Рассказы о Бинго Литтле - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Не знаю, знакомы ли вы с творчеством Рози М. Бэнкс. Критики порой упрекают ее в сентиментальности. Где-где, а в рождественском рассказе свойство это проявилось вполне. Миссис Литтл не поскупилась на снег и омелу, снегирей и поющих крестьян. Бинго рассказал мне эти «Ручонки» во всех ужасных подробностях, но я ограничусь главным. Крестный выгнал крестницу, которая полюбила художника, однако под Рождество она пришла к нему с младенцем. Представьте себе финал. Вот он сидит в библиотеке, обитой дубовыми панелями, одной рукой держит ребенка, другою — выписывает чек…
Сцена эта потрясла Бинго. Он вспомнил, что Пуффи Проссер — крестный его сына. Если нежные ручонки раскололи сэра Эйлмера Молверера, прославленного своей черствостью, почему бы им не расколоть несчастного богача?
Да, конечно, в середине июня нет ни снега, ни снегирей. Да, Пуффи предупреждал еще на крестинах, что больше серебряной чашечки из него не выжать. И все-таки Бинго, засыпая, думал о том, что если ребенок не подкачает, можно попросить и сотню.
Наутро, как бывает всегда, он одумался и решил ограничиться двадцатью фунтами. А что, вполне достаточно! Десять — ей, десять — ему. Словом, звоня в дверь, он был вполне спокоен. Его могло бы взволновать то, что юный Алджи походит на бандита, которым погнушался даже Каторжный клуб, но инцидент с констеблем показал, что таковы все младенцы, включая и героя «Ручонок». Миссис Бинго, в сущности, описала только розовые пальчики, а их у А.О. хватало. В общем, Бинго был весел, когда лакей Пуффи, Коркер, открыл ему дверь.
— Привет, — сказал он. — Хозяин дома?
Коркер ответил не сразу, попятившись от младенца, но, как образцовый лакей, сдержал себя.
— Да, сэр, — сообщил он. — Еще не встал. Поздно вернулся.
Бинго понимающе кивнул.
— Молодость, молодость! — заметил он.
— Э?
— Да, сэр.
— Веселое время…
— По-видимому, сэр.
— Так я зайду?
— Прошу вас, сэр. Его взять?
— А? Нет-нет! Это — крестник мистера Проссера. Пусть повидаются.
— Да, сэр?
— Знаете, не виделись с крестин.
— Вот как, сэр?
— Ну, пошли.
— Мистер Проссер в гостиной, сэр.
— В гостиной? Я думал, в спальне.
— Нет, сэр. Он в камине, сэр.
Действительно, Пуффи лежал в камине, хотя и не целиком. Одет он был с иголочки, прямо для бала, если бы галстук не заменяла голубая лента именно того рода, какой изящные девицы подвязывают волосы. В руке он держал воздушный шарик, на манишке алела надпись: «Тра-ля-ля!» Словом, беспокоить его не стоило, и Бинго задумался.
Однако, взглянув на часы, он понял, что выбора нет. Времени оставалось в обрез.
— Коркер, — сказал он, — через десять минут мне надо быть на вокзале. Пуффи будить опасно, пускай выспится. Я оставлю младенца тут, на ковре. Сами познакомятся.
— Превосходно, сэр.
— Конечно, хозяин сразу вызовет вас. Тогда скажите: «Это ваш крестник, сэр». Или: «Крестничичёчечек, сэр». Выговорите?
— Нет, сэр.
— Так я и думал. В общем, ясно? Хорошо. Пока.
Поезд и Бинго прибыли одновременно, а через минуту появились и Рози с матерью. Старушенция еще толком не вылезла из вагона, когда дочь, бросив ее, кинулась к мужу.
— Кроличек!
— Зайчик!
— Как давно я тебя не видела! Где Алджи?
— У Пуффи Проссера. Заскочили по дороге, а тот в него вцепился. Все-таки, крестный отец… Заберем на обратном пути.
— Забери ты. Я отвезу маму, ей нехорошо.
— Да, — согласился Бинго, — вид поганый. На грязи, и как можно скорей! Жду у Пуффи.
— Где он живет?
— Парк Лейн, 62.
— Я скоро приеду. Да, дорогой, ты деньги положил?
— А, черт! — вскричал Бинго. — Забыл, спешил к тебе. Возьмем Алджи — и положим.
Смело сказано, но на Парк Лейн, у дома, он все-таки заволновался. Кто его знает, этого Пуффи! А вдруг не даст? В конце концов сэр Эйлмер Молверер — поджарый, здоровый дядька, по-видимому — не с перепоя.
Поэтому он беспокоился, спрашивая Коркера:
— Все в порядке?
— И да, и нет, сэр.
— То есть как? Хозяин звонил?
— Нет, сэр.
— Почему же он не звонил?
— Он кричал, сэр.
— Кричал?
— Да, сэр. Издал пронзительный крик, свидетельствующий об испуге. Примерно так кричал он после Нового года, когда подумал — ошибочно, сэр, — что видит розового слона.
Бинго нахмурился.
— Мне это не нравится.
— Точно то же самое сказал мистер Проссер, сэр.
— Крестные не кричат при виде крестников. Пойду, посмотрю, в чем дело.
Он пошел — и остановился в изумлении. Алджернон Обри сидел на ковре, пытаясь проглотить шарик. Пуффи смотрел на него выпученными глазами. Бинго, человек сметливый, заметил какую-то напряженность и решил, что тактичней о ней не говорить.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — отвечал Пуффи.
— Какое утро!
— Да, погода — будь здоров.
Поболтав о европейской политике, они замолчали. Потом Пуффи спросил:
— Бинго, ты, часом, не видишь ничего на полу?
— Это ребенка, что ли? Пуффи протяжно вздохнул:
— Ре-бен-ка? Он тут есть?
— Конечно, — отвечал Бинго. — Тю-рю-рю, — прибавил он, втягивая сына в беседу. — Папа пришел.
— Папа?
— Папа.
— Это твой?
— Мой.
— Что он тут делает?
— Да так, зашел.
— Что ж он сразу не сказал?! Я чуть не спятил от страха.
— Ты его не поцелуешь? Пуффи дернулся.
— Не шути так, — попросил он и прибавил, глядя на крестника с большой дистанции. — А я еще думал жениться!
— И правильно, — одобрил Бинго. — Жениться очень хорошо.
— До определенной меры, — сказал Пуффи. — Ты подумай, какой риск!
— А что такое?
— То есть как — что?! — проговорил Пуффи тихим, дрожащим голосом. — Как — что? Да
