Том Стоппард - Розенкранц и Гильденстерн мертвы
Розенкранц (поднимает голову, прислушивается).
– Опять эти.
Отраженные звуки оркестра актеров.
Гамлет.
– Благодарю вас, сэр.
Воин.
– Храни вас Бог, милорд. (Выходит.)
Розенкранц срывается с места и идет к Гамлету.
Розенкранц.
– Идемте, принц?
Гамлет.
– Я догоню вас. Вы пока идите.
Гамлет поворачивается спиной к залу. Розенкранц возвращается назад.
Гильденстерн смотрит в зал, не двигаясь.
Гильденстерн.
– Он там.
Розенкранц.
– Да.
Гильденстерн.
– Что делает?
Розенкранц (посмотрев через плечо).
– Разговаривает.
Гильденстерн.
– Сам с собой?
Розенкранц.
– Да.
Пауза. Розенкранц собирается уходить.
– Он сказал, что можем идти. Вот те крест.
Гильденстерн.
– Я предпочитаю знать, где я. Если я даже не знаю, где я, я предпочитаю знать это. Если уйдем, ничего уже знать не будем.
Розенкранц.
– Что – знать?
Гильденстерн.
– Вернемся ли назад.
Розенкранц.
– Но мы не хотим возвращаться.
Гильденстерн.
– Это, может, и так, но хотим ли мы идти?
Розенкранц.
– Мы будем свободны.
Гильденстерн.
– Не знаю. Небо везде одно.
Розенкранц.
– И мы уже немало отмахали.
Он двигается к выходу. Гильденстерн следует за ним.
– И вообще – всякое еще может случиться.
Уходят.
Затемнение.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Полная темнота.
Слабый шум моря.
После нескольких секунд молчания – голос из темноты.
Гильденстерн.
– Ты здесь?
Розенкранц.
– Где?
Гильденстерн (горько).
– Недурное начало.
Пауза.
Розенкранц.
– Это ты?
Гильденстерн.
– Да.
Розенкранц.
– Ты в этом уверен?
Гильденстерн (взрываясь).
– О-Господи-Боже-Правый!
Розенкранц.
– С нами, значит, еще не покончено, а?
Гильденстерн.
– Мы же здесь, не так ли?
Розенкранц.
– Да? Я ни черта не вижу.
Гильденстерн.
– Но думать-то ты ведь еще можешь, не так ли?
Розенкранц.
– Думаю, да.
Гильденстерн.
– И говорить.
Розенкранц.
– Что я должен сказать?
Гильденстерн.
– Не важно. И можешь еще чувствовать, верно?
Розенкранц.
– Ага. Еще, значит, поживем.
Гильденстерн.
– И что ты чувствуешь?
Розенкранц.
– Ногу. Чувствую, что чувствую ногу.
Гильденстерн.
– Ну и как она?
Розенкранц.
– Омертвела.
Гильденстерн.
– Омертвела?
Розенкранц (в панике).
– Я не чувствую ничего!
Гильденстерн.
– А ты ее ущипни.
Розенкранц (секунду спустя).
– Ай! (Пауза.) Извини.
Гильденстерн.
– Это уже лучше.
Длинная пауза. Шум понемногу нарастает, становится ясно: это – море. Судно скрипит, ветер свистит в снастях, издали слышны возгласы матросов, отдаются команды.
Лево на борт!
Так держать!
Убрать рифы, чтоб вас!
Это ты, боцман?
Хелло, это ты?
Легче, легче!
Держать к ветру!
Больше к ветру, ребята!
Шум моря – в промежутках.
Ставь кливера!
Топсель наверх, братцы!
И так далее, но глуше.
Розенкранц.
– Выходит, плывем. (Пауза.) Темновато, а?
Гильденстерн.
– Но не как ночью.
Розенкранц.
– Да, не как ночью.
Гильденстерн.
– Темно, как днем.
Пауза.
Розенкранц.
– Ага, для дня темновато.
Гильденстерн.
– Должно быть, дело в курсе. Они держат на север.
Розенкранц.
– Не в курсе.
Гильденстерн.
– Полярная ночь. Когда солнце за полночь.
Розенкранц.
– А-а...
Голоса команды.
В глубине сцены вспыхивает фонарь: там Гамлет.
Сцена освещена неравномерно.
Можно различить Розенкранца и Гильденстерна, сидящих на авансцене; позади них – контуры парусов, снастей и так далее.
– Кажется, светлеет,
Гильденстерн.
– Для ночи – не слишком.
