Алексей Толстой - Собрание сочинений в десяти томах. Том 2
В издании 1914 года изменены также эпизоды заграничного путешествия Кати и Алексея Петровича. В первопечатном тексте встреча князя с Мордвинской в Венеции дается не как галлюцинация, а как подлинная реальность: они друг друга узнают:
«И вдруг на венецианском большом канале встретил в плывущей мимо гондоле Анну Мордвинскую… Она узнала князя и в лорнет пристально поглядела на Катеньку; потом ее гондола завернула в кривой переулок под горбатый мост, по которому шли две женщины в черных шалях; Алексей Петрович засмеялся и сказал жене: «Я ужасно люблю Венецию. Ты видела эту даму с лорнеткой; правда – настоящая венецианка?»
Затем следовал подробный рассказ о том, как князь ищет Мордвинскую, встречается и разговаривает с ней в Ницце, после чего происходит их свидание в Париже:
«Алексей Петрович надвинул шляпу (чтобы не было видно глаз), сунул большие пальцы в карманы жилета и голосом наглым и дерзким потребовал одной ночи…
«Пошли вон, иначе я позову полицию», – сказала Мордвинская. – У вас есть любовник? Ведь да, ну сознайтесь, ради… – я его знаю? – проговорил князь. «Может быть, и есть любовник, – ответила Мордвинская, – а вам какое дело». Князь подышал, как запаленный; Мордвинская ушла, а он продолжал стоять».
Во втором варианте этому эпизоду соответствует только краткое упоминание, что в Париже князь ее «видел два раза издали» и что Мордвинскую сопровождал незнакомец (стр. 133).
Снят во втором издании и следующий дальше эпизод – поездка князя с Катей в Фонтенебло (после отъезда Мордвинской в Россию), где происходит объяснение его с Катей и где он дает обещание ей, что «метался вот так в последний раз».
Писатель стремился при переработке своего романа преодолеть схематичность в обрисовке взаимоотношений Кати и князя и их сложных переживаний путем вставки новых эпизодов и изменения диалогов, вносивших большую углубленность, психологическую насыщенность и драматизм. В этом направлении, например, переработаны заключительные страницы в главе «Водоворот», где подробнее приводятся думы Кати о князе, и первая подглавка главы «Возврат», где с большей психологической глубиной обрисовано состояние Алексея Петровича после кутежа и исповедь его в гостинице перед уходом от Кати. В самом начале этой подглавки (начиная от слов «Перед свадьбой, объясняясь в саду…») рассуждения князя о его отношениях к Кате и Саше, как к своим «жертвам», написаны Толстым для издания 1914 года. В этом же издании более подробно описано посещение Катей доктора Заботкина и более развернуто дан диалог их дорогой в возке, чем достигается большая полнота психологического рисунка характеров героев.
Раскрывая Григорию Ивановичу свои думы о покинувшем ее муже, Катя в первопечатном тексте рассказывала: «Я была очень строга к себе вначале, а когда выпал снег, не удержалась, да и к чему. Так всю и обожгло. Я ходила, словно дикая кошка, по пустым комнатам и звала по имени его. Хожу, остановлюсь и позову». В издании 1914 года соответствующее место дано сдержаннее: «Я была очень строга к себе вначале, а когда выпал снег… не могу я, не могу… не знаю, что делается».
Текст I подглавки главы «Катя» (в издании 1912 года) заканчивается словами князя о Кате: «Поймет, – сказал Алексей Петрович, – так нужно. Но не надо было столько врать. Ах, теперь легко. Пожалуй, ведь я хороший, но только двойной» (стр. 192). Эта откровенная самохарактеристика была при переработке снята.
Следующая редакция романа относится к 1919 году, к периоду, когда, будучи за границей, А. Толстой заново перерабатывал ряд своих произведений дооктябрьского периода. В этой новой редакции роман вышел в 1923 году в изд-ве 3. И. Гржебина. (Автор указывает в конце этого текста дату написания и дату переработки романа: 1914–1919.)
Общая композиция и сюжет романа не подверглись изменениям. Планировка по главам осталась тою же. Переработка выразилась главным образом в следующем: переживания героев, их внутренние состояния, разного рода психологические моменты даны были теперь более коротко, с гораздо большей четкостью и выразительностью, некоторые описательные места были сокращены; самая языковая ткань – построение фраз, лексика, а также такие средства изобразительности, как метафоры, сравнения, эпитеты, подверглись некоторой переработке в направлении большей четкости, лаконизма и реалистичности.
Из всего произведения в наибольшей степени изменены были главы: «Лунный свет», «Судьба», «Возврат» (первая под-главка) и «Глава последняя».
