Синклер Льюис - Давайте играть в королей
— Устроитесь на полу, — буркнул он. — А собаку — вон! Пусть ночует во дворе.
Терри хотел было возмутиться, но… они ведь были бесприютными беглецами, за которыми охотились все полицейские силы Англии. А какое наказание полагается за похищение короля? Виселица или пожизненное заключение? Он вздохнул и уныло поник, испуганный маленький мальчик.
Рыжик, несколько ободрившийся после того, как любящий дядя пустил его в свой дом, весело скомандовал:
— Носов не вешать! Пошли ужинать. 1 ут на углу есть мировая обжорка.
Он с вызывающим видом зашагал впереди своих сообщников. За его спиной Герри шепнул Максу:
— Я не верю, что его дядя Генри был глубоководным водолазом!
— Конечно. А я не верю, что он был сержантом в болгарской армии, разве что рядовым, — подхватил Макс.
— И авиатором не был!
— И по Африке не путешествовал!
Рыжик притворялся, будто нисколько не скорбит об утрате дяди Генри, чьи подвиги одни только и позволяли ему блистать в обществе королей. Со всей возможной развязностью он потащил их в лавочку, где торговали жареной рыбой, заявив:
— Вам, конечно, пирожное-морожное подавай, аристократам! Только такой копченой селедки вы во всем Лондоне не найдете.
И на протяжении всего ужина он противоречил им на каждом слове и безжалостно высмеивал их ужасающее невежество в таких фундаментальных вопросах культуры, как положение мидлсекской крикетной команды в таблице розыгрыша и карьера прославленного боксера полусреднего веса мистера Джема Блери. В результате Макс и Герри превратились в образчики утонченнейшей благовоспитанности. Они были тошнотворно вежливы. Их молчание оглушительно кричало о том, что они считают его вульгарным выскочкой.
Когда они с большой неохотой вернулись в особняк дяди Генри, их радушный хозяин уже восседал на единственном стуле и читал газету, а его башмаки покоились на единственной кровати. Посмотрел он на них довольно свирепо, однако пиво, в которое он успел вложить их три шиллинга, смягчило его не слишком человеколюбивое сердце, и он снизошел до беседы с Рыжиком:
— Хорошенькие дела творятся в твоем отеле! Король пропал, а с ним и актер-янки. Н-да!
Надо сказать, что за всю свою долгую тяжкую жизнь Рыжик так ни разу и не сумел внушить дяде уважение к себе. И вот ему вдруг представилась возможность потрясти своего сиятельного родственника.
— А ты не заметил, кто с ними третьим пропал? — насмешливо спросил он.
— Третьим? Да нет. Я же не дочитал.
Рыжик, не обращая внимания на Макса и Терри, которые делали ему страшные глаза, надменным перстом ткнул в абзац, и дядя Генри прочел по слогам:
— «По-до-зре-ва-ет-ся, что с ними был рас-сыль-ный Альф Бан-док, ко-то-рый…» — И он в ужасе подскочил на стуле. — Бандок? Так это, значит, ты, стервец недорезанный?
Рыжик засмеялся смехом злодейки, которая покидает сцену, привязав героиню к циркулярной пиле.
Дядя Генри «взглянул на Макса с Терри, поражен внезапной мыслью, молча на холме»[27] на Литл-Вест-Полтри-стрит, Лондон, Англия.
Он ткнул дрожащим пальцем в Терри.
— Эй ты! Скажи что-нибудь!
— Чего вам надо? — огрызнулся Терри.
— Лопни мои глаза! И верно! — взвыл дядя Генри. — Ты американец или еще какой-то чертов иностранец! А ну, убирайтесь отсюда все трое! Я тут ни при чем! Полицию на меня натравливать? Пошли вон все, короли вы тут или не короли!
Дядя Генри выпучил глаза и злобно махал руками, совсем обезумев от страха. Он погнал их по лестнице во двор (когда Терри задержался, чтобы свистнуть Джозефуса, старик чуть не набросился на них с кулаками), а оттуда через прачечную на улицу. Они услышали, как захлопнулась дверь и скрипнул засов.
— Дядя Генри всегда не любил полицию, — задумчиво произнес Рыжик. — Ну да ничего, я отыщу вам хорошую кучу сена на складе.
И вот трое мальчиков зарылись в кучу волглого гниловатого сена среди пахучих ящиков и бутылей с кислотой, на задворках между складом и путями, по которым всю ночь грохотали товарные поезда. Дрожа, они прижались друг к другу, поплакали и крепко уснули.
