Ивлин Во - Упадок и разрушение
— Мы осмотрели все школы, даже самые новые. И знаете, новые ему понравились больше.
— Они просторнее. В Оксфорде бывали?
— Я там учился, — кротко заметил доктор.
— Серьезно? А я и в Оксфорде был, и в Кембридже, и в Итоне, и в Харроу. Вот это да! Люблю, чтоб все было культурно. Кое-кто из наших приезжает сюда и дальше ночных клубов ни ногой. А я Шекспира читал, — сказал Чоки. — Читал «Макбета», «Гамлета», «Короли Лира». А вы?
— И я читал, — сказал доктор.
— Мы ведь все такие артистичные, — продолжал гость. — Как дети, любим петь, любим яркие краски, у нас у всех врожденный вкус. А вы презираете несчастного черного человека.
— Да нет, отчего же, — запротестовал доктор.
— Дайте ему договорить до конца, — попросила миссис Бест-Четвинд. — Согласитесь, что он — просто чудо!
— По-вашему, у несчастного черного человека нет души. Плевать вы хотели на несчастного черного человека. Бейте его, опутайте цепями, морите голодом и непосильным трудом… — Поль обратил внимание, что при этих словах глаза леди Периметр загорелись хищным огнем. — Но черный человек и тогда останется таким же человеком, как и вы. Разве он не дышит тем же воздухом? Разве он не ест и не пьет? Разве он не ценит Шекспира, старинные церкви, картины великих мастеров, как и вы? Он так нуждается в вашем сострадании. Протяните же ему руку помощи и вызволите из пучины рабства, куда ввергли его ваши предки. О, белые люди, почему вы отказываетесь протянуть руку помощи несчастному черному человеку, вашему брату?
— Радость моя, — сказала миссис Бест-Четвинд. — Не надо так волноваться. Здесь все друзья.
— Это правда? — спросил Чоки. — Тогда я им, пожалуй, спою.
— Не стоит, милый. Лучше выпей чаю.
— В Париже у меня была знакомая, — рассказывала гувернантка Клаттербаков, — так ее сестра знала девушку, которая во время войны вышла замуж за солдата-негра. Вы даже не можете представить, что он себе позволял. Джоан, Питер, бегите к папе, спросите, не хочет ли он еще чая… Он связывал ее по рукам и ногам и оставлял на всю ночь на каменном полу. Целый год она не могла развода добиться.
— … подрезали крепления у палаток и закалывали наших бедняг прямо через парусину, — вспоминал полковник Сайдботтом.
— По вечерам их на Шафтсбери-авеню или Черинг-Кросс хоть пруд пруди, — рассказывал Сэм Клаттербак. — Женщины к ним так и липнут.
— Напрасно их вообще освобождали, — вставил викарий. — В прежние времена им жилось куда лучше, уверяю вас…
— Ума не приложу, — говорила Флосси, — почему миссис Бест-Четвинд так уныло одевается. При ее-то деньгах.
— Колечко на ней фунтов пятьсот стоит, не меньше, — заметил Филбрик.
— Не хочешь поговорить с викарием о Боге? — обратилась миссис Бест-Четвинд к своему спутнику. — Чоки без ума от религии, — пояснила она.
— Мы — народ набожный, — пояснил Чоки.
— Оркестр уже битый час играет «Воины Харлеха», — сказал доктор Фейган. — Диана, пойди попроси их сыграть что-нибудь другое.
— Знаете, дорогая, иной раз я ловлю себя на мысли, что негры быстро надоедают, — сказала миссис Бест-Четвинд леди Периметр. — Вы со мной не согласны?
— У меня, к сожалению, недостаточный опыт в этой области.
— Уверяю вас, они бы вам понравились. Но иногда с ними ужасно тяжело. Они такие серьезные… А кто этот очаровательный пьяница?
— Этот человек стрелял в моего сына.
— Какой кошмар! Не убил? Мы с Чоки на днях были в гостях, так он, представляете, подстрелил одного типа. Развеселился! Порой с ним просто сладу нет. Это сегодня он паинька и помнит про социальные различия. Надо идти вызволять викария.
В шатер, бочком, как краб, проник почтительно-раболепный начальник станции.
— Чем порадуете, любезнейший? — приветствовал его доктор.
— Дама дымит при сигарете можно «Воины Харлеха» больше ничего, вот как.
— Ничего не понимаю!
— «Воины Харлеха» годится очень другая музыка священная никак не можем богохульство сделать при сигарете с дамой, вот как!
— Этого еще недоставало. Не могу же я запретить курить миссис Бест-Четвинд. Должен вам сказать, что ваше поведение просто возмутительно.
— Грех богохульствовать бесплатно спаси Создатель фунт добавить, вот как.
Доктор Фейган протянул начальнику станции еще один фунт. Тот удалился, и вскоре оркестр грянул на редкость трогательный вариант гимна «Льется свет в твоих чертогах ярче солнца и луны».
