Мужчины без женщин - Эрнест Миллер Хемингуэй
Завтрак в Специи
Въехав в Специю, мы стали искать, где бы перекусить. Улица была широкая, дома высокие и желтые. Мы двигались к центру вдоль трамвайных путей. На стенах домов красовались стандартные портреты Муссолини с горящим взором, под ними от руки черной краской было приписано: «Vivas!», из нижних точек обеих «v» краска каплями стекла по стене. Переулки бежали к гавани. День был солнечный, и по случаю воскресенья весь народ высыпал на улицу. Мощеные мостовые недавно сбрызнули, и в пыли образовались влажные канавки. Мы ехали, прижимаясь к тротуару, чтобы не мешать трамваям.
— Давай поедим где-нибудь, где попроще, — предложил Гай.
Мы остановились напротив двух ресторанных вывесок на противоположной стороне улицы, я купил газеты. Рестораны располагались дверь в дверь. Женщина, стоявшая на пороге одного из них, улыбнулась нам, мы пересекли дорогу и вошли внутрь.
Внутри было темно, в глубине за столиком сидели три девушки и старуха. За другим столиком, напротив, — матрос. Он не ел и не пил, просто сидел. Дальше, за ним, молодой человек в синем костюме что-то писал. Волосы у него были напомажены и блестели, он был очень элегантно одет и выглядел щеголем.
Свет проникал внутрь через дверной проем и витрины, где были выставлены овощи, фрукты, бифштексы и отбивные. Подошла девушка, приняла у нас заказ, другая встала в дверях. Мы заметили, что под домашним платьем у нее ничего нет. Пока мы читали меню, та, что принимала заказ, обняла Гая за шею. Всего девушек было три, и они поочередно выходили постоять на пороге. Старуха за столом в глубине зала что-то говорила им, и они снова подсаживались к ней.
В зале была еще только одна дверь, которая вела на кухню. Ее прикрывала занавеска. Девушка, принявшая у нас заказ, появилась из этой двери с блюдом спагетти. Она поставила его перед нами, принесла бутылку красного вина и уселась за наш стол.
— Ну вот, — сказал я Гаю, — ты хотел местечка попроще.
— А здесь совсем не просто. Здесь сложно.
— О чем вы говорите? — спросила девушка. — Вы немцы?
— С юга, — сказал я. — Южные немцы — добрые и славные ребята.
— Не поняла, — сказала она.
— Это что, местный обычай? — спросил Гай. — Я обязательно должен позволять ей обнимать меня за шею?
— Конечно, — сказал я. — Муссолини запретил бордели. Здесь — ресторан.
На девушке было цельнокроеное платье. Она навалилась на стол, скрестила руки на груди и улыбнулась. С одной стороны улыбка у нее была привлекательнее, чем с другой, и она старалась поворачиваться к нам лучшей стороной. Обаянию этой стороны способствовало то, что с другой на носу у нее из-за какой-то неприятности образовалась вмятина, как на теплом воске. Нос был очень холодный и твердый, только вдавленный.
— Я тебе нравлюсь? — спросила она Гая.
— Он в восторге от тебя, — сказал я. — Но он не говорит по-итальянски.
— Ich spreche Deutsch[8], — сказала она и погладила Гая по волосам.
— Поговори с дамой на своем родном языке, Гай.
— Откуда ты? — спросила девушка.
— Потсдам.
— Задержишься здесь хоть ненадолго?
— В этой прекрасной Специи? — спросил я.
— Скажи ей, что нам надо ехать, — сказал Гай. — Скажи, что мы больные и у нас нет денег.
— Мой друг — женоненавистник, — сказал я. — Закоренелый немецкий женоненавистник.
— Скажи ему, что я его люблю.
Я сказал.
— Заткнись и давай выбираться отсюда, — сказал Гай. Дама обвила его шею и другой рукой.
— Скажи ему, что он — мой, — сказала она. Я сказал.
— Да вытаскивай же ты нас отсюда!
— Вы ссоритесь? — спросила дама. — Вы не любите друг друга?
— Мы немцы, — ответил я с достоинством, — истинные немцы-южане.
— Скажи ему, что он красавчик, — попросила девушка.
Гаю тридцать восемь, и ему льстит, что во Франции его принимают за коммивояжера.
— Ты красавчик, — сказал я.
— Кто это говорит, ты или она? — спросил Гай.
— Она. Я — только твой переводчик. Разве не за этим ты меня с собой взял?
— Хорошо, что она, — сказал Гай. — Жаль, если бы пришлось прямо здесь с тобой расстаться.
— Ну, не знаю. Специя — прелестное местечко.
— Специя, — повторила девушка. — Вы говорите о Специи?
— Прелестное местечко, — сказал я.
— Это моя родина, — сказала она. — Специя — мой дом, а Италия — моя родина.
— Она говорит, что Италия — ее родина.
— Скажи ей — оно и видно.
— Что у вас на десерт? — спросил я.
— Фрукты, — ответила она. — У нас есть бананы.
— Бананы — это пойдет, — сказал Гай. — По крайней мере они в кожуре.
— О, он любит бананы, — сказала девушка и обняла Гая.
— Что она говорит? — спросил он, отворачиваясь от нее.
— Она рада, что ты хочешь бананов.
— Скажи ей, что я не хочу бананов.
— Синьор не хочет бананов.
— Ах, — удрученно сказала девушка, — он не хочет бананов.
— Скажи ей, что я каждое утро принимаю холодную ванну.
— Синьор каждое утро принимает холодную ванну.
— Не поняла, — сказала девушка.
Бутафорский матрос напротив не шелохнулся. Никто в комнате не обращал на него никакого внимания.
— Принесите нам счет, — сказал я.
— О нет! Вы должны остаться.
— Послушай, — сказал щеголеватый молодой человек, писавший что-то за своим столом, — не держи их. Эти двое ничего не стоят.
Девушка взяла меня за руку.
— Разве ты не хочешь остаться? Ну, уговори его.
— Надо ехать, — сказал я. — Мы должны сегодня добраться до Пизы, а еще лучше — до Флоренции. Развлечься мы сможем и там, вечером. Сейчас еще рановато. Мы должны доехать засветло.
— Но немного задержаться было бы так приятно.
— Путешествовать нужно при свете дня.
— Послушай, — сказал молодой щеголь, — не трать времени попусту на эту парочку. Говорю тебе, они ничего не стоят, уж ты мне поверь.
— Принесите нам счет, — сказал я.
Она взяла счет у старухи, принесла нам, вернулась и снова села за ее стол. Из кухни вышла другая девушка, пересекла зал и встала в дверях.
— Да не трать ты силы на этих двоих, — устало повторил франтоватый молодой человек. — Поди поешь. Они ничего не стоят.
Мы заплатили по счету и встали. Все девушки, старуха и щеголь теперь сидели за одним столом. Бутафорский матрос сидел, обхватив руками голову. Пока мы завтракали, с ним никто ни разу не заговорил. Девушка принесла сдачу, которую отсчитала ей старуха, и пошла обратно на свое место. Мы оставили чаевые на столе и вышли. Когда мы уже сидели в машине, девушка вышла и встала на пороге. Мы тронулись, и я помахал ей рукой. Она не ответила, только, стояла и смотрела нам вслед.
После
