Бертольд Брехт - Трехгрошовый роман
Наутро он разыскал Гона, сотрудничавшего в различных не очень почтенных газетах, и передал ему материалы против Уильяма Кокса.
Вскоре за тем Миллер из Национального депозитного банка обронил в деловой беседе, что, дескать, не мешало бы господину Мэкхиту, отбросив всякие колебания, по возможности безотлагательно создать себе настоящий, добропорядочный семейный очаг, что не противоречило и желаниям девицы Полли Пичем.
Тем самым необходимость борьбы с господином Коксом отпала, и Мэкхит забыл об обличительном материале, который он передал Гону.
ГЛАВА ПЯТАЯ
За обедом «их любовь расцвела»,И они «дали слово друг другу»,Ни двора у них не было, ни кола,Ни даже обеденного стола,Ни даже имени для ребенка.
Но треплет ли буря их шалаш,Гремит ли над степью гром, –Навек останется Ханна КашС любимым муженьком.
Шериф говорит, что он жулик, к тому жИ молочница: «Жить с хромым!»Она отвечает: «Все это чушь!Я вольна выбирать. И он мне муж.И я останусь с ним».
И пусть он хром, и пусть он вор,И пусть в синяках она,Не нужно Ханне Каш ничего,Ей лишь любовь нужна.
«Баллада о Ханне Каш»МАЛЕНЬКОЕ, НО СОЛИДНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
Национальный депозитный банк – маленькое но солидное предприятие – занимался главным образом недвижимым имуществом. Принадлежал он семилетней девочке, а управлял им старик доверенный, господин Миллер который, в свою очередь, пользовался советами тоже уже весьма обремененного годами адвоката по имени Хоторн; Хоторн был опекуном малолетней владелицы.
Мэкхит, ведя переговоры с банком, имел дело не только с господином Миллером, но и с господином Хоторном. Обоим вместе было свыше ста пятидесяти лет, и тот, кто имел с ними дело, имел дело с полутора столетиями.
Именно к ним обратился Мэкхит, подвергнув тем самым свое терпение невероятному испытанию; но он решил раз навсегда положить конец сплетням о его д-лавках. И действительно, в Сити едва ли нашелся бы человек, который посмел бы предположить, что предприятие, поддерживаемое Национальным депозитным банком, основано после 1780 года. А такие старые фирмы обычно бывают весьма солидными. Однако именно по этой причине он никак не мог сдвинуть переговоры с мертвой точки.
Банк тянул и тянул. Он хотел знать все, начиная с арендной платы за лавки и кончая биографиями их владельцев. Но, как это ни странно, он проявлял вместе с тем чрезвычайную заинтересованность. Мэкхит знал – почему: операции с недвижимым имуществом, в особенности то, что под ними понимал господин Миллер, были уже не тем выгодным делом, каким они являлись когда-то. Приток свежего капитала значительно сократился, а старые объекты сделок за последнее время неоднократно подвергались чудовищным переоценкам.
Господин Хоторн с некоторой тревогой взирал на будущее. Он был не совсем доволен доверенным, господином Миллером: хотя он был старше последнего, он тем не менее считал, что господин Миллер слишком стар и уже больше не может управлять банком. Ответственность за многие ускользнувшие от них дела он со свойственным, ему педантизмом возлагал на педантичного Миллера. Втайне господин Хоторн даже помышлял о замене его более молодым и оборотистым работником, и господин Миллер чувствовал это.
В действительности оба они с некоторого времени начали сомневаться в правильности своего отношения к современным методам работы. Может быть, вовсе и не стоило быть такими педантичными. Другие фирмы были не столь педантичны и тем не менее делали дела и считались вполне солидными. Может быть, некоторый размах был просто-напросто свойствен духу времени.
Поэтому, когда им предложили связаться с новоявленными д-лавками, они не отказались с той решительностью, какой от них можно было бы ожидать. В предложенном деле все было чуточку необычно и неопрятно, но в этом-то и заключалось что-то новое, что-то современное. Разумеется, при их воззрениях им трудно было уловить разницу между одним новым предприятием и другим столь же отчетливо, как они ее ощущали между предприятием новым и предприятием старым. Их расспросы были скорей следствием привычки. В сущности, они уже наполовину решились войти в дело. Хоторн – тот даже окончательно решился.
Уже несколько раз Миллер, разговаривая с Мэкхитом, ронял намеки, которые можно было объяснить только следующим образом: если со стороны Мэкхита последует приглашение навестить его, то они не станут откладывать свой визит в долгий ящик. Это само по себе уже означало весьма много. К сожалению, у Мэкхита до сих пор не было семьи и дома. Когда же он теперь по всей форме пригласил господина Миллера на свою предстоящую свадьбу, тот поспешно изъявил согласие как от своего имени, так и от имени господина Хоторна.
