Г. Осипов - Общество знания: Переход к инновационному развитию России
Часть наших размышлений состояла в ответе на вопрос: если эта система не выживает, то в чем дело?.. Выход был в децентрализации. Децентрализация — все с этим соглашались, но дальше надо было додумать. Может быть, потому что мы были математиками, людьми со свободной головой для логического анализа, ясно было, что отсюда следуют свободные цены.
Далее. Если у нас свободные цены, то возникает вопрос о собственности… Мы получаем, что необходима частная собственность, а необходимость частной собственности предполагает приватизацию, мы получаем как логическое упражнение ваучерную приватизацию. Собственно, в 81-м году эта ваучерная приватизация была придумана» [122].
Разберем это умозаключение.
1. «Несколько толковых человек» считают, что «страна находится в смертельном экономическом кризисе».
Это отнюдь не тривиальное мнение, тем более, что множество других толковых людей так вовсе не считали, а видимых симптомов смертельной болезни Найшуль не называет. Для такого кардинального вывода требуются рациональные доводы, которые надо тщательно проверить и вынести на профессиональный консилиум.
Ничего этого не было, общепринятые экономический и социальные показатели (динамика инвестиций, рост производства, потребления и даже производительности труда) не предвещали не только смерти, но даже и тяжелого кризиса. Попробуйте сегодня найти тексты тех лет (пусть даже написанные «в стол»), в которых спокойно и внятно была бы обоснована неминуемая гибель советской экономики. Нет таких текстов, были только кухонные разговоры.
2. Единственный аргумент Найшуля — «Госплан лихорадило». Причем лихорадило не как организацию, а как схему работы (?). Это заключалось в том, что «Госплан все время пересчитывал собственные планы». Ну и что? На то он и Госплан, чтобы считать и пересчитывать планы, в самом факте пересчета планов не видно признаков гибели. Да, хозяйство стало большим, прежняя методология планирования не отвечала сложности объекта, это обычный кризис метода, который разрешается посредством создания нового инструментария. Как из этого следует, что «по всей видимости, нет выхода»?
Никак не следует, это просто-напросто глупое утверждение. Найшуль высказывает его в 2004 г., когда мы наслышаны о том, как «пересчитывают планы» крупные западные корпорации. Их плановые отделы снабжены мощными компьютерами, Интернетом и спутниковой связью, но поставки «Аэробусов» опаздывают на два года, а «Боинг» задерживает поставку уже оплаченных самолетов на 14 месяцев. Строительство туннеля под Ламаншем оказывается намного дороже, чем планировалось, а сам туннель — убыточным. Но если бы какой-нибудь экономист на основании этого сказал, что «эта система не выживает», его посчитали бы идиотом. В России же подобные суждения принимаются как продукт глубокого знания и ума.
В действительности это идеологический фантом, который создали Найшуль и его сообщники (если вообще не придумали задним числом — почитайте сегодня статьи этих теоретиков, написанные в конце 70-х годов, включая статьи редактора журнала «Коммунист» Е. Гайдара). Проблема в том, что этим лекциям интеллектуалы аплодируют в 2004 году!
3. Допустим, «несколько толковых человек» прозрели признак кризиса.
Что делают в таком случае разумные люди? Ставят диагноз болезни, обсуждают его, составляют перечень альтернативных подходов к предотвращению беды, вырабатывают критерии выбора лучшей (или хотя бы хорошей) альтернативы и доказывают ее преимущества. Что же мы слышим от этого человека «со свободной головой для логического анализа»?18 Он пропускает все необходимые стадии работы и изрекает, как шаман: «Выход в децентрализации!» Почему, откуда это следует? Ниоткуда, никакой логики в этом нет и, видя воочию результаты этой реформы как «умственного продукта», отсутствие логики кажется очевидным. Даже закрадывается подозрение, что все эти группы теоретиков и их лекции в течение двадцати лет — большой спектакль. Но ведь эти актеры — элита нашего интеллектуального сословия, они учат молодежь в Высшей школе экономики, им до сих пор рукоплещут, как новому платью короля.
4. Что понимает Найшуль под «децентрализацией» советской экономики? Вовсе не сокращение планируемой из центра номенклатуры продуктов периферийной части хозяйства с сосредоточением усилий планирования на ядре из ключевых отраслей и предприятий. Напротив, по его понятиям децентрализация — это уничтожение именно ядра экономической системы. Вот его простенькое умозаключение: «Отсюда следуют свободные цены. Если у нас свободные цены, то возникает вопрос о собственности… Мы получаем, что необходима частная собственность, а необходимость частной собственности предполагает приватизацию».
