Пэрл Бак - Сыновья

— До тех пор, пока во всей стране не будет никого выше меня! — оказал он, и теперь шопот его походил на крик.

— Кем же ты тогда будешь? — спросил Ван Средний в изумлении.

— Буду тем, кем хочу быть! — воскликнул Ван Тигр, и черные брови его сразу грозно нахмурились, и он так ударил ладонью по столу, что Ван Средний подскочил на месте. Оба они, не отводя глаз, смотрели друг на друга.

Все это для Вана Среднего было неслыханное дело. Он был неспособен питать смелые замыслы, и самая смелая мечта его была о том, как он сядет вечерком за свои счетные книги и подведет итоги, на сколько им продано в этом году и на сколько можно будет без всякого риска расширить дело в следующем. Поэтому он смотрел на брата, не спуская глаз, и видел, что этот человек не такой, как все: высокого роста, смуглый, глаза у него блестят, как у тигра, и прямые черные брови, широкие, словно флаги, сходятся над переносицей. Ван Средний, забывшись, смотрел на брата и испытывал страх перед ним и не смел ему перечить, потому что во взгляде этого человека было безумие и такая власть, что даже он, человек трезвый, почувствовал своим сухим сердцем всю его силу. Однако Ван Средний всегда был осторожен и тут, не изменяя обычной своей осторожности, сухо кашлянул и сказал негромким голосом:

— А какая мне и всем нам от этого польза, и под какое обеспечение я ссужу тебе мои деньги?

И Ван Тигр ответил торжественно, очнувшись от задумчивости и переводя взгляд на брата:

— Неужели ты думаешь, что я забуду родных, когда достигну высокого положения? Разве вы мне не братья, и разве ваши дети не сыновья моих братьев? Слышал ли ты когда-нибудь о полководце, который возвысился бы сам и не возвысил бы вместе с собой весь свой род? Разве для тебя ничего не значит быть братом… верховного правителя?

И он заглянул сверху вниз в глаза брата, и Ван Средний почти поверил ему, хотя и против воли, потому что все это было для него неслыханное дело, и сказал, по обыкновению рассудительно:

— Во всяком случае я отдам тебе всю твою долю и ссужу, сколько будет можно, если ты и впрямь можешь возвыситься, потому что ведь далеко не все достигают намеченной цели. Свою долю ты во всяком случае получишь.

Глаза Вана Тигра, горевшие огнем, сразу потухли, он сел и, крепко сжав губы, сказал:

— Ты осторожен, я вижу!

Голос его звучал так резко и холодно, что Ван Средний немного испугался и сказал, оправдываясь:

— Я человек семейный, у меня много детей, а мать моих сыновей еще не стара и то-и-дело рожает, — мне приходится обо всех думать и заботиться. Ты еще не женат и не знаешь, что это значит, когда столько народа сидит на твоей шее, а одеть и прокормить их с каждым годом становится все дороже!

Ван Тигр пожал плечами и отвернулся, а потом сказал с напускной небрежностью:

— Правда, я не знаю, что это значит, однако выслушай меня! Каждый месяц я буду присылать к тебе надежного человека — ты его узнаешь по заячьей губе. Ты будешь давать ему столько денег, сколько он сможет донести. Продай как можно скорее мою землю, потому что мне нужно не меньше тысячи серебряных монет в месяц.

— Не меньше тысячи! — воскликнул Ван Средний, и голос его задребезжал, а взгляд стал бессмысленным от изумления. — Куда тебе столько денег?

— Нужно прокормить сотню солдат и закупить оружие и одежду. Прежде чем набирать войско, я должен купить оружие, если не захвачу его во-время, — быстро заговорил Ван Тигр. Потом он неожиданно рассердился: — Что ты у меня спрашиваешь то одно, то другое! — закричал он, снова ударяя ладонью по столу. — Я знаю, что мне делать, мне нужно серебро, пока я не захватил область и не стал над ней господином! Тогда можно будет обложить население налогами, так я и поступлю! А теперь мне нужно серебро. Если ты мне поможешь — я тебя награжу. Если нет — я забуду, что ты мне брат и родной по крови!

Он приблизил свое лицо к лицу брата, и Ван Средний, заглянув в эти грозные глаза, устремленные на него из-под нависших черных бровей, поспешно отодвинулся, закашлялся и сказал:

— Да, да, разумеется, помогу. Ведь ты мне брат. А когда ты начнешь?

— Когда ты продашь мою землю? — спросил Ван Тигр.

— Уборка пшеницы начнется через несколько месяцев, — ответил Ван Средний медленно, так как раздумывал и колебался, ошеломленный всем, что слышал.

— Тогда у крестьян будут деньги, а кроме того, ты, конечно, сможешь продать хоть часть перед посевом риса, — сказал Ван Тигр.

