Джон Пристли - Улица Ангела
Дети мистера Смита и вправду были для него «чужестранцами» — не просто потому, что принадлежали к другому поколению, но еще и потому, что они принадлежали к поколению, которое жило в другом мире. Мистер Смит был в полном недоумении, потому что подходил к ним с меркой, которой они не признавали. Они были продуктом новой культуры, детьми послевоенной эпохи. Они выросли под шум «фордов», кативших по улицам, а с тех пор эти «форды» уже успели скатиться в мусорную яму и с ними вместе весь груз идей, все еще составлявших высшую ценность для мистера Смита. Они были детьми универмагов Вулворта и кинематографа. Их кругозор был и шире и в то же время уже кругозора родителей. Они были менее англичане, более космополиты. Мистер Смит неспособен был понять Джорджа и Эдну, но множество юношей и девушек Нью-Йорка, Парижа и Берлина поймут их с первого взгляда. Манеры Эдны, ее гримасы и жесты были модным в то время подражанием одной обамериканившейся польской еврейке из Голливуда, которая накладывала свой штамп на юных девушек всего мира. Пристрастие Джорджа к машинам, его папироска, опущенные веки, гладкие, блестящие волосы, его галстуки, ботинки и костюмы, манера управлять автомобилем или танцевать, его отрывистая речь, его безграничное равнодушие ко многому — все это было типично, все это можно было встретить на улице любого американского города или европейской столицы…
Миссис Смит принесла обед Джорджу, а минуту спустя и сам Джордж пришел сверху из своей комнаты, опрятный, лоснящийся после умывания, с приглаженными волосами.
Он был красивее, лучше сложен и крепче, чем отец в его годы. Он вообще больше походил на мать, хотя в нем не чувствовалось такого полнокровия, такого обилия жизненных сил. Мать казалась налитой румяным соком, а он был сухощав и бледен. И хотя Джордж был красивый юноша с легкими и быстрыми движениями, цветение молодости было в нем заметно не более, чем в мистере Рональде Мальбро и ему подобных на экране. Словом, он был слишком старообразен для двадцатилетнего английского юноши. Казалось, американизированный мир, который Джордж, вырастая, открывал вокруг себя, сумел перенести в Северный Лондон климат Америки, который сушит и старит людей.
— Как ты поздно сегодня, Джордж, — заметил отец.
— Занят был, — коротко ответил Джордж, уписывая свой обед быстро, энергично, но без всяких признаков удовольствия. Помолчав несколько минут, он продолжал: — Какой-то парень привез продавать старую машину «ламбден», двенадцатисильную. Я бы мог купить ее за пятнадцать фунтов. И она не в таком уж плохом состоянии. Нужно поставить новые свечи, новое магнето, переменить тормозную ленту и подправить дифференциал да почистить ее всю — и машина будет в полном порядке. Можно ехать на ней куда угодно. Я уже подумал было, не продать ли мой старый мотоцикл да прицениться к этому «ламбдену».
— Вот было бы хорошо, Джорджи! — воскликнула миссис Смит. — Ты бы мог возить нас всех за город. Представляешь себе, папа, — вдруг мы шикарно катим в собственном автомобиле! Да и, кроме того, я терпеть не могу твой вонючий и трескучий мотоцикл. Они противные, эти мотоциклеты, и небезопасные к тому же. Отделайся ты от него, Джорджи, покуда он тебя не прикончил.
— Хорошо бы, конечно, завести автомобиль, — сказал Джордж. — Но и мой старый мотоцикл летит как птица. Этому «ламбдену» далеко до него! Нет, я расстанусь с ним только тогда, когда мне удастся достать что-нибудь первоклассное. И не беспокойся, папа, я сгоряча ничего делать не буду. Пока мне это не по карману. А машину «ламбден» Баррет все-таки купит. Мы ее приведем в порядок, подновим, покрасим и выгодно продадим. Но и с этим мы тоже спешить не будем, так что, когда мы ее починим, я вас обоих прокачу, куда захотите, стоит вам только слово сказать.
— Мы съездим в Брайтон, в гости к тете Фло! — воскликнула миссис Смит, и глаза ее засияли при мысли о поездке за город. — Так смотри же, Джорджи, милый, не забудь, что ты обещал старушке матери! А то будешь, пожалуй, все время катать в нем только своих девчонок. Надо иной раз и мать побаловать, Джорджи. Ей тоже хочется покататься в автомобиле не меньше, чем всякой другой.
— Ладно, — сказал Джордж весело и встал из-за стола.
— Погоди, есть еще пудинг.
— Нет, не хочу, обойдусь сегодня без пудинга. Я так наелся, что смотреть больше ни на что не могу. И кроме того, я тороплюсь.
— Опять! — воскликнула мать. — Никогда дома не посидит! Куда ты?
— Ухожу.
— А куда?
— Да просто пойду пошляться с товарищами.
Мистер Смит посмотрел на него с некоторой суровостью. Он решил, что пора и ему сказать свое слово.
— Погоди минутку, — начал он резко. — Можно узнать, что это, собственно, значит «пошляться»?
Джордж стоял, постукивая по столу своей папиросой. Он казался сейчас чуточку моложе, чуточку менее самоуверенным.
