Гарольд Роббинс - Искатели приключений

Что я мог сказать этим людям, которые и без того знали предостаточно, что не позволяло им внезапно изменить сложившееся мнение? Я не был мастером произносить речи, не был пламенным оратором. Половина из того, что я сказал, не убеждала даже меня самого. Я начал медленно собирать свои бумаги и укладывать их в портфель.

Новости, которые я узнал перед приездом на заседание Генеральной Ассамблеи, были плохими. И почерпнул я их, главным образом, из передач радио и телевидения, потому что весь день не мог связаться с президентом. Как раз перед самым отъездом из посольства я услышал, что в результате тяжелых боев за Санта-Клару правительственные войска были вынуждены отступить.

— Ты произнес хорошую речь, — послышался чей-то голос.

Я поднял голову и увидел Джереми Хэдли, на лице его было написано сочувствие.

— Ты слышал? Джереми кивнул.

— Каждое слово. Я сидел на балконе, очень хорошая речь.

— Видно, не слишком хорошая. — Я кивнул в сторону выходивших делегатов. — Похоже, они другого мнения.

— Нет, они чувствуют это, — сказал Джереми. — Я впервые вижу, как они покидают зал в молчании. Каждый из них в глубине души устыдился, слушая твою речь.

Я горько усмехнулся.

— Большая польза от этого! Завтра же они о ней забудут, и она превратится просто в тысячу слов среди миллионов, уже похороненных в архивах.

— Ты не прав, — спокойно возразил Джереми. — Еще многие годы люди будут помнить то, что ты сказал сегодня.

— А для людей Кортегуа имеет значение только сегодняшний день, для них вообще может не наступить завтра.

Я закончил складывать бумаги в портфель, захлопнул его и поднялся. Мы направились вперед по проходу.

— Какие у тебя планы? — спросил Джереми. Я остановился и посмотрел на него.

— Вернусь домой.

— В Кортегуа?

— Да, я сделал все, что мог. Теперь мне больше некуда идти.

— Но это опасно.

Я промолчал.

— Какая польза от твоего возвращения? — озабоченно спросил Джереми. — Там ведь уже почти все кончено.

— Не знаю, но в одном я твердо уверен: я не смогу оставаться здесь или где-нибудь еще. Я не смогу жить с мыслью, что на этот раз, именно на этот раз, я не сделал всего, на что способен.

Джереми с уважением посмотрел на меня.

— Чем больше я думаю, что знаю тебя, тем больше убеждаюсь, что это не так.

Я не ответил ему, я повернулся и обвел взглядом пустой, громадный зал. Сколько человеческих надежд похоронено здесь, и скольким надеждам, как моим, предстоит еще умереть.

Наверное, и Джереми подумал о том же, потому что когда я повернулся к нему, лицо его было печальным. Он протянул руку, и я пожал ее.

— Как ты сам любишь говорить, Дакс, уповай на Господа, — убежденно сказал он.

29

Было около четырех утра и еще темно, когда наш самолет пересек береговую линию Кортегуа. Прошло чуть более четырех часов с момента нашего вылета из Панама-Сити. Я смотрел вниз, пытаясь что-нибудь рассмотреть в темноте, но тщетно. Обычно здесь горели огни, но сегодня ночью их не было.

Я бросил взгляд на указатель топлива, стрелка показывала, что в основном баке горючего чуть больше половины, а резервный бак мы вообще не расходовали. Я удовлетворенно кивнул, по крайней мере у нас достаточно топлива, если придется возвращаться.

— Включи радио, — обратился я к Хиральдо. — Может, что-нибудь поймаем.

Он кивнул, лицо его было зеленым от света фонаря в кабине. Протянув руку, он щелкнул выключателем, и кабину заполнили звуки самбы.

— Это ты поймал Бразилию.

Хиральдо начал вращать ручку настройки, на частоте 120 мгц он остановился.

— Это частота Курату, — сказал он, — но передач нет.

Я подождал некоторое время, обычно радиостанция Курату работала всю ночь, но сейчас радио и вправду молчало.

— Попробуй найти армейскую или полицейскую волну. Хиральдо быстро закрутил ручку настройки. Одна частота, другая, и все равно ничего нет.

— Если бы было видно, я постарался бы сесть в поле, — сказал я, — но я ничего не вижу.

— Мы можем покружить немного, — предложил Хиральдо, — скоро рассветет.

— Нет, нельзя расходовать топливо, надо иметь резерв на тот случай, если придется лететь обратно.

— Что же тогда ты собираешься делать? — спросил Котяра, сидевший позади меня. Я задумался.

— Попробую сесть в аэропорту.

— А если Санта-Клара уже взята? И аэропорт в руках мятежников?

