Бертольд Брехт - Мамаша Кураж и ее дети
Крестьянка. Стащи ее вниз, быстро!
Крестьянин бежит к лестнице, но Катрин поднимает ее на крышу.
Она нас погубит.
Крестьянин. Сейчас же перестань барабанить, уродина чертова!
Крестьянка. Католики придут сюда!
Крестьянин (ищет камни). Я забросаю тебя камнями!
Крестьянка. Неужели у тебя нет сердца? Неужели не сжалишься? Если они придут, мы пропали! Они нас перережут.
Катрин, не отрываясь, смотрит вдаль, в сторону города, и продолжает барабанить.
(Старику.) Я тебе сразу сказала, не пускай этих бродяг во двор. Им-то что, если у нас последнюю скотину уведут.
Вбегают прапорщик с солдатами и молодым крестьянином.
Прапорщик. Изрублю на куски!
Крестьянка. Господин офицер, мы не виноваты, мы ничего не можем сделать. Мы не заметили, как она туда залезла. Она чужая.
Прапорщик. Где лестница?
Крестьянин. На крыше.
Прапорщик (задрав голову). Приказываю тебе, сейчас же брось сюда барабан!
Катрин продолжает барабанить.
Вы все заодно. Теперь вам не жить.
Крестьянин. В лесу валили сосны. Если принести бревно и столкнуть ее оттуда…
Первый солдат (прапорщику). Разрешите мне обратиться с предложением? (Что-то шепчет на ухо прапорщику. Тот кивает в знак согласия.) Эй, ты, предлагаем тебе договориться по-хорошему. Слезай, и пойдешь с нами в город, будешь идти впереди нас. Покажешь нам свою мать, и мы ее не тронем.
Катрин продолжает барабанить.
Прапорщик (грубо отталкивает солдата). Она тебе не верит, еще бы, с твоей мордой… (Кричит Катрин.) А моему слову поверишь? Я офицер, я знаю, что такое честное слово.
Катрин барабанит сильнее.
Для нее нет ничего святого.
Молодой крестьянин. Господин офицер, она делает это не только ради матери!
Первый солдат. Нельзя больше терять время. В городе услышат.
Прапорщик. Надо создать какой-нибудь шум, погромче, чем ее барабан. Чем бы создать шум?
Первый солдат. Ведь нам же нельзя производить шума.
Прапорщик. Невинный шум, балда. Не военный.
Крестьянин. Я могу топором колоть дрова.
Прапорщик. Давай.
Крестьянин приносит топор и начинает рубить бревно.
Чаще давай! Чаще! Дело идет о твоей жизни!
Катрин прислушивалась и в это время барабанила тише. Беспокойно оглядываясь, она колотит теперь в барабан с прежней силой.
(Крестьянину.) Не годится, слабо. (Первому солдату.) Ты тоже руби.
Крестьянин. У меня только один топор. (Перестает рубить.)
Прапорщик. Надо поджечь дом. Надо ее выкурить.
Крестьянин. Не поможет, господин капитан. Если в городе увидят огонь, им все будет ясно.
Катрин опять прислушивалась, продолжая барабанить. Теперь она смеется.
Прапорщик. Смотри, она смеется над нами… Я не выдержу. Я пристрелю ее, и пусть все идет к чертям. Принесите ружье!
Два солдата убегают. Катрин продолжает барабанить.
Крестьянка. Я придумала, господин начальник! Вон их фургон. Если мы его разнесем, она перестанет. У них нет ничего, кроме фургона.
Прапорщик (молодому крестьянину). Разнеси его в щепки. (Катрин.) Мы разнесем твою повозку, если ты не перестанешь.
Молодой крестьянин делает несколько слабых ударов по фургону.
Крестьянка. Перестань, скотина!
Глядя с отчаянием на фургон, Катрин издает жалобные звуки, но продолжает барабанить.
Прапорщик. Где эти гады с ружьем?
Первый солдат. В городе, наверно, еще не услыхали, а то бы их орудие уже ударило.
Прапорщик (Катрин). Они тебя не слышат. А сейчас мы тебя пристрелим. Последний раз говорю. Брось барабан!
Молодой крестьянин (внезапно бросает доску). Бей в барабан, бей! Не то все погибнут! Бей, бей…
Солдат валит его на землю и ударяет копьем. Катрин плачет, но продолжает барабанить.