Глава 10
POST MORTEM[13]
Когда последняя машина с гостями скрылась из виду, доктор с дочерьми и Поль с Граймсом зашагали по аллее к замку.
— Откровенно говоря, сегодняшний праздник принес сплошные разочарования, — сказал доктор. — Все пошло насмарку, несмотря на наши старания.
— И расходы, — добавила Динги.
— Весьма огорчил меня и неуместный спор мистера Прендергаста с чернокожим спутником миссис Бест-Четвинд. Я десять лет работаю с мистером Прендергастом, но таким агрессивным вижу его впервые. Не к лицу ему это. И уж совсем напрасно вмешался Филбрик. Я, признаться, даже испугался. Все трое страшно рассердились, а все из-за какого-то небольшого разногласия в оценке церковной архитектуры.
— Мистер Чолмондлей такой ранимый, — заметила Флосси.
— Даже чересчур. Он, кажется, решил, что, коль скоро мистер Прендергаст приветствует введение перегородок, отделяющих клирос от нефа, то он расист. Почему вдруг? Не вижу в этом никакой логики. Конечно, мистеру Прендергасту следовало бы поскорее перевести разговор на другую тему, а уж какое отношение имеет Филбрик к церковной архитектуре, совсем непонятно.
— Филбрик не простой дворецкий, — заметила Динги.
— Вот именно, — сказал доктор. — Дворецкий в бриллиантах! Подумать только.
— Мне не понравилась речь леди Периметр, — сказала Флосси. — А вам?
— Мне тоже, — сказал доктор, — а уж миссис Клаттербак и подавно. Все эти разговоры насчет забега. Хорошо, что юный Клаттербак показал такие отменные результаты на предварительных соревнованиях.
— И еще она все время про какую-то охоту говорила, — вставила Динги. — При чем тут охота?
— Леди Периметр не слишком-то разбирается в спорте, — сказал доктор. — Я и раньше обращал внимание, что женщины ее круга склонны видеть в легкой атлетике сильно ухудшенный вариант лисьей охоты. Что совершенно не соответствует действительности. Не могу взять в толк, почему она так остро восприняла слова мистера Чолмондлея насчет жестокого обращения с животными. Поистине неуместная обида! Не одобряю и ее реплики насчет либеральной партии. Ведь она же знала, что мистер Клаттербак трижды баллотировался от либералов. Одним словом, разговор получился на редкость неприятным. Когда она уехала, я, признаться, вздохнул с облегчением.
— Какое миленькое авто у миссис Бест-Четвинд, — сказала Флосси, — но зачем она хвастается ливрейным лакеем?
— Лакей еще что, — сказала Динги. — А вот ее спутник… Представляете — он спросил меня, слыхала ли я о Томасе Гарди.
— А меня пригласил поехать с ним в Рейгейт[14] на воскресенье, — сообщила Флосси. — Он такой галантный…
— Флоренс, надеюсь, ты отказала?!
— Да, — вздохнула Флосси, — отказала.
Некоторое время шагали молча, потом заговорила Динги:
— А что прикажешь делать с фейерверком? Из-за тебя ведь купили.
— Сейчас мне не до фейерверка, — сказал доктор. — Отложим до лучших времен.
Вернувшись в учительскую, Поль с Граймсом молча уселись в кресла. Оставленный без присмотра, камин еле теплился.
— Итак, старина, — сказал Граймс, — стало быть, конец?
— Конец, — сказал Поль.
— Растаяла веселая толпа?..
— Растаяла.
— И снова тишь да гладь да божья благодать?
— Именно.
— Воспитание леди Периметр оставляет желать лучшего, согласен?
— Согласен.
— А Пренди-то как осрамился, а?..
— Угу.
— Эге, дружище, да ты что-то совсем раскис. Праздничное похмелье? Устал от светской суеты?
— Послушай, — не выдержал Поль. — А какие, по-твоему, отношения у миссис Бест-Четвинд с этим самым Чолмондлеем?
— Вряд ли она печется исключительно о расширении его кругозора.
— Мне тоже так показалось…
— Похоже, все упирается в добрую старую постель.
— Может быть.
— Не может быть, а так оно и есть. Господи, это что еще за грохот?
Вошел мистер Прендергаст.
— Пренди, старина, — сказал Граймс. — Ты изрядно подмочил репутацию педагогов нашего заведения.
— К чертовой бабушке педагогов. Что они смыслят в перегородках у клироса?
— Ты только не волнуйся. Здесь все свои. Поставим такие перегородки, какие скажешь.
— Дай им волю, так они и младенцев крестить перестанут. Нет-с, церковь была и будет непоколебимой в вопросах нравственных и духовных. Конечно, зайди речь о проблеме еды и питья, — запинаясь продолжал мистер Прендергаст, — еды и питья, а не крещения младенцев… питья.