Какая же это реформа, это революционное уничтожение системы. Сначала без всяких оснований утверждают, что человеку грозит смертельная болезнь, а потом на этом основании его убивают. Вот так обществовед, врач общества!
5. Из лекции Найшуля видно, что эти теоретики мечтали именно о разрушении советской экономической системы, поэтому из их рассуждений начисто исключена рефлексия. Но как образованные люди, насмотревшиеся на результаты реформы, не замечают полного отсутствия связности в этих рассуждениях? Ведь ясно, что если Найшуль в своих расчетах не был злонамерен, то он наделал грубейших ошибок. Китай, начавший реформы исходя из совершенно иных постулатов, из крестьянской страны становится первой экономической державой мира — а в России реформа парализовала экономику.
Послушайте рассуждения Найшуля, которыми он оправдывает результаты своих теоретических выводов: «Проблема, которая до сих пор не решена, — это неспособность связать реформы с традициями России. Неспособность в 85-м году, неспособность в 91-м, неспособность в 2000-м и неспособность в 2004 году — неспособность у этой группы и неспособность у страны в целом. Никто не представляет себе, как сшить эти две вещи».
Для реформаторов характерна «неспособность связать реформы с традициями России» (обвинять в этой неспособности «страну в целом» — неприемлемый риторический прием)! Неспособен, так что ж ты берешься! В этом есть какая-то детская дебильная безответственность.
6. Продолжая считать свой «умственный продукт» высококачественным, Найшуль утверждает: «То, что можно сделать на голом месте, получается. Там, где требуются культура и традиция, эти реформы не работают. Скажем, начиная от наукоемких отраслей и банковского сектора, кончая государственным устройством, судебной и армейской реформой. Список можно продолжить».
Какое голое место? Где в России такое голое место, где у Гайдара с Найшулем «получилось»? Это скабрезная шутка, неуместная в такой лекции? Мы видим страшный регресс в мышлении.
У нас нет сейчас возможности излагать здесь методологические основания глубокой деформации рационального мышления. В первом приближении можно сказать, что были одновременно нарушены два взаимодополняющих блока интеллектуальных навыков — диалектический взгляд на реальность и материалистическое сознание, опирающееся на жесткие, «земные» понятия (хотя бы на уровне здравого смысла).
Глава 4 Сдвиг к аутистическому сознанию
Основу рационального представления о действительности создает реалистическое мышление, хотя элементы утопии оказывают на него стимулирующее воздействие. Цель реалистического мышления — создать правильные представления о действительности, цель аутистического мышления — создать приятные представления и вытеснить неприятные.
Аутистическое мышление — не случайное нагромождение фантазий. Оно тенденциозно, в нем всегда доминирует тот или иной образ — а все, что ему противоречит, подавляется. Два типа мышления не только взаимодействуют (в норме), но и находятся в конфликте. И если каким-то способом удается отключить или подавить реалистическое мышление, то аутистическое мышление доделывает за него работу, тормозя здравый смысл и получая абсолютный перевес.
Главное в аутистическом мышлении то, что оно, обостряя до предела какое-либо стремление, нисколько не считается с действительностью. Это сильнее всего проявилось в интеллектуальной элите, но началась духовная эпидемия. Массовая утрата способности критически оценивать утверждения, доверие к самым абсурдным обещаниям — все это стало нормой нашей общественной жизни. Люди грезили наяву, отвергали предупреждения, мешающие наслаждаться приятными образами близкого будущего, которое им рисовали идеологи.
Аутизм нашей интеллигенции достиг в перестройке небывалого уровня. Ведь действительно она всерьез поверила в фантазию «возвращения в цивилизацию», в «наш общий европейский дом». Наверное, сам Горбачев не мог ожидать такого эффекта от совершенно нелепого обещания. Ведь на Западе никто и никогда ни словом не обмолвился, не дал оснований считать, будто русских или чувашей в этот «дом» приглашают. Эта фантазия «братания с Западом» не согласовывалась ни с какими реальными признаками, сейчас даже трудно представить себе, что в 1989-1990 гг. множество умных и образованных людей в нее верили. В таком состоянии у людей возникает сладкое чувство безответственности. А. С. Панарин трактует этот большой сдвиг в сознании в терминах психоанализа — как «бунт юноши Эдипа», бунт против принципа отцовства, предполагающего ответственность за жизнь семьи и рода [132].
