Джордж Макдональд - Донал Грант
Однако через какое — то время дверь отворилась, и из неё выглянул древнего вида слуга, согбённый и еле передвигающийся. На голове у него была масса белоснежных волос, а на морщинистом лице — странное выражение почти детской наивности пополам с осторожностью.
— Меня хочет видеть граф, — объяснил Донал.
— Как вас зовут? — проскрипел слуга.
— Донал Грант. Но я подозреваю, что его светлости это ничего не скажет. По — моему, он не знает, как меня зовут. Просто скажите, что пришёл молодой человек, который живёт у Эндрю Комена. Его светлость посылал за мной.
Слуга удалился, и Донал начал осматриваться по сторонам. Он стоял в прихожей, которая была лишь узкой кельей, стиснутой массивными стенами.
Прямо перед ним была ещё одна дверь, через которую вышел дворецкий, низкая, закруглённая сверху и похожая на дверь тюремной камеры. Вокруг не было ничего, кроме голого камня, только на одной из стен был вырезан родовой герб Морвенов. Потолок был не плоский, не крестовый и не сводчатый. Казалось, он состоит из случайных выступов и углублений, образовавшихся на стыке каменных лестничных проёмов и углов, выступавших по — разному на разных этажах. Прошло не меньше десяти минут, когда дворецкий, наконец, вернулся и пригласил Донала следовать за ним.
Буквально через несколько мгновений Донал очутился в другой каменной келье, которая, однако, была гораздо просторнее и симметричнее первой, и на стенах здесь висели головы, рога и шкуры животных. Пройдя через неё, слуга открыл дверь, обитую алой тканью и выглядевшую удивительно живой посреди холодного сурового камня, и Донал вошёл в небольшой восьмиугольный зал. Двери в нём были из тёмного полированного дуба с резными каменными притолоками и косяками, а стены были увешаны старинным оружием и рыцарскими доспехами почти до самого потолка, который плавным куполом уходил вверх. В этот зал спускалась винтовая лестница, которой Донал не мог бы себе представить даже в самом фантастическом и леденящем душу готическом романе. Казалось, она внезапно упала с далёкой и неведомой высоты, но в последнюю минуту плавно замедлила свой полёт и опустилась вниз подобно лёгкой птице. Пологие ступени невероятного диаметра мягко вели вверх и пропадали из вида, обещая бесконечное число новых витков. Они были сложены из древнего камня, но благодаря своей ширине и массивности были вовсе не такими изношенными, какими могли бы быть, будь они поуже.
Откуда — то сверху свисал толстый шёлковый шнур (явное нововведение), за который можно было держаться вместо перил, и старый слуга, ухватившись за него медленной, костлявой рукой, начал потихоньку карабкаться по этой удивительной лестнице. Смотря на него, Донал одновременно представлял себе огромное несуразное насекомое, ползущее вверх по камню, и думал о Божьем искуплении для сынов человеческих.
Лестница вилась всё выше и выше, как будто и не собиралась заканчиваться, но дворецкий внезапно остановился на одной из ступеней ничуть не шире всех остальных, открыл какую — то дверь в закруглённой стене и произнёс:
— Мистер Грант, ваша светлость.
Прямо перед собой Донал увидел высокого сутулого человека, сидящего за столом. Его лицо с крупными чертами было бледным, худым и измождённым на вид, глубоко посаженные глаза нездорово поблескивали. Волосы у него были редкие и тонкие, но без всякого намёка на лысину и лишь слегка тронутые сединой. Руки его тоже были бледными и худыми, а ступни в просторных башмаках выглядели ещё больше из — за узких панталон в шотландскую клетку.
На графе был светло — синий сюртук с высоким и чересчур свободным бархатным воротничком. Его костюм завершали чёрный шёлковый платок, небрежно повязанный вокруг шеи, и нарядный бледно — жёлтый жилет. На одном из длинных пальцев сверкал камень, который Донал принял за изумруд. Граф жестом предложил гостю присесть, но сам не сдвинулся с места и продолжал что — то писать, скорее, с неучтивостью преуспевающего приказчика, нежели с величавостью аристократа. Однако это дало Доналу возможность немного оглядеться. Комната была небольшая, обшитая дубовыми панелями, и стены её были увешаны великим множеством самых разных мелочей. Донал успел заметить два или три конских хлыста, удочку, несколько пар шпор, шпагу с позолоченной рукоятью, необычного вида кинжал, похожий на язык пламени, одну — две гравюры и то, что на первый взгляд показалось ему картой всего имения. В единственное окно с каменным переплётом лился радостный летний свет, и граф сидел прямо в солнечном потоке, но даже в тёплых лучах выглядел холодным и бескровным. На вид ему было около шестидесяти, и Доналу показалось, что он никогда не улыбается — или улыбается, но очень редко. Он попытался представить себе улыбку на этом худом и строгом лице, но у него ничего не получилось. Надо сказать, что Донал не чувствовал ни малейшего стеснения или благоговения в присутствии столь знатной особы.
