Эжен Сю - Парижские тайны. Том II
Но когда принц вновь нашел свою дочь, все переменилось; несмотря на глубокую признательность человеку, который спас ему жизнь, он не мог увезти в Германию этого свидетеля позорного падения, происшедшего в жизни Марии… Однако, твердо решив исполнять все желания Поножовщика, Родольф вызвал его к себе в последний раз и сказал, что, надеясь на его привязанность, просит оказать ему новую услугу. Просиявший было при этих словах Поножовщик сразу же помрачнел, услышав, что не только не поедет с принцем в Германию, но в тот же день должен покинуть отель, где проживал.
Бесполезно говорить о блестящем вознаграждении, которое принц предложил Поножовщику: ранее предназначенная ему сумма, контракт на покупку фермы в Алжире, а если он не захочет, то и больше… все будет предоставлено в его распоряжение.
Поножовщик, раненый в самое сердце, отказался и, быть может, впервые в жизни заплакал… Потребовалась исключительная настойчивость Родольфа, чтобы его спаситель согласился принять эти первые проявления благодарности.
На следующий день принц вызвал к себе Волчицу и Марсиаля; не сообщив им, что Лилия-Мария его дочь, он спросил, что может сделать для них; все их желания должны были быть исполнены. Видя их колебания и вспомнив, что говорила Лилия-Мария о примитивных вкусах Волчицы и ее мужа, он предложил этой отважной семье значительную сумму либо половину этих денег и участок возделанной земли, расположенный рядом с фермой, которую он купил для Поножовщика. Сделав такое предложение, принц подумал о тем, что Марсиаль и Поножовщик, оба волевые, энергичные, наделенные добрыми и здоровыми наклонностями, будут жить дружно, тем более что оба мечтали об уединенной жизни, один по причине своего прошлого, другой в силу преступлений своей семьи.
Он не ошибся. Марсиаль и Волчица с восторгом согласились принять дар; когда же они при посредничестве Мэрфа познакомились с Поножовщиком, все трое порадовались тому, что будут жить в Алжире по соседству.
Несмотря на свою глубокую печаль или, вернее, благодаря этой печали, растроганный сердечными излияниями четы Марсиалей, Поножовщик ответил им искренним доброжелательством.
Вскоре настоящая дружба объединила будущих колонистов; люди подобной закалки легко узнают друг друга, сходятся полюбовно… Вот почему супруги Марсиаль, несмотря на горячее усердие, проявленное ими, чтобы избавить своего нового друга от мрачного настроения, в основном надеялись отвлечь его предстоящим путешествием и будущей деятельной жизнью, ибо, прибыв в Алжир, они будут обязаны возделывать предоставленную им землю, так как прежние владельцы согласно условиям продажи будут пользоваться доходами с этой земли еще в течение одного года, с тем чтобы, когда она поступит в полное распоряжение новых владельцев, они бы и в дальнейшем наблюдали за ее эксплуатацией.
Договорившись об этих условиях, узнав о мучительном свидании, на которое должен явиться Марсиаль, чтобы выслушать последнюю волю своей матери, Поножовщик пожелал сопровождать своего друга до ворот Бисетра, где он поджидал его в фиакре, на котором они приехали сюда, а потом возвратились в Париж, после того как Марсиаль, потрясенный приготовлением к казни своей матери и сестры, покинул тюремную камеру.
Лицо Поножовщика совершенно изменилось, прежняя уверенность в себе, свойственная этой мужественной натуре, сменилась угрюмой подавленностью; даже его голос стал менее грубым, неведомая в прошлом душевная боль надломила, подкосила этого энергичного человека.
Он с состраданием смотрел на Марсиаля.
— Не падайте духом, — говорил ему Поножовщик, — вы сделали все возможное, что может сделать такой славный малый… С этим покончено… Подумайте о вашей жене, о детях, о которых вы позаботились, чтобы они не стали нищими, как ваши мать и отец. И, наконец, сегодня вечером мы уедем из Парижа, чтобы больше туда не возвращаться, и вы никогда не услышите разговоров о том, что вас огорчает.
— Все равно, поймите меня… прежде всего ведь это моя мать, моя сестра.
— Но, увы, что ж поделать, все кончено… а когда все кончено… надо смириться, — сказал Поножовщик, подавляя вздох.
После некоторого молчания Марсиаль искренне признался:
— Я ведь тоже должен был бы утешать вас, славный вы человек… все время грустите.
— Все время, Марсиаль.
— Но… я и жена… мы надеемся, что, когда вы уедете из Парижа… вы успокоитесь…
— Да, — подумав, сказал Поножовщик, невольно вздрогнув, — если я уеду из Парижа…
— Так ведь… мы сегодня вечером уезжаем.
— То есть вы… вы уезжаете сегодня вечером…
— А как же вы, вы что, передумали?