Бесси Тейт и королева Сидония до вечера рыскали по городу, заглядывая во все уголки, куда могли забрести в поисках приключений их мальчики. Они настолько забыли разницу в своем общественном положении, что обменялись множеством анекдотов о восхитительных проказах своих сыновей — «только я отвернулась, а он уже высыпал на свою овсянку всю сахарницу!» — и во время грустного чаепития в будуаре королевы Бесси даже сообщила, а Сидония с благодарностью записала соблазнительнейший рецепт ветчины по-виргински, запеченной с персиками.
— А если вы приедете в Америку, то уж непременно погостите у нас с мистером Тейтом и не давайте себя сманить этим заевшимся миллионерам-продюсерам.
— Я непременно приеду и погощу у вас, друг мой! И Терри будет играть с моим сыном, — пообещала королева. — А вы приедете к нам в Словарию?
— Ну, если выкроится время, конечно, я приеду, Сидония, — изъявила согласие Бесси, и обе женщины, такие похожие (если не считать того, что у Бесси портниха была получше), устало откинулись на спинки кресел, закурили и встретили свирепыми взглядами трепещущего графа Элопатака, который вошел доложить, что князь Себенеко, премьер-министр Словарии, вылетел в Лондон.
— Старый осел, — пробормотала Сидония.
Потом она попыталась принять надменный вид, но эта попытка кончилась тем, что измученные воительницы обменялись широкими улыбками, едва Элопатак изящно сбежал из будуара.
— Беда Элопатака в том, — доверительно сказала Сидония, — что он не обладает спокойствием. Он позволяет грубой материи управлять им. Он был бы так же безмятежно спокоен, как я, если бы только упражнялся в «Высшей мысли».
Бесси взволнованно наклонилась к ней.
— Ах, так вы тоже упражняетесь в «Высшей мысли»? И я в ней упражняюсь! Как чудесно, правда? В Лос-Анжелосе я каждую неделю хожу к шикарному наставнику в «Высшей мысли» — просто замечательный человек, такое благородное лицо, ни у кого не видела таких чудных черных кудрей! Перед тем, как я обратилась к нему, я часто выходила из себя — кругом все такие дураки! — и пыталась подчинять других своей эгоистической воле, но теперь стоит мне озлиться на какого-нибудь безмозглого идиота, и я говорю себе: «Все есть тайна, а улыбка — ключ, отмыкающий извечное родство между людьми», — и сразу делаюсь донельзя безмятежной и кроткой. Так удобно!
— О, разумеется! У нас в «Высшей мысли» тоже есть эта фраза — только по-словарски она звучит не совсем так. И какое странное совпадение: мой целитель тоже очень красив, а волосы у него просто удивительные! Конечно, мое положение обязывает меня исповедовать государственную религию, но только благодаря «Высшей мысли» я узнала, что любой человек ничем не хуже меня, даже тогда, когда он явно хуже. И теперь я больше никогда не сержусь. Я просто говорю: «Я есмь Спокойствие, и потому я спокойна». Если бы я только могла заставить Элопатака и князя Себенеко — грязная свинья!.. Ах, Бесси, вы не представляете себе, что для меня значит наше знакомство! Почему-то ни в Словарии, ни здесь, в Англии, никто не хочет понять, какая у меня тонкая душа!
Весь вечер измученные матери бушевали и не находили себе места, но в час ночи Бесси, совсем обессилев, уснула. Однако несколько часов спустя она ворвалась в спальню королевы (в коридоре ей почтительно отдавали честь и кланялись полицейские, часовые и свитские) и, в свою очередь, разбудила Сидонию ни свет ни заря. За собой она волочила насмерть перепуганного Рыжика Бандока.
Прошло ровно двенадцать часов с той минуты, как Рыжик, Терри и Макс в слезах зарылись в кучу сена под стеной склада в Бэрмендси.
Управляющий «Пикардии» взволнованно сообщил Бесси по телефону, что Рыжик вернулся и что он знает, где находятся оба короля. Он был доставлен к ней под конвоем, а она потащила его к королеве Сидонии.
В устланной лиловым ковром парадной спальне, где среди множества маленьких столиков, глубоких кресел, внушительных халатов и огромных зеркал высилась кровать под алым балдахином с золоченой короной, сидела, опираясь на подушки, Сидония — тощая, истерзанная тревогой — и нервно курила, а Бесси в пенном халате металась взад и вперед по комнате. И этим-то грозным слушательницам поведал Рыжик свою историю.
— Я не виноват, ваше величество. Его величество и мистер Терри велели мне пойти с ними. Они сказали, что идут погулять. Они сказали, что будет здорово переодеться в рваную одежду. Я не знаю, что они сделали с моей формой и своими костюмами, только переодевались мы во дворе на Грик-стрит в Сохо. Потом мы пошли играть на Хэмстед-Хит. А потом они решили отправиться загород, и мы пошли на запад…
Следует отметить, что склад, где, насколько было известно Рыжику, все еще спали Макс и Герри, находился на юго-востоке.
