Собрание сочинений в 9 тт. Том 2 - Уильям Фолкнер
Хорес протянул ей бумажку.
— Это негритянский бордель, — сказала мисс Реба. — Паскуд… Минни, скажи ему, что его приятеля здесь нет. Скажи, я не знаю, куда он делся.
Минни вышла. Мисс Реба сказала:
— У меня в этом доме бывали всякие люди, но ведь надо же где-то провести черту. Бывали и адвокаты. Крупнейший адвокат Мемфиса сидел тут в столовой, угощал моих девочек. Миллионер. Весил он двести восемьдесят фунтов, пришлось заказывать ему специальную кровать. Она и сейчас стоит наверху. Но все было по-моему, а не по-ихнему. Я не допущу, чтобы адвокаты надоедали моим девочкам без веских причин.
— А разве это не веская причина? Человека приговорят к пожизненному заключению за то, чего он не совершал. Вас можно в настоящее время обвинить в укрывательстве лица, скрывающегося от правосудия.
— Раз так, пусть приходят и берут его. Я тут ни при чем. А полицией меня не запугать, их здесь столько бывало. — Мисс Реба подняла кружку, отпила и тыльной стороной ладони отерла губы. — Я не хочу связываться с тем, чего не знаю. Что Лупоглазый натворил где-то там — это его дело. Вот если он начнет убивать людей в моем доме — тогда другой разговор.
— У вас есть дети?
Мисс Реба взглянула на Хореса.
— Я не собираюсь соваться в ваши дела, — сказал он. — Просто я подумал о той женщине. Она снова окажется на улице, и один лишь Бог знает, что будет с ребенком.
— Да, — сказала мисс Реба. — Я содержу четверых в Арканзасе. Только они не мои.
Она подняла кружку, заглянула туда и осторожно встряхнула. Поставила на место.
— Лучше бы им совсем не рождаться, — сказала она. — Никому из них.
Потом встала, тяжело ступая, подошла к Хоресу и остановилась, с трудом переводя дыхание. Положила руку ему на голову и запрокинула лицо.
— Не лжете вы мне, а? — спросила она, взгляд ее был острым, пристальным и печальным. — Нет, не лжете. — Она убрала руку. — Посидите минутку здесь. Я пойду погляжу.
Мисс Реба вышла. Хорес слышал, как она говорила в коридоре с Минни, потом, тяжело дыша, стала подниматься наверх.
Хорес сидел неподвижно, не меняя позы. В комнате находились деревянная кровать, раскрашенная ширма, три продавленных кресла и стенной сейф. Туалетный столик был завален коробками с розовыми атласными бантами. На каминной полке под стеклянным колпаком стояла восковая лилия; на нем задрапированная черным фотография мужчины кроткого вида с огромными усами. На стенах висело несколько литографий с псевдогреческими видами и одна картина из кружев. Хорес поднялся и подошел к двери. Минни сидела на стуле в тускло освещенном коридоре.
— Минни, — сказал Хорес. — Мне надо выпить. Большую порцию.
Едва он покончил с виски, как Минни вошла снова.
— Мисс Реба велела вам идти наверх.
Хорес поднялся по лестнице. Мисс Реба ждала наверху. Она провела его по коридору и распахнула дверь в темную комнату.
— Вам придется разговаривать в темноте, — сказала она. — Ей не хочется света.
Через открытую дверь свет из коридора падал на кровать.
— Это не ее комната, — сказала мисс Реба. — Она не пожелала видеть вас у себя. Думаю, вам следует потакать ей, пока не узнаете, что нужно.
Они вошли. Свет падал на кровать, на изогнутый неподвижный холмик одеяла, постель была не разобрана. Она задохнется, подумал Хорес.
— Милочка, — сказала мисс Реба. Холмик не шевельнулся. — Он здесь, милочка. Давай включим свет, пока ты укрыта. Потом можно закрыть дверь.
Мисс Реба включила свет.
— Она задохнется, — сказал Хорес.
— Через минуту высунется, — ответила мисс Реба. — Ну, давайте. Говорите ей, что вам нужно. Я побуду здесь. Не обращайте на меня внимания. Я не смогла бы заниматься своим делом, если бы давным-давно не приучилась быть глухой и немой. А любопытство если у меня когда и было, то в этом доме я уж с каких пор забыла про него. Вот вам стул.
Она повернулась, но Хорес опередил ее и придвинул два стула. Он сел возле кровати и, обращаясь к неподвижному холмику сказал все, что хотел.
— Мне надо только узнать, что произошло на самом деле. Вы ничем себя не свяжете. Я знаю, что это сделали не вы. Пока вы ничего не говорили, я обещаю, что вам не придется давать на суде никаких показаний, если только этому человеку не будет грозить повешение. Я понимаю ваши чувства и не стал бы тревожить вас, если б речь шла не о спасении человека.
Холмик не шевельнулся.
— Его хотят повесить за то, чего он не делал, — сказала мисс Реба. — А у нее нет никого и ничего. Ты вот с бриллиантами, а она с этим несчастным малышом. Ты же его видела.
— Я понимаю ваши чувства, — сказал Хорес. — Вы сможете взять себе другое имя, надеть одежду, в которой вас никто не узнает, очки.
— Лупоглазого не зацапают, милочка, — сказала мисс Реба. — Он же ловкий. Фамилии его ты все равно не знаешь, а если тебе придется идти в суд, я ему сообщу, он куда-нибудь уедет и пошлет за тобой. Вам с ним не обязательно оставаться в Мемфисе. Адвокат этот не даст тебя в обиду, тебе не придется говорить ничего такого…
Холмик шевельнулся. Темпл отбросила одеяло и села. Волосы ее были взъерошены, лицо опухло, на щеках алели пятна румян, губы были раскрашены, словно лук свирепого Купидона. Она глянула на Хореса с какой-то глухой ненавистью, потом отвернулась.
— Я хочу выпить, — заявила она, натягивая на плечо ночную рубашку.
— Ложись ты, — сказала мисс Реба. — Простудишься.
— Хочу выпить, — настаивала Темпл.
— Ложись и хотя бы прикрой наготу, — сказала мисс Реба. — Ты уже три раза пила после ужина.
Темпл снова поправила рубашку. Взглянула на Хореса.
— Тогда