— Нет…
— Так что же?
Поножовщик вновь замолчал, затем с усилием продолжил:
— Послушайте, Марсиаль… Вы, конечно, удивитесь… но лучше я скажу вам все… Если со мной что-либо случится, то это докажет, что предчувствие меня не обмануло.
— В чем же дело?
— Когда господин Родольф… спросил нас, согласны ли мы вместе поехать в Алжир и жить там по соседству, я не хотел вас обманывать… ни вас, ни вашу жену. Я вам сказал… кем я был…
— Не будем больше об этом говорить, вы уже были наказаны… вы такой хороший, такой славный, храбрый… Но я понимаю, вы предпочитаете жить вдалеке, как и мы… благодаря нашему благодетелю… чем остаться здесь… какими бы зажиточными и честными мы ни были, все равно нас всегда могут попрекнуть, вас — за совершенное злодеяние, которое вы искупили и, однако, в котором вы до сих пор раскаиваетесь… Меня — за преступления моих родителей… а я за них не могу отвечать. Но и для вас и для нас… прошлое есть прошлое… давнее прошлое… Будьте спокойны… мы рассчитываем на вас, а вы можете полагаться на нас.
— Для вас, как и для меня… быть может, прошлое забыто, но, как я уже говорил господину Родольфу… понимаете, Марсиаль… есть кто-то там, высоко… а ведь я убил человека…
— Это большое несчастье; но в тот момент вы не осознавали, что делаете… вы впали в безумие, вы были словно сумасшедший, и потом, наконец, вы спасли жизнь другим… и эта заслуга должна быть вам зачтена…
— Послушайте, Марсиаль… я вам рассказываю о своем несчастье… вот почему… Когда-то мне часто снился сон… я видел… сержанта, которого убил… Но вот уже давным-давно… сон не повторяется… а сегодня ночью он мне опять приснился…
— Случайность…
— Нет, этот сон предвещает, что сегодня со мной случится несчастье.
— Вы ошибаетесь, мой друг…
— У меня возникло предчувствие, что из Парижа я не уеду…
— Нет, вы заблуждаетесь… Переживаете разлуку с нашим благодетелем… волновались и сегодня, провожая меня в Бисетр… там было страшно… все это подействовало на вас в эту ночь; поэтому и сон… повторился…
Поножовщик грустно покачал головой.
— Сон приснился мне как раз накануне отъезда господина Родольфа… он уезжает сегодня…
— Сегодня?
— Да… вчера я послал к нему рассыльного в отель… боясь пойти туда сам… он запретил мне являться… Мне сказали, что принц уедет в одиннадцать часов утра… через заставу Шарантон… вот почему, прибыв в Париж… я сразу направлюсь туда… попытаюсь увидеть его… в последний раз… в последний!..
— Он такой добрый, и вполне понятно, что вы любите его.
— Любить его! — с глубоким волнением произнес Поножовщик. — Видите ли, Марсиаль… я готов спать на полу, есть черный хлеб… быть его псом… но быть рядом с ним, я больше ничего не просил… но это слишком… Он не пожелал.
— Господин Родольф был столь великодушен к вам!
— Не за это я так люблю его… а за то, что он во мне признал настоящего человека, честного… Это случилось в то время, когда я вел себя как дикий зверь, презирал себя, как последнюю каналью… а он дал мне понять, что во мне осталось еще что-то хорошее, раз вина искуплена, я раскаялся. Испытывая нужду, я работал вовсю, чтобы честным трудом себя обеспечить… Я никому не делал зла, но все считали меня законченным бандитом, а это не могло меня подбодрить.
— Верно, ведь, чтобы поддержать человека, направить его на истинный путь, достаточно сказать ему лишь несколько добрых слов, это позволит ему воспрять духом.
— Не так ли, Марсиаль? Вот почему, когда господин Родольф сказал мне такие слова, черт побери, поверьте, мое сердце наполнилось гордостью. С тех пор я готов пройти огонь и воду, лишь бы совершить доброе дело… пусть только представится случай… люди убедятся… и благодаря кому все это?.. Благодаря монсеньору Родольфу.
— Раз вы стали настоящим человеком, вы не должны обращать внимание на дурное предчувствие. Ваш сон ничего не означает.
— Потом увидим. Я не желаю несчастья… для меня нет более страшного, чем то, которое уже со мной случилось… Никогда не увижу больше… господина Родольфа! А я надеялся всегда быть при нем… Разумеется, я знал бы свое место; я был бы там, где он, преданный ему душой и телом, всегда готовый… Ну все равно, быть может, он ошибся… Послушайте, Марсиаль, я по сравнению с ним червь земляной… так вот, случается, что самые ничтожные люди оказываются полезными самым великим… Если так случится, я ему никогда не прощу, что он отстранил меня.