— Я еще и сам не знаю: может, пойдем в одно место, а может, в другое. Сыграем партию на бильярде в клубе, или пойдем в кино, или махнем на второй сеанс в Финсбери-парк. Зависит от того, как решат все. И ничего дурного в этом нет, папа. — Он закурил.
— Разумеется, нет, — сказала миссис Смит. — Отец вовсе и не говорил этого.
— Не говорил, — медленно подтвердил мистер Смит. — Иди гулять, Джорджи, только возвращайся не поздно. Но я хотел потолковать с тобой о другом… — Он сделал паузу. — Мне известно, что тебя встречали уже раза два с этим беспутным малым, расфранченным букмекером, — как его? — да, Шендоном. Так вот что, Джордж: держись от него подальше. Я в твои дела не вмешиваюсь, ты знаешь. Но у этого парня худая слава, и я не хочу, чтобы моего сына видели в его обществе.
— Шендон мне не друг, — возразил Джордж, вспыхнув. — Я с ним компании не вожу. Он иной раз заходит в гараж, только и всего. Он приятель Баррета.
— Если хоть половина того, что я о нем слышал, правда, — заметил мистер Смит, — так от этого парня добра не жди. И ты держись от него подальше, Джордж, понимаешь?
— Первый раз об этом слышу, — сказала миссис Смит, строго посмотрев на сына.
— Ладно, папа, — пробормотал Джордж, кивнув головой. — Ну, до свиданья, мама. — Он вышел из комнаты.
Миссис Смит тотчас унесла грязные тарелки на кухню и, вернувшись минут через пять в столовую, застала своего супруга с книгой в руках — это был сильно потрепанный детективный роман, неизвестно как сюда попавший. Мистер Смит не читал, а только подозрительно на него поглядывал. Миссис Смит положила перед собой вечернюю газету, заглянула в нее раз-другой, потом несколько минут слонялась без дела по комнате, потом снова прибегла к радио, но оно выпустило опять какого-то речистого джентльмена. Выключив его, миссис Смит достала с книжного шкафчика пару рваных носков и моток штопальных ниток, неодобрительно осмотрела их, потом через стол бросила взгляд на мужа и сказала:
— Мне что-то сегодня не сидится на месте. Ни за какую работу приниматься неохота. А что, если мы пойдем прогуляться? Можно заглянуть на часок к Фреду. Как ты думаешь? Нет? Ну, конечно, нет, я так и знала! Разве тебя, старый лежебока, сдвинешь с места? Вот я на днях присмотрю себе какого-нибудь интересного молодого человека, да и буду с ним ходить в кино. Хочешь сидеть дома, так сиди, а я пойду… Пожалуй, забегу на часок к миссис Далби. Она меня звала.
— Иди, — сказал мистер Смит. — А мне и здесь хорошо.
Он снова разжег трубку, помешал в камине и попробовал заняться детективным романом, который сразу перенес его в библиотеку старинного особняка, где лежал труп баронета, ожидая, пока его обнаружат. Но мистер Смит читал рассеянно. В библиотеке все время появлялись то Гоус, то мистер Дэрсингем, то этот Голспи. Перед окном старинного особняка он видел улицу Ангела. В конце концов мистер Смит отложил книгу и решил послушать радио. Теперь все поучающие джентльмены ушли домой, их сменил стремительный и мощный поток звуков. Мелодия показалась ему знакомой, и, порывшись в памяти, он с удовольствием узнал музыку Мендельсона, — это была, кажется, увертюра, посвященная морю и то ли какой-то пещере, то ли Гебридским островам. В противоположность своей жене и детям и большинству знакомых, мистер Смит питал искреннюю и бескорыстную страсть к музыке, а такую музыку, как эта, он больше всего любил и понимал. Он глубже уселся в кресле, резкие морщины на лице разгладились, а музыка лилась из небольшой конусообразной трубки, и с ней приходило давнее загадочное очарование. Призрачное море шумело вокруг его кресла. Комната наполнилась соленым морским воздухом, брызгами пены, зеленым мерцанием волн, криками больших чаек, мелькавших вокруг белыми молниями. И мистер Смит, утопая в этом волшебном море, забыл на время свои тревоги и был счастлив.
3
Когда на следующий день мистер Смит, борясь со сном, открыл глаза, в окно смотрело темное дождливое утро, одно из тех, которые, подобно гигантским бомбам, наполненным грязной водой, разрываются над несчастным Лондоном. При первом признаке приближения таких напастей следовало бы переводить все часы на три часа назад, чтобы люди могли оставаться в постели до тех пор, пока не истощится ярость стихий. Злоба их безгранична. Они метут, хлещут и обстреливают улицы дождем, как пулеметным огнем. Из-под каждого проезжающего колеса они вздымают фонтаны грязи; они добиваются того, что огонь не хочет гореть, а вода — кипеть, что чай оказывается чуть тепловатым, ветчина — замороженной, а яйца гарантированной свежести уже на столе превращаются в яйца обыкновенные и даже сомнительные. Они натравливают мужа на жену, отца — на ребенка и так способствуют развалу семьи. Усердные наемники смерти, они обильно сеют все болезни, какие известны нам, городским жителям, — насморк, ревматизм, несварение желудка, грипп, бронхиты, воспаление легких.
