Франс Бенгстон - Викинги
Токе расположился на несколько скамей позади Орма, поэтому им редко удавалось поговорить друг с другом — только тогда, когда их выводили на берег, или когда заводили обратно на корабль, потому что на берегу их помещали в небольших камерах группами по четыре человека, в соответствии с их местами на корабле. Токе к этому времени уже вновь в какой-то степени обрел свой прежний юмор и даже в такой обстановке находил что-то такое, над чем можно посмеяться, хотя он обычно конфликтовал со своим соседом по веслу, которого звали Туме и который, по мнению Токе, не выполнял свою долю работы и съедал больше, чем было положено. Токе составлял ругательные частушки, частью о Туме, а частью — о надсмотрщике, и распевал их в качестве куплетов, когда греб, так что Орм и другие могли слышать его.
Однако большую часть времени мысли его были заняты тем, как бы придумать какой-нибудь план спасения. В первый раз, когда он и Орм получили возможность поговорить друг с другом, он прошептал, что он уже почти полностью разработал хороший план. Все что ему надо — это небольшой кусок железа. При помощи этого куска он сможет открыть одно из звеньев своей цепи темной ночью, когда корабль будет стоять в порту, и все, кроме часовых, заснут. Сделав это, он передаст кусок железа другим викингам, каждый из которых тихо сломает свою цепь. Когда все они освободятся, в темноте передушат часовых, не производя шума, и выкрадут свое оружие; после этого, уже на берегу, они смогут постоять за себя.
Орм сказал, что это была бы хорошая идея, если бы она была осуществима. И он с удовольствием помогал бы душить охранников, если бы до этого дошло дело, в чем он сильно сомневается. Где им найти этот необходимый кусок железа, и как смогут голые люди незаметно пронести его на борт, если за ними постоянно наблюдают? Токе вздохнул и признал, что эти трудности требуют тщательного рассмотрения. Но он не может придумать лучшего плана и считает, что им надо просто подождать, пока не представится возможность.
Ему удалось также незаметно поговорить с Кроком рассказать ему о своем плане, но Крок слушал его невнимательно и не проявил никакого интереса или энтузиазма.
Через непродолжительное время после этого судно было поставлено в сухой док одной из гаваней халифа для очистки и покраски. Многих рабов заставили помогать в этой работе, сковав их цепями попарно. И норманны, которые понимали в устройстве кораблей, были поставлены туда же. За ними наблюдали вооруженные охранники, а надсмотрщик делал свои обходы С кнутом, чтобы ускорить работу, за ним следовали два охранника, вооруженные мечами и луками, чтобы предотвратить нападение на него. Недалеко от судна стоял большой чан со смолой, а рядом с ним — бочка с питьевой водой для рабов.
Крок и Гунне пили из бочки, когда приблизился один из рабов, поддерживая своего товарища, который споткнулся во время работы и так сильно поранил ногу, что не мог на нее опереться. Его посадили на землю и дали попить, когда приблизился надсмотрщик, чтобы узнать, в чем дело. Раненый человек лежал на боку и стонал от боли. Надсмотрщик же, думая, что тот отлынивает от работы, ударил его кнутом, чтобы заставить подняться на ноги. Человек, однако, остался лежать, и все сейчас смотрели на него.
Крок стоял в нескольких шагах сзади от них, за бочкой. Он бросился к ним, волоча за собой Гунне, и неожиданно показалось, что вся его прежняя апатия покинула его. Когда он приблизился на достаточное расстояние и увидел, что цепь имеет достаточную длину, он прыгнул вперед, схватил надсмотрщика за пояс и шею, поднял его над головой. Надсмотрщик в ужасе закричал, и ближайший к нему охранник повернулся и пустил стрелу в Крока. Крок, казалось, не заметил удара. Сделав два шага в сторону, он бросил надсмотрщика головой вниз в чан с кипящей смолой, и в этот момент другой охранник ударил его мечом по голове. Крок пошатнулся, но продолжал смотреть на ту часть надсмотрщика, которую было видно. После этого он засмеялся и сказал:
— Теперь моя удача вновь вернулась ко мне,— после чего упал на землю и умер.
Все рабы подняли радостный шум, увидев, что надсмотрщик встретил такую смерть, но радость викингов была смешана с печалью, и в последующие месяцы они часто вспоминали поступок Крока и последние произнесенные им слова. Все были согласны с тем, что он погиб достойно вождя, и выражали надежду на то, что надсмотрщик пробыл в чане достаточно долго, чтобы получить хорошую порцию смолы. Токе написал в честь Крока стихотворение, в котором говорилось:
Больнее, чем удар кнута, обожглаНадсмотрщика кипящая смола.Крок, по воле злой судьбы,Ставший рабом на чужеземном корабле,Добыл себе свободу и отомстил:Удача вновь вернулась к нему.