Что значат титулы для того, кто почитает любого человека, не имеет ни малейшего желания выглядеть значительнее, чем он есть на самом деле, ничего не скрывает и не замышляет, не боится завтрашнего дня и не стремится к богатству! Донал уже начал становиться именно таким человеком и потому сидел тихо, не ёрзая, ничему не удивляясь, и спокойно оглядывался по сторонам.
Граф выпрямился, отодвинул письмо и повернулся к гостю.
— Прошу простить меня, мистер Грант, — любезно произнёс он. — Мне хотелось побеседовать с вами не торопясь, зная, что я выполнил неотложный долг.
Его тон был изысканно вежлив, но Донал чувствовал, что между ним и графом пролегает неявная, но непреодолимая пропасть.
— Моё время в вашем распоряжении, ваша светлость, — ответил он.
— Наверное, вы догадались, почему я послал за вами.
— Надеюсь, что да, ваша светлость.
В манерах Донала было что — то такое, что напомнило графу о старомодной учтивости прежних дней и немедленно расположило его к юноше. Кстати сказать, среди крестьян — кельтов подобные манеры встречаются довольно часто.
— Мой сын рассказал мне, что встретил на нашей лужайке некоего молодого человека…
— За что я прошу у вас прощения, ваша светлость, — сказал Донал. — Я не знал, что вход в имение запрещён.
— Думаю, вскоре это имение станет для вас знакомым и привычным. Теперь я даже рад, что вы ошиблись. Со слов мальчиков я понял, что вы студент и ищете место учителя, а я как раз хотел нанять кого — нибудь для своего младшего. Мне показалось, что вы вполне можете нам подойти. Я не сомневаюсь, что вы можете представить доказательства своей компетентности. Надеюсь, место вам подойдёт. Как вы полагаете, могу ли я доверить вам обучение своего сына?
В Донале не было ни тени ложной скромности, и он тут же ответил:
— Думаю, можете, ваша светлость.
— Расскажите мне немного о себе. Где вы выросли? Кто ваши родители?
Донал рассказал ему о себе всё, что считал необходимым.
— Что ж, — промолвил граф, — всё это мне очень и очень нравится. Рекомендации у вас есть?
— Есть одна от одного из моих профессоров и ещё письмо от священника нашего прихода, который знал меня ещё до университета. Наверное, я мог бы достать ещё одну, от преподобного Склейтера. Он был моим священником, когда я учился.
— Покажите мне то, что у вас есть, — попросил граф.
Донал вытащил бумаги из кожаной сумки, сшитой для него матерью, и протянул их графу. Тот, не говоря ни слова, внимательно прочитал их и вернул Доналу.
— Вполне удовлетворительно, — проговорил он.
— Однако, — сказал Донал, — есть ещё кое — что, о чём я хотел бы осведомить вашу светлость. Мистер Кармайкл, священник вашего прихода, наверное, скажет вам, что я атеист или что — нибудь в этом роде, и потому человек весьма неблагонадёжный. Но он меня совсем не знает.
— И на каких же основаниях он может это утверждать? — поинтересовался граф. — Я думал, вы в наших краях недавно.
Донал рассказал ему о встрече со священником, о том, что между ними произошло и как тот повёл себя в дальнейшем. Граф серьёзно выслушал его, несколько секунд молчал, а потом сказал:
— Если мистеру Кармайклу случится обратиться ко мне по этому поводу — что, кстати, весьма маловероятно, — он увидит, что я уже слишком расположен в вашу сторону. Правда, я могу себе представить, что поводом для его ошибки стала некоторая вольность вашей речи. Вы не слишком осмотрительны. Зачем говорить всё, что вы думаете?
— Я ничего не боюсь, ваша светлость.
Граф снова замолчал. Казалось, его серое лицо стало ещё землистее, но, может быть, это солнце зашло за тучу, и свет немного потускнел…
— Пока я вполне доволен всем, что вижу и слышу, мистер Грант, — заговорил он спустя минуту или две. — Мне не хотелось бы нанимать вас к себе на службу, выказывая явное и прямое несогласие с преподобным Кармайклом — хотя я и не хожу к нему в церковь, — а посему мы с вами всё уладим ещё до того, как он об этом услышит. Сколько вы хотели бы получать за свою работу?