Существенно были переработаны следующие места романа: 1) Характеристика князя, его образа жизни в Петербурге, знакомство его с Мордвинской – подглавка II главы «Ядовитые воспоминания». 2) Описание душевного перерождения Григория Ивановича, его намерения «служить» Саше – подглавка III главы «Судьба». 3) Возвращение князя в Милое после скитаний; заключительный момент встречи их на дороге – подглавки IV–VI «Главы последней». 4) Объяснение Григория Ивановича и Кати дорогой в возке, когда он говорит ей о своих чувствах – подглавка IX главы «Судьба».
Эпизод неожиданного посещения Катенькой доктора и Саши сделан писателем теперь более сжатым и драматичным.
В тексте романа 1914 года было, например, такое место: «Саша медленно, чтобы не обидеть, отвернулась и ушла за перегородку. Катенька тряхнула головой. Григорий Иванович опять покашлял. «А что же чай-то, – сказал он, перелистывая книгу, – готов самовар?» – и быстро подумал: «Ужасно».
– Готов, – ответила Саша за перегородкой, дуя в самовар. Катенька, став рядом с Григорием Ивановичем, спросила:
– Что вы читаете?
– Вот это – «Освобождение».
– Какой вы злой, я писала вам два раза, просила приехать, я была очень нездорова. Почему вы не приехали?
Саша внесла в это время самовар; Катенька быстро взглянула на нее и сказала громче:
– А когда-то вы немножко ухаживали за мной, помните, когда остриглись так смешно? (Она засмеялась.) А теперь даже прошу, а вы не едете…
Григорий Иванович и в этот раз промолчал» (стр. 121).
В издании Гржебина (1923) это же место, будучи сокращено в своей диалогической части, передает сильнее внутреннюю взволнованность и тревогу: «Он проговорил грубым голосом:
– Что же самовар, наконец, будет?
Саша медленно повернулась и ушла за перегородку. Было слышно, как она дула в него, гремела трубой. Запахло угарцем. Катенька перелистывала журнал, затем бросила книгу на стол, облокотилась и сказала:
– Я писала вам два раза, просила приехать, – была нездорова. Почему вы не приехали?
– Да, я не мог, – ответил Григорий Иванович.
Саша внесла самовар и вытирала посуду, не поднимая головы, спокойная и сосредоточенная» (стр. 137).
Среди сокращений, которые производились А. Толстым при переработке текста 1914 года, должны быть отмечены сокращения, которыми писатель устранял из своего текста эпизоды второстепенного значения.
В тексте романа издания Гржебина отсутствует, например, эпизод, характеризовавший старого барина – чудака Вадима Волкова, деда Катеньки, пытавшегося по-своему, по-дворянски, разрешить аграрную проблему. Учившийся в пансионе, любивший «почитывать и пописывать», он – как рассказывал о нем сначала писатель – «даже собирался издать брошюру об «овражном хозяйстве», где доказывал, что крестьяне могут вдвое увеличить площадь земли, не отрезая ее у помещиков: для этого стоит только прорыть землю оврагами с севера на юг и насыпать некрутые балки уступами, равно как и овраги, получится от этого множество плоскостей, одна над другой, и площадь сравнительно с гладкой степью увеличится вдвое».
Характерным примером сокращения одного из описательных мест романа, сокращения, одновременно сопровождаемого стилистической правкой, может служить место в главе «Лунный свет». В издании 1914 года подглавка III начиналась так:
«Всегда вокруг месяца очерчен в небе радужный круг, иногда его видно, а иногда не видно, когда луна слишком ясна, будто теплая.
Говорят, что по кругу этому ходят сны и рассказывают сказки. Есть сказки веселые и страшные, человеческие и звериные.
Не мудрено, что так говорят про луну, когда стоит она над сумеречной, подернутой росой землей, тогда даже спящим беспокойно во сне… Смеются спящие, откинув одеяло, или вскрикивают и перебирают пальцами; и кажется – конца не будет лунному свету, забирается он сквозь щели, через закрытые веки, в норы зверей и в гнезда, пробирается сквозь воду на дно пруда, где ходят рыбы» (стр. 12).
В тексте романа издания Гржебина зачин этой подглавки иной:
«Сияет в темно-темно-синем небе лунный свет, и кажется – конца не будет ему, забирается сквозь щели, сквозь закрытые веки, в спальни, в клети, в норы зверей, на дно пруда, откуда выплывают очарованные рыбы и касаются круглым ртом поверхности вод» (стр. 14).
Описание уже освобождено от налета стилизованной сказочности, которая характерна была для раннего творчества А. Толстого.