Розенкранц.
– Это же полярная ночь.
Гильденстерн.
– Н-да. Если не сбились с курса.
Розенкранц (небольшая пауза).
– Н-да.
Светлеет – не то фонарь, не то луна... Совсем светло. Становится видно, что на палубе помимо прочих предметов стоят три большие, в человеческий рост, бочки с крышками; они стоят в линию, но на некотором расстоянии друг от друга. Сзади – и чуть выше – воткнутый в пол большой, диаметром примерно в два метра, полосатый зонт; что за ним – не видно. Глубина сцены все еще погружена в сумрак. Розенкранц и Гильденстерн все еще лицом к публике.
– А все же светлей, чем было. Стало быть, скоро ночь. Этот дальний север... (Грустно.) Я так полагаю, надо спать. (Зевает и потягивается.)
Гильденстерн.
– Устал?
Розенкранц.
– Да нет... но мне, наверно, трудно будет привыкнуть к этому. Целую ночь спать, целый день ничего не видеть... Спокойная жизнь у этих эскимосов.
Гильденстерн.
– У кого?
Розенкранц.
– Что?
Гильденстерн.
– Мне показалось... (Прерывает себя.) Кажется, я верю уже всему. Я уже не способен даже на элементарный скептицизм.
Пауза.
Розенкранц.
– Не размять ли нам ноги?
Гильденстерн.
– Нет, неохота мне их разминать.
Розенкранц.
– Хочешь, я их тебе разомну?
Гильденстерн.
– Нет.
Розенкранц.
– Мы б могли размять их друг другу. И не нужно было бы никуда ходить.
Гильденстерн (пауза).
– Да, сами бы пришли.
Розенкранц.
– Сюда?
Гильденстерн.
– Сюда – откуда-нибудь.
Розенкранц.
– Куда-нибудь сюда. Оттуда.
Гильденстерн.
– На палубу.
Розенкранц разглядывает палубу. Хлопает по ней ладонью.
Розенкранц.
– Хорошая клепка, а?
Гильденстерн.
– Да, я тоже люблю корабли. Мне нравится, как тут все устроено. На корабле человек может не беспокоиться, в какую сторону ему пойти или не пойти вообще, – проблемы не возникает, потому что ты все равно на судне, а? Идеальное место для игры в пятнашки... Я думаю, я всю жизнь мог бы провести на судне.
Розенкранц.
– Очень здорово.
Розенкранц делает вдох – с удовольствием – и выдох – уже со скукой. Гильденстерн встает и смотрит в зал поверх голов публики.
Гильденстерн.
– На корабле человек свободен. Временно. Относительно.
Розенкранц.
– Ну, а как оно?
Гильденстерн.
– Бурное.
Розенкранц тоже встает и присоединяется к Гильденстерну.
Оба стоят и смотрят в публику поверх голов.
Розенкранц.
– Кажется, меня уже мутит.
Розенкранц идет в глубину сцены. Было бы хорошо, если бы с авансцены туда – как с нижней палубы на верхнюю – вело несколько ступенек. Зонт находится на верхней палубе. Розенкранц останавливается около зонта и заглядывает за него. Гильденстерн тем временем, глядя в зал, развивает свою тему.
– Свобода передвижения, слова, импровизации – и все же... И все же тюрьма. Ибо границы этой свободы определены неподвижной звездой, и все наше перемещение – лишь небольшое изменение угла по отношению к ней; мы, конечно, можем ловить момент, наслаждаться на все сто, шнырять туда-сюда, но, как бы мы ни вертелись, круг замыкается, и оказываешься лицом к лицу с тем неизменным обстоятельством, что мы, Розенкранц и Гильденстерн, снабженные письмом от одного короля к другому, просто-напросто доставляем Гамлета в Англию.
В это время Розенкранц с многозначительной миной, стиснув зубы, как если бы обладал большой тайной, на цыпочках приближается к Гильденстерну, украдкой озирается и – свистящим шепотом:
Розенкранц.
– Слушай, он – там.
Гильденстерн (без удивления).
– Что поделывает?
Розенкранц.
– Спит.
Гильденстерн.
– Это ему полезно.
Розенкранц.
– Что?
Гильденстерн.
– Что может спать.
Розенкранц.
– Да, полезно.
Гильденстерн.
– Мы теперь с ним.
Розенкранц.
– Может спать спокойно.
Гильденстерн.
– Все равно для него все кончено.
Розенкранц.
– Для гибнущих в пучине грозных вод...
Гильденстерн.