Крестьянка. Не бейте его в спину! Боже мой, вы убьете его!
Вбегают солдаты с тяжелым ружьем.
Второй солдат. Прапорщик, полковник рвет и мечет. Нас будет судить полевой суд.
Прапорщик. Ставь! Ставь!
Солдаты ставят ружье на сошку.
(Кричит Катрин.) Последний раз: перестань барабанить!
Плача, Катрин барабанит изо всех сил.
Огонь!
Солдаты стреляют. Катрин делает еще несколько ударов и медленно падает.
Вот шума и нет!
Но вслед за последними ударами Катрин раздается грохот городских пушек. Издалека доносятся беспорядочный звон набата и канонада.
Первый солдат. Она своего добилась.
12
Рассвет. Слышен барабанный бой и свист, под который шагают удаляющиеся колонны. Мамаша Кураж сидит на корточках возле дочери перед фургоном. Крестьяне стоят рядом.
Крестьяне. Вам нужно двигаться, сударыня. Сейчас пройдет последний полк. Одной вам идти нельзя.
Мамаша Кураж. Может, она уснет. (Поет.)
Шелестит солома.Баю, баю, бай.Соседские детиХнычут пускай.
Соседские — в лохмотьях,В шелку — моя.Ей платье ангелочкаПерешила я.
У соседских корка,У нас — пирожок.Если не по вкусу,Скажи, дружок.
Баю, баю, баю,Спи, детеныш мой.Один остался в Польше,Где-то другой?
Не надо было вам говорить ей о детях вашего зятя.
Крестьянин. Если бы вы не пошли в город, чтобы нагреть руки, может, ничего бы и не было.
Мамаша Кураж. Теперь она спит.
Крестьянка. Она не спит, поймите, она неживая.
Крестьянин. И вам уже пора бы уйти. По дорогам рыщут волки и, хуже того, мародеры.
Мамаша Кураж (встает). Да. (Достает из фургона кусок парусины, чтобы прикрыть труп.)
Крестьянка. У вас больше никого нет? К кому бы вы могли пойти?
Мамаша Кураж. Есть. Эйлиф.
Крестьянин (в то время как мамаша Кураж прикрывает труп). Надо вам его разыскать. Об этой уж мы позаботимся, мы похороним ее как следует. Можете не беспокоиться.
Мамаша Кураж. Вот вам деньги на расходы. (Отсчитывает деньги и дает их крестьянину.)
Крестьянин и его сын пожимают ей руку и уносят Катрин. Крестьянка тоже пожимает ей руку с поклоном.
Крестьянка (уходя). Торопитесь!
Мамаша Кураж (впрягается в фургон). Надеюсь, и одна справлюсь с фургоном. Ничего, вытяну, вещей в нем немного. Надо опять за торговлю браться.
Со свистом и барабанным боем проходит еще один полк.
(Трогает с места.) Эй, возьмите меня с собой!
Из глубины сцены доносится пенье.
Война удачей переменнойСто лет продержится вполне,Хоть человек обыкновенныйНе видит радости в войне:
Он жрет дерьмо, одет он худо,Он палачам своим смешон.Но он надеется на чудо,Пока поход не завершен.
Эй, христиане, тает лед!Спят мертвецы в могильной мгле.Вставайте, всем пора в поход,Кто жив и дышит на земле!
Занавес
Примечания
Пьеса была написана в Швеции осенью 1939 года, в дни, непосредственно предшествовавшие возникновению войны в Европе. Впоследствии Брехт признавался: «Когда я писал, мне представлялось, что со сцен нескольких больших городов прозвучит предупреждение драматурга, предупреждение о том, что кто хочет завтракать с чертом, должен запастись длинной ложкой. Может быть, я проявил при этом наивность, но я не считаю, что быть наивным — стыдно. Спектакли, о которых я мечтал, не состоялись. Писатели не могут писать с такой быстротой, с какой правительства развязывают войны: ведь чтобы сочинять, надо думать. Театры слишком скоро попали во власть крупных разбойников. „Мамаша Кураж и ее дети“ — опоздала» (цит. по статье: Hanz Bunge, Brecht im zweiten Welkrieg. — «Neue Deutsche Leratur», 1962, № 3, s. 46–47).
