Коммунисты - Луи Арагон
— Я так долго не решалась… Мне нужно… Я сестра Никола д’Эгрфейль…
A-а! Ивонне смутно представилось, что она когда-то уже видела это лицо, светлые, пушистые локоны, нежно касавшиеся плеч.
— Господи, у вас глаза совсем как у Жана, — сказала Сесиль.
— Войдите, пожалуйста. — Ивонне вспомнилась фотография, которую Жан поспешил убрать с камина, и она нехотя посторонилась. Сестра Никола? За кем она замужем? За Пежо, за Панхардом? Нет, кажется, за Виснером… — Если не ошибаюсь, — госпожа Виснер? — И принесло же ее именно сегодня, именно сегодня вечером!
Да, Сесиль долго колебалась. Эта мысль засела в ней и не давала ей покоя. Безумная, неотступная мысль: она должна поговорить с сестрой Жана. И все из-за нескольких слов, вырвавшихся у Жана о сестре, о замужестве сестры. Удивительное дело, она могла повторить все, буквально все, что Жан говорил при ней. А Жан сказал, что Ивонна…
Должно быть, на улице шел сильный дождь. Госпожа Виснер сняла с головы шапочку из серой шерсти, похожую на чепчик, и тряхнула своими пышными светлыми волосами, все лицо ее было в дождевых капельках. С чувством отчуждения оглядела она и белую мебель, и безделушки, и всю комнату, которая показалась ей убогой. Почему это у небогатых людей все как будто сделано из картона, даже самый дом. Госпожа Гайяр жестом пригласила ее сесть.
— Я вас слушаю, мадам, — церемонно сказала Ивонна. Смешно говорить «мадам» этой девочке! Она была бы очаровательна, если бы не тяжеловатый подбородок. Явно не знает, с чего начать, — Я вас слушаю, — повторила Ивонна и, как ни странно, эти холодные слова вместо того, чтобы отпугнуть, ободрили Сесиль.
— …Не думайте, я понимаю, как глупо, как неуместно было прийти сюда, да, да… Я это отлично понимаю… Когда я позвонила, мне хотелось убежать, прежде чем вы откроете. А теперь мне труднее уйти, чем говорить. Ну, так и быть… Только не перебивайте меня — я хочу сразу сказать самое страшное, чтобы отрезать себе все пути… Откуда я могла знать, что у вас глаза Жана! Простите меня! Не сердитесь…
Она облокотилась на белый столик, склонила голову, и пушистый локон, словно лаская, скользнул по щеке и прикрыл подбородок. — За что же мне сердиться? — улыбнулась Ивонна.
— Я люблю Жана, — выговорила Сесиль из глубины души, глядя в «глаза Жана». Ивонну словно ударило током. Она даже покраснела и испугалась, что это видно. Но под пудрой не видна была вспыхнувшая на щеках краска.
— Зачем вы мне это говорите?
Самой Сесиль было мучительно стыдно, она подняла было руку, чтобы по-детски заслониться локтем, как от удара, но спохватилась на полдороге и смущенно отвела локоть. А ведь она долго готовилась, подробно обдумала все, что скажет. А сказала совсем по-другому.
Шапочка вовсе не из шерсти, а из серого каракуля. И гостья вовсе не такая юная девочка, как показалось с первого взгляда. Нет, это женщина. Странная женщина. Зачем она пришла ко мне с этим? Да еще сегодня вечером…
Сесиль говорила. Она боялась остановиться, боялась, что тогда у нее нехватит смелости досказать до конца. Она рассказывала свою историю, их историю, историю Сесиль и Жана. Ивонна слушала с удивлением. Как это можно ни с того ни с сего рассказывать такие вещи незнакомой женщине? И вдобавок сестре Жана? Зачем она пришла ко мне с этим? Ивонна украдкой бросила взгляд на дверь спальни.
— Я пыталась не встречаться с ним. Уже два месяца, даже больше… Разлука ничему не помогает, не знаю, как мне быть…
Что-то во всем этом было непонятное. Во-первых, какая у нее цель? Да и вообще — зачем она сюда явилась? На что она рассчитывает? Значит, такие лица нравятся Жану. Впрочем, в увлечениях очень юных мальчиков всегда большая доля случайности.
— Что со мной будет? Если я его увижу опять…
Уж не хитрит ли она? Ивонна насторожилась. Ей захотелось осадить эту чересчур элегантную даму с маленьким ротиком, на котором немного стерлась краска. Она посмотрела на нее в упор «глазами Жана» и спросила: — Скажите… Не сердитесь на мой вопрос, но придя сюда, вы сами дали мне право… скажите, вы с Жаном…
— Нет, — отрезала та совсем другим, сухим тоном, — я не была его любовницей.
Ивонна улыбнулась. Она протянула руку и погладила лежавшую на столе судорожно сжатую ручку Сесиль. — Я вовсе не то хотела спросить. Вернее, не совсем то… Я хотела знать, любит ли вас Жан?
Сесиль передернула плечами. — Не знаю… теперь не знаю!.. Он говорит, то есть говорил…
— Два месяца назад?
— Два месяца назад…
Нет, она настоящая девочка при всей своей дамской осанке. Вопрос Ивонны оказался еще мучительней, чем тот, который Сесиль предположила. Она словно проваливалась в яму. В самом деле, прошло целых два месяца — может ли она поручиться, что Жан любит ее попрежнему. А она явились сюда… Ей и в голову не приходило, что он может разлюбить ее. Какая я дура!
— Понимаете, он ничего мне не говорил, — объясняла Ивоннa. — Этот взрослый ребенок ни за что не посмел бы сказать мне… Но когда мы в августе вернулись в Париж, он снял с камина чью-то карточку. Я только мельком взглянула на нее, но теперь я вижу, что это была ваша карточка. А как-то раз он спросил: ты думаешь, меня можно полюбить? И потом еще, у них там, дома, вышел скандал, не знаю толком из-за чего. Он вспылил и крикнул маме: я люблю одну женщину… словом, что-то в этом роде. Для родителей это была целая драма. Я уверена, что героиня драмы — вы.
Видно, госпожа Гайяр — незлая женщина. Она это говорит, чтобы успокоить меня. Сесиль растерянно огляделась вокруг. Все здесь было ей чуждо, как в том пансионе в Германии, куда ее отправили девочкой. Она подумала, что Жану должно быть так же все непривычно у нее, — но для мужчины это, верно, не имеет значения. Она возобновила свою исповедь.
Ивонна слушала ее теперь, поджав губы. Она на минутку поддалась обаянию этой хорошенькой девочки, а потом вдруг почувствовала между собой и ею какую-то фальшь, во всяком случае, недомолвку. Надо надеяться, госпожа Виснер не ждет, чтобы она ее благословила на связь с Жаном. В этой женщине была непонятная двойственность: с
