Наполеон, распространялись слухи — вернее, кому-то было выгодно их распространять, — будто он и его соратники ведут подрывную, чуть ли не революционную деятельность. Им приписывалось намерение взбунтовать животных на соседних фермах. Додуматься до такого могли только люди с извращенным воображением! Единственное, чего хотят, и всегда хотели, свиньи, — это жить в мире и поддерживать нормальные деловые отношения с соседями. Ферма, во главе которой Наполеон имеет честь находиться, есть не что иное, как акционерное предприятие. Держателями акций, сосредоточенных вроде бы в его, Наполеона, руках, на самом деле являются все свиньи.
Хотя со старыми предрассудками, сказал он, кажется, покончено, в самое ближайшее время будет осуществлен ряд мер, которые должны еще больше укрепить доверие соседей. До сего дня среди животных существовал нелепый обычай — обращаясь друг к другу, прибавлять «товарищ». С этим пора покончить. Укоренился также довольно странный, неизвестно откуда взявшийся обычай — каждое утро по воскресеньям проходить торжественным маршем мимо кабаньего черепа, насаженного на кол. С этим тоже будет покончено; череп уже захоронен. Вероятно, гости обратили внимание, продолжал он, на зеленое полотнище, развевающееся на флагштоке. Если так, то они наверняка отметили отсутствие на полотнище рогов и копыт. Отныне на флаге не будет никакой символики.
В блестящей речи мистера Пилкингтона, исполненной искреннего дружеского чувства, лишь один момент вызвал у Наполеона протест, а именно: настойчивое употребление оборота «Скотский уголок». Разумеется, мистер Пилкингтон не мог знать, ибо только сейчас об этом впервые заявляется во всеуслышание, что название это упразднено и заменяется другим, — кстати, более правильным, исконным названием — «Райский уголок».
— Джентльмены, — в заключение сказал Наполеон, — я хочу повторить прежний тост, но придав ему несколько иное звучание. Прошу наполнить до краев ваши кружки, джентльмены. Итак, мой тост: за процветание «Райского уголка»!
Вся компания встретила его речь столь же громким одобрением и дружно осушила кружки. С теми, кто наблюдал эту сцену, происходило нечто вроде коллективной галлюцинации: свиные рыла… они как-то неуловимо менялись на глазах. Хрумка, все видевшая как в тумане, в растерянности вертела головой туда-сюда — у этого вон пять подбородков, у того четыре, у кого-то три… но почему все физиономии расплываются, деформируются? Тут как раз смолкли аплодисменты, и компания возобновила прерванную карточную игру. Животные так же бесшумно выбрались из сада.
Однако не успели они пройти и двадцати ярдов, как за их спиной раздался дикий гвалт. Все бросились назад, и что же они увидели? В гостиной разгорелась настоящая свара — с выкриками, ударами по столу, оскорбительными намеками и яростными опровержениями. Насколько можно было понять со стороны, причиной послужило то, что у Наполеона и у Пилкингтона одновременно оказалось на руках по тузу пик.
Двенадцать игроков визжали на один манер. А свиные рыла… так вот оно в чем дело! Животные переводили взгляд со свиньи на человека, с человека на свинью и уже не могли различить, кто есть кто.
Сергей Таск
«Весь мир насилья мы разрушим до основанья…», или Несколько слов от переводчика
Не имея лица, тоталитаризм придумывает себе маски. Папа Док, дядюшка Пино, Иосиф Прекрасный… есть что-то трогательное в этом желании понравиться своему народу. А народ любит маскарад и расплачивается жизнью за участие в жестокой драме.
Чью драму имел в виду Дж. Оруэлл, сочиняя в 1945 году свою сказку? Кровавые «свинства», творящиеся на ферме, и сама терминология (животные комитеты, собрания, обращение «товарищ») не оставляют на этот счет сомнений. Поэтому обычный для переводчика вопрос, в какую среду, бытовую и языковую, погружать текст, в данном случае не возникал. Время и место указал автор. Зато он задал другие задачки.
Начать с названия. «Господская» ферма превращается в «животную», а когда свиньи сами становятся господами (при этом оставаясь животными!), ферме возвращается ее исконное название. Существенно и то, что «при перемене мест слагаемых сумма не меняется»: и при старой власти, и при новой жизнь у животных скотская. Так появились названия «Райский уголок» и «Скотский уголок», звучащие в равной степени пародийно.
А вот как явился на свет божий Цицерон… У Оруэлла кабанчик имеет кличку Снежный Ком, что «не есть хорошо» по-русски и, по своей значимости, не ставит персонаж вровень с его соперником Наполеоном. Переводчик выстроил довольно сложную цепочку: снежок — шарик — горошина, или «цицеро» (по-латыни), — Цицерон. Получилась достойная пара — Наполеон и Цицерон, к тому же последний, действительно, оратор, вернее, краснобай.
Но довольно примеров. Ограничусь рядом общих соображений.
1. Перевод произведений игровых по своей природе невозможен без внутренней свободы. Лучшая, на мой взгляд, русская «Алиса» — заходеровская. Кстати, она очень близка к подлиннику, и пусть никого не вводит в заблуждение словечко «пересказ» — оно для церберов из Министерства обороны культуры.
2. Перевод есть зазеркальное отражение текста. Переводятся не слова, а образы, оживают не фразы, а интонации.
3. Перевод — это всегда новое качество, в чем без труда каждый может убедиться, поставив рядом четырех (на сегодняшни день) русских Оруэллов (речь только об одной повести). Порадуемся за читателя, у которого есть выбор.