Мэкхит чувствовал, что это приглашение ускорит благополучное завершение переговоров в гораздо большей степени, чем самые солидные справки. И он был прав.
Выйдя из банка в отличном настроении, он направился к мосту Ватерлоо. В задней комнате он посовещался с Фанни Крайслер и увел ее из магазина.
Они вместе обошли несколько первоклассных антикварных магазинов, расположенных в том районе, и отобрали различную мебель. Они искали особо выдающиеся вещи. Цена не играла роли. Однако, когда они зашли позавтракать в закусочную, Фанни погрузилась в молчание, а потом вдруг сказала, постукивая ложечкой по блюдцу:
– Все это чушь. На что тебе эта мебель? Для себя лично? Ясно, что нет. На худой конец ты, конечно, мог бы жить в такой обстановке, но тебе незачем обманывать меня: обыкновенные фабричные гарнитуры фунтов за сорок были бы тебе гораздо приятней, чем все то, что я сейчас для тебя отобрала. У тебя вкус упаковщика мебели… Не спорь со мной. Это нисколько тебя не унижает. Но эта мебель предназначена вовсе не для тебя. Она предназначена для господ Миллера и Хоторна. А на что им эта рухлядь? Обстановка должна быть в стиле модерн, и притом дорогая. У тебя должна быть квартира человека, шагающего в ногу со временем. Разумеется, в ней может, между прочим, находиться и несколько старинных вещей, полученных по наследству от матери: кресло, рабочий столик и тому подобное. Я обо всем позабочусь. Предоставь это дело мне. Все будет выглядеть так, что Полутора Столетиям не придется беспокоиться о судьбе их денег, доверенных тебе.
Мэкхит рассмеялся. Они вторично обошли магазины и отменили все заказы. Фанни одна занялась покупкой новой мебели.
Полли наврала насчет пикника, на который ее будто бы пригласил господин Кокс. Она вообще с тех пор больше не видела господина Кокса. Несколько раз ей приходило в голову, что неплохо бы зайти к нему за брошкой. Она была уверена, что за эту брошку любой ювелир – а может быть, даже и ссудная касса – даст ей не меньше пятнадцати фунтов.
Но у нее как раз установились хорошие отношения с Мэком. И он нравился ей все больше. И она заметила, что он следит за ней. Возле лавки музыкальных инструментов постоянно околачивались несколько человек, которые шли за ней по пятам, как только она появлялась на улице. Сначала она сердилась, потом ей это начинало льстить. Под опекой Мэка она чувствовала себя в безопасности.
Мэк не был молодым хлыщом вроде Смайлза, которому вообще не было знакомо чувство ответственности. Как только Мэк заговорил о тайном браке, она с удовольствием представила себе, какое лицо состроит ее отец, когда он обо всем узнает.
Она была убеждена, что Мэк принял это решение после того, как она наврала ему про пикник. Пикник представлялся ему чем-то невероятно разнузданным. Она смеялась при одной мысли об этом.
В пятницу вечером госпожа Пичем уложила в чемодан мужа сорочку и несколько воротничков, и Пичем отправился на вокзал. Получасом позже Полли тоже начала укладываться в своей розовой комнатке.
Она втайне от всех купила себе шелковую комбинацию и лиловый корсет, причем купила в д-лавке, чтобы приятно удивить Мэка. Она уложила их в старый черный саквояж; туда же она сунула длинную ночную сорочку с глухим воротом, единственную нештопаную.
На углу ее поджидала закрытая карета, в которой сидел Мэкхит.
Мэкхит пребывал в дурном настроении – он с утра был на ногах, и ему не удалось, как обычно, выспаться после обеда.
Сначала они подъехали к полицейскому управлению. Мэкхит приказал кучеру остановиться и на минутку заглянул к Брауну. Браун тоже нервничал. Мэкхит в течение дня уже два раза забегал к нему, добиваясь твердого обещания прийти.
Так как ему все же не удавалось найти подходящий дом, он днем дал Брауну новый адрес, что ни в малой степени не улучшило настроения старшего инспектора. Он и на этот раз не проявил особого желания прийти, но все же пообещал. Между тем успех вечера целиком зависел от его прихода. Тут дело было не только в Миллере и Хоторне, но и в некоторых других гостях, на которых присутствие полицейского сановника, несомненно, должно было произвести впечатление.
