Шерсть и снег - Жозе Мария Феррейра де Кастро
— Эй, парень! Что ты тут делаешь?
Мальчик не ответил. Он смотрел на них выпученными глазами, как будто не видел и не слышал их. Он весь трясся, и на губах у него проступала темная пена.
— Это ты кричал?
По-прежнему молчание.
— Ты что, чертова душа, не умеешь говорить, что ли?
Мальчику, вероятно, было лет девять-десять, одет он был в лохмотья. Все еще дрожа, он хотел что-то сказать, но не мог выговорить ни слова. Орасио понял, что это один из тех ребят, которых родители посылают пасти свой немногочисленный скот, как в детстве посылали и его: позади мальчика в полумраке сбились, прижавшись друг к другу, пять овец.
Орасио поднял ребенка и отнес на берег реки. Тонио узнал его.
— Это самый младший… дяди Авелино.
Они несколько раз смочили мальчику голову и продолжали его расспрашивать. Он оставался нем, но испуг постепенно проходил. Орасио предложил ему хлеба. Мальчик не взял и с опаской поглядывал то на людей, то на вершину Кантаро-Магро, притягивавшую молнии.
— Какой дьявол тебя сюда занес?
— Сюда пришли овцы… Там, внизу им нечего есть… Потом началась гроза… — пробормотал ребенок тонким, дрожащим голоском.
— Сдается мне, я тебя знаю… Вчера, когда я садился на грузовик, ты шел в школу… Верно?
— Да, сеньор.
— А сегодня, значит, не пошел?
— Отец послал моего братишку работать в поле, а меня вместо него сюда…
Наконец разразился дождь. Орасио и Тонио с пастушонком, который поплелся за ними, вернулись в хижину, где укрывались до этого. Пилот уселся у входа и, высунув наружу морду, поглядывал вокруг.
— Мои овцы… — прошептал мальчик.
Орасио успокоил его:
— Брось думать об овцах… Никуда они не убегут… И здесь вот пес… Он защитит их от волков…
Малыш улыбнулся и взял кусок хлеба.
Тонио почему-то раздражало присутствие мальчика.
— Если хочешь, уходи!.. — сказал он.
Но Орасио тут же запротестовал:
— Нет! Уж это нет! Он только весь вымокнет и опять перепугается.
Тонио был раздосадован, однако не настаивал.
Дождь, начавшийся с крупных редких капель, вскоре перешел в ливень и сплошным потоком хлестал целый час. Все это время Тонио говорил о всяких пустяках, а Орасио нехотя ему отвечал. Зезере, которая была здесь узким ручейком, внезапно разлилась по зарослям тростника и вереска и загрохотала, как большая бурная река.
Наконец небо начало проясняться. Тонио повернулся к мальчику:
— Ну, теперь можешь идти к своим овцам…
Пастушок поднялся и робко, не сказав ни слова, вышел.
Тонио облегченно вздохнул и после нескольких минут молчания спросил:
— Почему ты решил вернуться на службу к отцу до женитьбы?..
— Я решил отложить женитьбу…
— Почему?
Орасио пожал плечами.
— Не хватает денег, что ли? — настаивал Тонио.
— С чего ты это взял?
Тонио промолчал, как бы раздумывая. Он открыл котомку, вынул хлеб с сыром и принялся жевать.
— Ты не поешь?
— Нет. Еще не хочется…
Пилот с просящим видом смотрел на них. Напротив хижины, под нависшей скалой, сгрудилось стадо, тут же около овец лежал Лохматый. Тонио позвал своего пса и разделил между ним и Пилотом оставшийся хлеб. Затем, глядя на редкий, Мелкий дождь, который стал снова накрапывать, сказал:
— Пожалуй, я знаю, как тебе добыть денег…
— Как? — удивленно спросил Орасио.
Тонио ответил не сразу. Он чувствовал нетерпение Орасио, но все не решался начать откровенный разговор.
— Ну, ладно… Не знаю, следует ли говорить тебе об этом… Но, в конце концов… ты ведь мне почти как брат… — И он продолжал другим, торжественным тоном: — Поклянись, что никому не разболтаешь, даже если откажешься от моего предложения!
Орасио смотрел на него, пораженный. Тонио опустил глаза и ждал.
— Хорошо, клянусь! Говори, в чем дело!
Тонио все еще колебался. Он медленно стряхивал с кончиков пальцев крошки и рассматривал пальцы так, будто в них была скрыта его тайна.
— Я тебе доверяю… — пробормотал он. — Думаю, что ты не способен причинить мне зло… Правда?
Орасио едва сдерживался:
— Говори без опаски! Можешь помочь мне заработать — помоги!
— Это простое дело… Ты должен только захотеть… Речь идет о лесах. Вокруг Мантейгаса, как тебе известно, нет пастбищ. Все склоны покрыты казенными лесами, повсюду деревья. Чтобы сохранить скот, приходится лезть вверх, прямо к черту на рога. А если овцы или козы забредут в лес — бац! — сейчас же штраф! С двух ассигнаций мне дали сдачи всего десять мильрейсов. Представляешь: сто девяносто мильрейсов штрафу, хотя человек ни в чем не виноват. Отец пришел в ярость. То же самое произошло и с сеньором Васко. Его стадо гнали в сторону Посо-до-Инферно, как вдруг появился лесничий и — хлоп! — подавай ему двести мильрейсов штрафу. Сеньор Васко стал хлопотать, чтобы не платить, но ничего из этого не вышло. Ну и рассердился же он! Не из-за денег, конечно — денег у него хватает, — а потому, что счел это неуважением к своей персоне.
— Я и не знал, что у сеньора Васко есть теперь стадо.
— Было, сейчас его уже нет. Он купил скот, чтобы выручить Марселино. Марселино разорился, и ему пришлось расстаться с овцами. За них давали гроши. И сеньор Васко пожалел Марселино, купил овец и оставил его при них пастухом. Однако это длилось недолго. Когда сеньора Васко оштрафовали, он так разозлился, что решил продать скот и больше этим не заниматься. В других местах стада растут изо дня в день, а у нас из-за лесов овец становится все меньше… разрастаются только сосны.
Тонио сделал паузу и заглянул Орасио в глаза. Затем продолжал:
— Прежде было не так. Мой дед еще помнит, что пастбища начинались чуть не у самого дома. Пастухи в те времена выжигали лес, и овцы паслись повсюду, А что теперь? Все ропщут, но никто ничего не предпринимает. Церковную колокольню приспособили под каланчу и поставили наверху дозорного; он наблюдает за лесами и, как только завидит дым, сразу вызывает по телефону пожарных…
— Так-так, — прервал его Орасио. — Но какое отношение все это имеет к моим заработкам?
Тонио медленно проговорил:
— Если почти одновременно поджечь лес в двух-трех местах, всюду потушить не удастся. Бросятся тушить первый пожар — но это только приманка. Второй — уже всерьез. Так три-четыре человека могут сжечь лес от края до края, особенно если есть ветер. Когда люди, потушившие первый пожар, вернутся, будет уже поздно: никто не сумеет справиться с