Джон Пристли - Герой-чудотворец
В номер пришел официант, высокий, очень черный иностранец с дьявольски насмешливым выражением лица. Он вручил Чарли объемистую папку. Папка оказалась меню. В нем было столько всего, что Чарли сдался без боя, успев всё же заметить себе, что только идиоты платят шесть шиллингов за ломоть дыни. Чарли поднял глаза и встретил мрачный взгляд этого здоровенного иностранца. В кино из него вышел бы отличный шпион, самый отъявленный шпион.
Чарли проглотил слюну и торопливо пробормотал:
– У вас есть бифштекс с картошкой?
Иностранец растерялся или, может быть, ради своей дьявольщины притворился растерянным.
– Бифштекс с картошкой! – заорал Чарли на него, мгновенно приходя в ярость.
– Кинечна, сар, – пробормотал официант. – Бифштекс с карточка. У нас есть. Еще что-нибудь?
– Хлеба. И… И пива, если оно у вас есть.
– Иес, сар, пиво. Бархатное пиво. Дессерт? – Он ткнул пальцем в меню.
Чарли вернул меню, сокрушенно покачав головой, словно ему запрещалось есть что-нибудь еще. Когда официант уходил, дьявольского в нем было уже немного меньше.
Он не вернулся: бифштекс с картошкой, хлеб и пиво принес официант помоложе и поменьше, который не произнес ни единого слова.
Оставшись один и принявшись за еду, Чарли чувствовал себя как человек, который без труда совершил небольшое чудо. Потребуй бифштекс с картошкой, и тебе принесут его, причем, хороший бифштекс и хорошую картошку, а бархатное пиво такое же, как и везде. Он пообедал с аппетитом и почувствовал себя в два раза уверенней. Всё идет, как надо, и его дело пользоваться всем так, как он найдет нужным и лучшим. Он закурил, не торопясь, спустился по лестнице, не считая нужным глянуть вправо или влево, вышел из отеля и отправился открывать для себя лондонский Вест-Энд.
Был теплый весенний вечер. Чарли никогда не приходилось видеть столько разноцветных огней, даже в небе светил прожектор, похожий на радугу. Всё так и сияло. Он прошел по Пикадилли-серкус, Лейстер-сквер, Шафтсбери-авеню, остановился, восхищаясь сверкающими витринами самой большой закусочной Лайона. Он видел, как негр спорил с двумя китайцами. Ему попадалось множество хорошеньких девушек, только большинство из них были слишком напудрены и накрашены. Он никогда не видел так много евреев, или всех тех крючконосых, малорослых, очень черных и поэтому похожих на евреев. Он видел несколько безработных горняков из Уэльса. Они хором пели непонятные гимны. Он видел, как человек чуть-чуть не попал под такси. Рассматривая фотографии, вывешенные на стенах театров, он решил, что среди актеров слишком много пучеглазых. На его глазах с пожилой хорошо одетой женщиной случился припадок или обморок, и ее унесли в аптеку напротив. Он пытался догадаться, какие из тех парней, которые толкались на углах улиц, занимаются тайной продажей наркотиков, о которой он читал в воскресных номерах газеты. Так вот бродить и смотреть было интересно, хотя одному не очень весело и утомительно. Слегка покалывало сердце и сильно болели ноги. Было всего половина десятого, слишком рано, чтобы возвращаться в отель, и он, заплатив шиллинг, вошел в небольшой кинотеатр хроники.
Там и произошла эта странная вещь. За две минуты он увидел жизнь на ферме, на которой разводят крокодилов, множество американских самолетов, делающих чудеса, ос, лепящих гнездо, женщин, жеманничающих и улыбающихся по последней моде, военных, отдающих честь и шагающих парадным шагом, деятелей его страны и заграничных, пожимающих руки, лающих слова благодарности, вскакивающих в автомобили и выскакивающих из них. А потом без всякого предупреждения случилось это. На экране замерцали буквы: «Человек, который спас город, герой Аттертона, получает чек от редактора «Дейли трибюн». Радио грянуло бравурный марш. И вот он, какое-то глупо улыбающееся привидение рядом с мистером Шаклворсом (он вышел неплохо) появляется вслед за душераздирающими звуками. Его даже затошнило. И он говорит: «Благодарю вас, мистер Шаклворс, я только выполнил свой долг, но я очень благодарен «Дейли трибюн». Голос у него звучал как у Билла Потса, старого бендворского клоуна. А дальше, без передышки, еще хуже: – «Я уверен-что-газета-помогла-мне-выполнить-мой-долг-понимаете-какой-был-мой – долг-как-англичанина». О черт! Если бы зрители узнали его, им надо было бы встать и дать ему такого пинка, чтобы он вылетел из зала. Но зрители, если не считать одного-двух на балконе, которые захлопали, продолжали смотреть на экран, курили, жевали резинку, держались за руки и не выражали ни радости ни отвращения. Да, но очень скоро во всей стране люди увидят его, мистера Шаклворса и услышат всю эту чушь про долг и «Дейли трибюн». Ему было очень стыдно. Не дожидаясь, когда загорится свет, он заторопился из зала, обозвав себя мошенником. Потом он подумал, а не считают ли себя мошенниками все те люди, которые сняты в том же кино, которые улетают и прилетают на специальных самолетах и так стремительно и важно ездят на государственных автомобилях? Да, как думают они? Они что, тоже «герои-чудотворцы»? Его отель был неподалеку, он возвышался над Грин-парком – Чарли это знал, да и отель был виден, – но ему долго пришлось добираться до него, и пока он шел, он задавал себе всякие нелепые вопросы. Теперь все эти разноцветные огни не казались ему такими сияющими.