Это было верно, и Ван Средний не посмел перечить своему необыкновенному брату, так как боялся его и понимал, что это дело нужно как-нибудь устроить. Он поднялся с места, говоря:

— Если это так спешно, то я должен не мешкая вернуться домой и сделать, что можно. Урожай недолго сбыть с рук, а потом людям снова начинает казаться, что они бедны и что нелегко обрабатывать и ту землю, какая у них есть, а если купить еще, то, пожалуй, засеять ее будет не под силу.

Он не захотел оставаться дольше, ему не терпелось поскорей уехать отсюда, где столько свирепых на вид солдат и столько оружия повсюду. Он зашел ненадолго в соседнюю комнату, куда отослали мальчиков и где они сидели за маленьким некрашеным столом. Перед ними стояли остатки тех кушаний, которыми Ван Тигр угощал брата, но для мальчиков и это было хорошо, и сын Вана Среднего с удовольствием набивал рот. А племянник был разборчивее, он не привык к чужим объедкам, и понемногу выбирал рис палочками, не дотрагиваясь до мяса. Ван Средний почувствовал, что ему не хочется оставлять здесь мальчиков, особенно — своего, и на минуту он усомнился, стоило ли посылать сына на такое опасное дело. Но начало было положено, изменить он не мог и потому сказал:

— Мне пора домой, и единственный мой наказ вам обоим, чтобы вы во всем слушались дядю. Теперь он господин над вами, а он человек суровый и вспыльчивый и не потерпит ослушания. Если же вы будете делать все, что он велит, то он вас может возвысить, как вам и не снилось. Вашему дяде на роду написана слава.

Он быстро повернулся и вышел, чувствуя, что на сердце у него тяжело и что расставаться с сыном гораздо труднее, чем он думал, и в утешение себе он пробормотал:

— Что же, такой случай не каждому представляется. Это благоприятный случай. Если дело выгорит, он будет не простым солдатом, а каким-нибудь должностным лицом.

И он решил, что постарается и сделает все, чтобы задуманное братом удалось, — хотя бы ради своего сына он сделает все, что в его силах.

Сын Вана Старшего заплакал, увидев, что дядя уходит, заплакал навзрыд, и Ван Средний поспешил уйти. Этот плач все время преследовал его, и он торопился поскорей дойти до ворот с каменными львами, чтобы не слышать ничего больше.

VIII

Так началось это необыкновенное дело, которое подняло бы Ван Луна из могилы, не будь его душа так далеко, — при жизни он ненавидел войну и солдат больше всего на свете, а тут ради нее продавали его землю, его лучшую землю. Но он спал крепким сном, и некому было остановить его сыновей, некому, кроме Цветка Груши, а она не скоро узнала о том, что они задумали. Оба старшие сына боялись Цветка Груши из-за ее преданности отцу и потому скрывали от нее свои замыслы.

Когда Ван Средний вернулся домой, он позвал старшего брата в чайный дом, где можно было спокойно беседовать, и они переговорили обо всем за чашкой чая. На этот раз Ван Средний выбрал укромный уголок, подальше от окон и дверей, и, пригнувшись над столом, они шептались, перекидываясь отрывочными словами. Так Ван Средний рассказал брату о том, что задумал Ван Тигр, и теперь, когда Ван Средний вернулся домой, к привычным занятиям своей повседневной жизни, этот план все больше и больше казался ему мечтой, несбыточной мечтой, а старшему брату он представлялся необычайным, удивительным, но легко выполнимым делом. По мере того, как план развертывался перед ним, этот тучный и похожий на ребенка человек видел себя вознесенным выше самых смелых своих мечтаний — братом правителя! Он был человек не великой учености и не великого ума, очень любил ходить в театр и пересмотрел множество старинных пьес, изображающих подвиги сказочных героев древности, которые были сначала обыкновенными людьми, а потом силой оружия, ловкостью, хитростью и умом добивались высокого положения и основывали династии. Он видел себя братом такого героя, больше того — старшим братом, и с заблестевшими глазами хрипло прошептал:

— Я всегда говорил, что брат у нас не такой, как все! Это я упросил отца, чтобы он не заставлял его работать в поле, упросил нанять ему учителя и обучить всему, что следует знать сыну помещика! Он не забудет, конечно, что сделал для него старший брат, и что, если б не я, он был бы простым батраком на отцовских землях!

И он опустил глаза, довольный собой, и, расправляя на толстом животе халат из пурпурного атласа, начал думать о своем втором сыне и о том, как возвысится вся семья, о том, что и сам он, должно быть, станет сановником; надо полагать, его возведут в какой-нибудь сан, если брат его станет верховным правителем. Рассказы о таких случаях встречались ему в книгах, и в театре ему приходилось видеть такие пьесы. А Ван Средний, постепенно приходя в себя, колебался все больше и больше. Да и в самом деле, этот воинственный план был таким далеким от мирной жизни городка! Но когда он увидел, что старший брат унесся мыслью в будущее, то позавидовал и со свойственной ему осторожностью подумал: