Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово
Эвелин в сопровождении боксера бежит по дороге к нам, и Верена поспешно выпрямляется и замолкает.
— Что такое, детка?
Боксер лает.
— Тихо, Ассад! Извини, что помешала, мама. Скажи мне, дядя Мансфельд нам действительно поможет?
— Если удастся…
— Ты постараешься, дядя Мансфельд?
— Конечно, Эвелин, конечно.
— Здорово! — Она целует мать. — Не сердись, но мне было так любопытно, что я не смогла удержаться. Я теперь буду ждать, пока ты меня сама не позовешь. Пошли, Ассад!
Она снова убегает с собакой. Мы с Вереной смотрим ей вслед.
— Она — это все, что у меня есть, — говорит Верена.
— Тогда у вас есть сокровище. Что же произошло в тот вечер, когда вы повстречали вашего мужа?
Верена истерически рассмеялась.
— В тот вечер, дорогой господин Мансфельд, у меня было только девять марок восемьдесят пфеннигов и тридцать таблеток веронала.
— Откуда вы взяли лекарство?
— У одного аптекаря. Я несколько недель крутила с ним любовь, спала с ним — понимаете, что я имею в виду, — когда он работал в ночную смену.
— И вы украли у него таблетки?
— Да, чтобы при надобности воспользоваться ими.
— А Эвелин?
— Эвелин тоже. В тот вечер я взяла все оставшиеся деньги и вышла с ней из дома. Я хотела устроить нам последнее пиршество. После… я хотела сделать это после…
— Вы не сделали этого.
— Нет. По дороге домой Эвелин чуть не попала под машину. Он сидел за рулем. — Вдруг она закричала: — Я ни за что не стану снова бедной! Без хлеба! Без света! Без газа! Никогда больше! У меня еще остались те тридцать таблеток! Если он меня вышвырнет, я сделаю это!
Мне это неприятно, но она кричит так громко, что Эвелин уже обернулась. Если кто-нибудь проходит по улице, то ему слышно каждое ее слово. Мне придется сделать это. Я бью ее по лицу. Справа и слева. Она с трудом дышит, но больше не кричит.
Глава 15
Над зеркалом заднего обзора у меня есть маленькая лампочка, я включаю ее и поворачиваю зеркало в ее сторону:
— Поглядите на себя. Вам нельзя появляться в таком виде. — Она послушно вынимает пудреницу и губную помаду из кармана плаща и подкрашивается. Я наблюдаю за ней и думаю о девяти марках восьмидесяти пфеннигах и тридцати таблетках веронала. Она красива, очень красива.
Я говорю:
— Однажды вы были бедны. Но вы не всегда были бедны.
— Откуда вы знаете?
— Я не знаю, я чувствую. Ваша семья была когда-то очень богатой. Только тот, кто однажды познал богатство и все потерял, испытывает такой страх перед тем, что может снова потерять то, что имеет, и стать бедным.
Она промолчала.
— Вы не хотите мне рассказать, где вы родились?
— Нет. — Ответ прозвучал зло, агрессивно и громко.
— Нет так нет. Но обещайте, по крайней мере, сохранять благоразумие.
Она кивает. Я поверил, что она попытается сохранить самообладание, иначе она не стала бы поправлять макияж.
— Я поеду назад в интернат. Вы идите домой. Профессору Флориану я расскажу, что у меня украли браслет моей матери, якобы она отдала его мне, чтобы я передал его одному франкфуртскому ювелиру. Девчонка, кто бы она ни была, не успела еще от него избавиться. Ровно в восемь все ученики должны быть в своих комнатах. Все комнаты будут обысканы. Я буду настаивать на этом. Иначе обращусь в полицию.
— Полицию… — она потрясенно смотрит на меня.
— Не забывайте, что речь идет о браслете моей матери! Это веский повод. Если ваш муж действительно задержится до завтрашнего вечера, то у нас масса времени.
— А если он обманывает меня? Если он приедет раньше?
— Боже ты мой, ведь это не единственное ваше украшение, ведь так?
— Нет. Он… он мне много чего подарил.
— Вот видите! Может, он и не заметит, что вы не носите эту вещицу. А если и заметит, то скажите, что одолжили его подруге на несколько дней. Придумайте что-нибудь. Вы же не вчера родились.
— Хорошее у вас сложилось обо мне мнение.
— Знаете, что я на самом деле о вас думаю? Мы с вами словно лицо и его маска, ключ и замок к нему. Поэтому, поверьте, я о вас хорошего мнения.
Она промолчала.
— Где расположена ваша вилла?
— Точно над старой башней.
— Я буду жить в «Квелленгофе». Знаете его?
— Да.
— Его можно видеть из вашего дома?
— Из окна моей спальни.
— Вы спите одна?
— Да. Мой муж и я уже вечность не…
Хотел бы я однажды встретить женщину, которая не скажет то же самое! Я ей даже не любовник. Это мания какая-то. Мужчины точно такие же. Интимные отношения с собственной женой? Уже многие годы никаких!
— У вас есть фонарик. У меня тоже. Сегодня ровно в одиннадцать часов выгляньте в окно. Если я мигаю один раз каждые пять секунд, то мне ничего не удалось выяснить и все выглядит паршиво. В таком случае мы встречаемся завтра рано утром часов в восемь и думаем, что делать дальше.
— В восемь часов у вас занятия.
— Ничего, — отвечаю я, — мигните в ответ разочек, чтобы я знал, что вы поняли сигнал. Далее: если я два раза быстро просигналю, то браслет уже у меня. Тогда приходите сюда в восемь утра, чтобы я мог вернуть его вам. Поздно вечером вам не выбраться из дома, независимо от того, приедет ваш муж или нет. Но вы, по крайней мере, будете спать спокойно.
— Первый раз в жизни какой-то человек…
— Да, да, все нормально. Если я трижды просигналю без пауз, то я знаю, кто эта девчонка и где спрятан браслет, но мне еще нужно время. Надо предусмотреть все варианты. В этом случае мигните один раз, что поняли. А я просигналю вам о времени, когда смогу вернуть вам вещь. Если восемь раз, то встречаемся в восемь утра, если тринадцать, то в час дня, и так далее. Все ясно?
Она молча кивнула. Лицо у нее в полном порядке. Свет от маленькой лампочки освещает нас обоих. Она смотрит на меня своими черными глазами, и у меня начинает кружиться голова. Мне не хочется этого делать, я пытаюсь и дальше вести себя прилично, но эти черные глаза, ее прекрасные глаза. Я привлекаю ее к себе, чтобы поцеловать. Тогда она берет мою руку и проводит ею по своим губам движением, нежным и отсутствующим одновременно, показавшимся мне прекраснее самого прекрасного поцелуя, который я когда-либо получал.
— I'm sorry,[15] — быстро говорю я и обхожу машину, чтобы помочь ей выйти. — Не теряйте присутствия духа. У нас все получится. Будет смешно, если у нас не получится. У меня есть некоторый опыт в подобных делах!
— Вы потрясающий, — сказала она.
— Я кусок дерьма и ничего больше. Но вы, вы мне очень нравитесь! Я… я… я все для вас сделаю, все!
— Вы и так уже много сделали.
— Я потребую от вас кое-что взамен.
— Это от меня не укрылось.
— Попытка поцеловать? Это рефлекс. Рутина. Всегда так делаю. Но если я найду браслет, то потребую от вас кое-что!
— Что именно?
— Тридцать таблеток веронала.
Она не ответила.
— Если вы не согласны, тогда ничего не выйдет.
— Господин Мансфельд, вы совершенно не понимаете, в каком положении я нахожусь, да еще этот браслет…
— Не хочу ничего знать. Я хочу получить тридцать таблеток. Получу я их или нет?
Она снова долго на меня смотрит, и у меня опять начинает кружиться голова, когда она наконец подносит мою руку к своим губам и согласно кивает.
— Итак, ровно в одиннадцать, — еще раз уточняю я.
Она идет прочь вверх по дороге, приближаясь к играющей девочке и собаке по кличке Ассад, которые теперь бегут ей навстречу. Мать и дочь машут мне на прощание. Я киваю, забираюсь в машину, включаю дальний свет и вижу Верену, Эвелин и собаку, исчезающих за старой башней в лесу, в то время как я выруливаю машину по дороге, ведущей вниз. Незадолго до перекрестка я останавливаюсь и подношу к губам руку, которой касались ее губы. Она пахнет женщиной, косметикой, пудрой и «Диориссимо». Я закрываю глаза и провожу рукой по своему лицу. Запах ее духов, ее губ, ее кожи обволакивает мое лицо.
Я снова открываю глаза, смотрю на свою руку и сжимаю ее в кулак, будто таким образом мне удастся сохранить этот благодатный запах подольше.
Но запах улетучивается, быстро, быстро. Неужели все прекрасное так быстротечно? Наверняка. У всех людей. Только злое и ужасное вечны. Все то нежное, что вызывает на глазах слезы, потому что тебе кто-то нужен, эта улыбка, это прикосновение пальцев и губ, мысль о том, что и это пройдет, улетучится, все это быстро забывается.
Мне нужно добыть этот браслет. Тридцать таблеток веронала могут потребоваться и мне самому.
Сигнал поворота. Нажимаю на педаль. Назад в школу. Слава Господу, все уже позади.
Хотя нет. Еще ничего не прошло. Боюсь, это никогда не пройдет.
Только не с Вереной. Только не с этой женщиной.
Нелогично, не так ли? Совсем недавно я написал что-то прямо противоположное.