Когда они снова вышли в море, к ним приставили нового надсмотрщика, который должен был наблюдать за их работой. Однако он, казалось, сделал выводы из участи своего предшественника, поскольку довольно редко применял свой кнут.
Глава 6. О еврее Соломоне и леди Субайде и о том, как Орм получил свой меч Синий Язык.
Человек с отрезанным языком, который греб рядом с Ормом, становился все хуже и хуже, пока, наконец, совсем уже не мог работать, поэтому, когда корабль бросил якорь в одной из военных гаваней халифа на юге, которая называлась Малага, его сняли с корабля, и все ждали, когда ему на замену приведут другого. Орм, которому в последние несколько недель приходилось делать почти всю работу на весле одному, хотел знать, достанется ли ему теперь более подходящий партнер. На следующее утро новый гребец появился. Его затащили на корабль четверо солдат, которые сочли свою работу выполненной, подняв его по трапу, и не надо было присматриваться к нему, чтобы заметить, что язык у него есть. Это был молодой симпатичный человек, безбородый и красиво подстриженный, он кричал проклятия самые страшные, какие только когда-либо слышали на этом корабле.
Его пронесли до его места и крепко держали, пока приковывали цепь к ноге. В этот момент слезы потеклипо его щекам, хотя казалось, что были они скорее слезами злости, чем печали. Капитан корабля и надсмотрщик пришли взглянуть на него, при этом он медленно стал ругаться на них, называя их такими словами, которых Орм до этого и не слышал, так что все рабы ожидали, что его ждет жестокая порка. Однако капитан и надсмотрщик просто поглаживали свои бороды и задумчиво смотрели, изучая письмо, которое доставили солдаты. Они то покачивали, токивали головами, читая письмо, в то время как новоприбывший продолжал обзывать их сукиными сына и свиноедами. Наконец, надсмотрщик пригрозил ему кнутом и приказал заткнуть свой рот. После этого, когда капитан и надсмотрщик ушли, новичок начал рыдать уже по-настоящему, так что все его тело сотрясалось от рыданий, а Орм не знал, как понимать все это, но подумал, что от этого парня ему будет мало помощи, если только они не начнут применять по отношению к нему кнут. Тем не менее, он подумал, что все-таки хорошо будет иметь напарника, который по крайней мере может говорить, после того, как у него был безъязыкий. Поначалу, однако, новоприбывший воздерживался от разговоров с ним и отвергал проявления дружелюбия со стороны Орма. Как и опасался Орм, он оказался никудышным гребцом и совсем не мог приспособиться к своему новому образу жизни, особенно сильно он жаловался на еду, которую им приносили, которая Орму казалась очень хорошей, хотя и недостаточной. Но Орм был весьма терпелив с ним и делал один всю работу за двоих, а также подбадривал его, насколько позволяли его познания в арабском языке. Несколько раз он спрашивал этого человека, кто он и за что его сослали на этот корабль, но получал в ответ только высокомерные взгляды и пожимания плечами. Наконец человек снизошел до того, что обратился к Орму и объявил, что он — человек высокого происхождения; и не привык, чтобы его допрашивал раб, который и говорить-то правильно не умеет. На это Орм ответил:
— За эти слова, которые ты только что сказал, я мог бы взять тебя за шею так, что ты почувствовал бы это, но лучше было бы, если бы между нами был мир, и мы с тобой были бы друзьями. Мы все на этом корабле рабы, и ты — не в меньшей степени, чем все остальные. Также ты и не единственный на борту, кто имеет знатное происхождение. Я сам такой, мое имя — Орм и я — сын вождя. Верно, что я плохо говорю на вашем языке, но ты говоришь на моем еще хуже, потому что ты даже слова на нем не знаешь. Следовательно, я не считаю, что мы в чем-то различны. Больше того, если кто-то из нас и имеет преимущество то я не думаю, что это — ты.
— У тебя скверная интонация,— отвечал новичок. — Однако ты кажешься довольно умным человеком. Возможно, что среди своего народа ты и считаешься знатным, но в этом отношении ты вряд ли можешь сравниться со мной, поскольку по материнской линии я являюсь прямым потомком Пророка, мир его бессмертной душе! Знай также, что язык, на котором я говорю — это язык самого Аллаха, все же другие языки придуманы злыми духами, чтобы затруднить распространение истинного учения. Так что ты видишь, что не может быть между нами никакого сравнения. Имя мое Халид, сын Йезила, отец мой был высшим офицером у халифа, а я обладаю огромным состоянием и не работаю, кроме того, что наблюдаю за моими садами, развлекаю моих друзей и сочиняю музыку и стихи. Верно, я должен признать, что сейчас я занят кое-чем другим, но это продлится недолго, чтобы черви выели глаза того, кто меня сюда посадил! Мною написаны песни, которые поет вся Малага, и мало найдется живых поэтов, искусных настолько же.