— Этого мы не знаем, — сказал я. — Возможно, мы сумеем выяснить это после приземления. Я не буду выключать двигатели, и если мы заметим что-нибудь подозрительное, то снова взлетим.

— Матерь Божья, — пробормотал Котяра. Взяв курс на север, я полетел над морем, намереваясь свернуть к суше только в последний момент.

— Настройся на авиационную частоту, — сказал я.

— Готово, — сказал Хиральдо, покрутив ручки настройки.

Спустя три минуты я свернул на запад в сторону суши, и в этот момент по радио раздался голос, прозвучавший в кабине как раскат грома. Человек говорил по-английски и, похоже, здорово нервничал.

— Я сам отвечу, — быстро сказал я. По-английски я говорил прилично, чтобы убедить обычного жителя Кортегуа, что я иностранец. Во всяком случае по телефону или радио. Я нажал кнопку микрофона.

— Говорит частный самолет Соединенных Штатов, лицензионный номер С310395, прошу разрешения на посадку в аэропорту Курату. Дайте, пожалуйста, условия посадки. Прием.

В голосе отвечающего слышалась явная нервозность.

— Пожалуйста, назовите себя еще раз. Я повторил все сначала, но более медленно. Несколько секунд стояла тишина, потом прозвучал вопрос:

— Сколько человек на борту самолета? Пожалуйста, назовите цель вашего прилета.

— На борту три человека: пилот, второй пилот и один пассажир. Чартерный рейс по заданию американской службы новостей.

На этот раз ответа пришлось ждать почти целую минуту.

— Вижу вас на радаре, вы находитесь в пяти милях западнее и в трех милях южнее аэропорта, держите курс на север. Продолжайте полет до сигнала поворота на юг и выполняйте посадку. Как поняли, прием.

— Вас понял.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Котяра.

— Да вроде все в порядке, — ответил я, набирая нужную скорость. — В любом случае через несколько минут все будет ясно.

На поле зажегся необходимый минимум посадочных огней, и как только колеса нашего самолета коснулись полосы, огни тут же погасли. Я подрулил к слабоосвещенному зданию аэропорта.

— Ты видишь что-нибудь? — спросил Котяра.

— Пока нет, — ответил Хиральдо.

Спустя минуту мы подрулили к стоянке, я медленно развернул самолет, не выключая двигателей. Внезапно нас со всех сторон окружили солдаты, их было человек сорок.

— Это наши или мятежники? — спросил Котяра.

Я вгляделся в темноту, навстречу самолету важно двигался маленький человек в форме капитана. Засмеявшись, я выключил двигатели.

— Наши.

— Откуда ты знаешь?

— Посмотри, — сказал я, указывая вперед.

Сомнений быть не могло, человеком в офицерской форме был Прието. Я улыбнулся. Никогда не думал, что буду рад снова увидеть Прието.

— Как обстановка? — спросил я, когда мы вошли в здание аэропорта.

На столе Прието горела одинокая лампа, он подошел к столу и налил кофе.

— Все еще идут бои за Санта-Клару. Я с благодарностью принял из его рук чашку кофе и сделал большой глоток.

— Мы слышали, что Санта-Клара пала.

— Нет, мятежники по-прежнему в миле от города. Они окопались и ждут подкреплений с юга.

Снаружи раздался шум, звук выстрела и крик, потом наступила тишина. Я вопросительно посмотрел на Прието.

— Люди здесь нервные, — с легкой усмешкой сказал он. — Стреляют во все, что движется, даже в тени, а уже только после этого окликают.

— А мятежники пытались пробраться сюда?

— Несколько человек, но они все убиты. — Прието потянулся за сигаретой, и я заметил, что у него слегка дрожат пальцы.

— Мы засекли вас на радаре, когда вы были еще в пятидесяти милях отсюда. Мы предполагали, что это вы, но окончательно убедились только тогда, когда вы себя назвали.

— Вы ждали моего прилета?

— Мы получили информацию из Нью-Йорка, что вы находитесь в пути. Именно президент предположил, что вы воспользуетесь своим самолетом. Со вчерашнего дня вас здесь ожидает автомобиль.

Я допил кофе и поставил чашку.

— Хорошо, я готов. Прието медленно поднялся.

— Вы думаете, что это я убил Гуайаноса, да? Я посмотрел на него и молча кивнул.

— Но вы же должны понимать, что если бы это сделал я, то я бы наверняка убил и Мендосу. Он ведь был более важной фигурой.

Я приказал Хиральдо оставаться возле самолета до дальнейших распоряжений, а сам с Котярой сел в армейский джип и направился в город. Джип был шестиместным, мы с Котярой сидели в середине, а на переднем сиденье расположились шофер и солдат охраны. Сзади с автоматами наготове сидели еще два солдата.