Он порядком устал, когда добрался до отеля и, наверное, так и выглядел – утомленным и озабоченным рабочим парнем, одетым в свой лучший, но не очень хороший костюм.
Может быть, поэтому один из пурпурно-серебряных гигантов у входных дверей остановил его и сердито спросил:
– Погоди, в чем дело?
– В чем дело? – переспросил Чарли. – Я живу здесь, понятно? Третий этаж, двадцать третий номер.
– Прошу прощения, сэр. Сюда, пожалуйста, сэр. – Гигант всем своим видом выражал извинение, раскланиваясь и расшаркиваясь, как большой и мягкий болванчик.
– Слушай-ка, – сказал Чарли, внезапно осмелев, – ты не очень-то с этими «простите, пожалуйста, сэр» и, тому подобным подхалимством. Я этого не переношу так же, как похлопывание по плечу и тому подобную манеру в духе «погоди, в чем дело?». Будь немножко больше человеком. Можешь ведь?
Великан посмотрел на него, и с лица его слетело казенное выражение.
– В этой форме не могу. Понимаешь? Но я не жалею, что надел ее. Нас на эту работу было триста человек, а у меня жена и трое ребятишек в Вандворсе. Не обижайся.
– К черту обиды. Пока.
– Всего доброго. Лифт идет, сэр. Прошу, пожалуйста, сэр.
На этот раз Чарли воспользовался лифтом.
4. Храбрец и ярмарка
Первой мыслью, которая пришла Чарли в голову следующим утром, как только он проснулся, была страшная мысль, что он потерял работу. Отчаяние продолжалось всего несколько секунд, потом он вспомнил всё, что произошло накануне, и смог спокойно открыть глаза и встретить взглядом «Нью-Сесил отель». Он напомнил себе, что он – человек, вокруг которого раздувают шумиху. В кармане его пиджака лежал чек на пятьсот фунтов. Он долго и осторожно разглядывал спальню в стиле Антуанетты, ее серые стены с пурпурным орнаментом. Спальня встретила его взгляд непоколебимо, она никуда не делась, она существовала в действительности, а рядом с кроватью лежал его костюм, положенный так, чтобы его можно было быстро и удобно надеть. Итак, он был здесь, в великолепном, самого высокого класса отеле и жил в нем, как лорд. Всё, что ему надлежало здесь делать, – это только требовать.
Вместе с завтраком, который он решил съесть в гостиной, были доставлены письма. Их переслали из редакции «Дейли трибюн». Письма была распечатаны, и это ему не понравилось. Письмам он не придавал особого значения, но в конце концов эти письма были адресованы ему. После завтрака – за едой он не хотел читать столько писем от незнакомых людей – он закурил и неторопливо занялся корреспонденцией. Писем сегодня было больше, чем он получал за год. Все они были от неизвестных людей, за исключением одного, от Дейзи Холстед, сейчас Дейзи Флетчер. Она писала, что ни капли не удивлена и что если он еще не забыл своих друзей, то должен заехать к ним, как только будет в их краях.
Чарли, не претендуя на знание женщин, сразу же понял всё. Она была не против начать что-нибудь опять, хотя стала миссис Флетчер каких-нибудь пять минут назад. Что ж, ему теперь безразлично. Не принимая во внимание факт, что разрыв их произошел по взаимному согласию, он настроился на красивую горечь и пессимизм и насладился ими. По сравнению с этим письмом все остальные были скучными, хотя содержание их было неожиданным и ставило в тупик. Пять писем прислали женщины, они заявляли, что он, как ни странно, очень похож на их умерших мужей или сыновей; одно было от дамы, которая спрашивала его, что он думает о жестоком обращении с животными и о вивисекции. Двое мужчин притворялись, что знакомы с ним, хотя ни их фамилий, ни адресов Чарли до этого никогда не слышал, третий предлагал ему туманный и непонятный способ разбогатеть; четвертый был очень недоволен противопожарными средствами и, видно, считал, что Чарли следовало бы давно познакомиться с ним. Автор одного письма, который подписался «сержантом», подчеркивал, что некогда в окопах он тоже был «Героем-чудотворцем», а сейчас без работы, голодает, и никому до него нет дела. Последние три, казалось, были написаны сумасшедшими; Чарли ничего не понял из них, не мог их расшифровать, особенно то, которое начиналось словами: «Мужчина моей мечты». Он просто отложил их, в сторону. Когда он сказал себе, что начинает понимать, сколько странных людей живет на свете, пришел Хьюсон – смешной молодой человек со смуглым обезьяньим лицом, журналист из редакции «Дейли трибюн».