Исаак Башевис-Зингер - Люблинский штукарь
— Будешь в театре, там и увидишь, — сказал Яша.
— Вообще-то я не уверена, следует ли брать ее в театр — такой сброд там собирается.
— Что же, мама, мне остается делать? Куриц на кухне ощипывать?
— Ты еще ребенок.
— Тогда пусть он загипнотизирует тебя.
— Я не желаю в моем доме никаких сеансов, — резко сказала Эмилия.
Яша молчал. «И так уже обе загипнотизированы, — думал он. — Любовь — это же гипноз. Я загипнотизировал Эмилию, когда в первый раз ее увидел. Поэтому она и ждала тогда на Маршалковской. Все загипнотизированы: Эстер, Магда, Зевтл. Я владею страшной силой. Но что она такое? Каковы мои возможности? Мог бы я загипнотизировать директора банка и заставить его отомкнуть сейфы?..» Сам Яша впервые услыхал про гипнотизм несколько лет назад. Он попробовал, и получилось. Яша приказал одному господину заснуть, и тот погрузился в сон. Он велел одной даме раздеться, и та стала сбрасывать с себя одежду. Он сказал девушке, что она не почувствует боли, и та, хотя он кольнул ее булавкой в руку, даже не вскрикнула, и не появилось ни капельки крови. С тех пор Яше пришлось быть свидетелем многих демонстраций, устраиваемых другими гипнотизерами, даже нескольких сеансов самого Фельдмана, но что это за сила и как она действует, он не узнал. Иногда ему казалось, что гипнотизер и гипнотизируемый попросту ломают комедию, но это не была комедия. Нельзя симулировать пот в холодную погоду или отсутствие крови, когда уколят иглой. Наверно, именно такое и называли в старину колдовством…
— Ой, мамочка, какая ты несговорчивая! — сказала Галина, откусывая бутерброд с сардинкой. — Дядя Яша, объясните, пожалуйста, что же это за сила, а то я умру от любопытства.
— Такая уж сила. Что такое электричество?
— Вот именно, что такое электричество?
— Никто не знает. Посылаешь сигналы из Варшавы, а электричество вмиг переносит их в Петербург или Москву. Сигналы идут над полями, лесами, проходят сотни миль, а всё длится секунду. Теперь еще есть телефон, можно по проводам слышать голос другого человека. Придет время, когда из Варшавы будут разговаривать с Парижем, как мы сейчас разговариваем друг с другом.
— Но как все получается? Ах, мама, столькому надо учиться! Есть же умные люди! Где они только ума набираются? Причем всё — мужчины. Почему женщинам не дозволяется учиться?
— В Англии есть женщина-доктор, — сказал Яша.
— Правда? Вот интересно. Меня смех разбирает!
— Что тут смешного? — спросила Эмилия. — Женщины разве не люди?
— Конечно люди! Женщина-доктор! Как она одевается? Как Жорж Занд?
— Откуда ты знаешь про Жорж Занд? Я запру библиотеку.
— Не делай этого, мамочка. Я тебя люблю, ужасно люблю, а ты со мной так строга. Что у меня есть, кроме книг? Мои знакомые девочки такие нудные. Дядя Яша приходит к нам редко. Он с нами играет в прятки. Мое утешение только в книжках. А может, вам пожениться! — выпалила вдруг Галина, потрясенная собственными словами. И побледнела.
Эмилия покраснела до корней волос.
— Ты с ума сошла?
— Галинка права. Мы скоро поженимся, — сказал Яша. — Все уже решено. И втроем уедем в Италию.
Галина, устыженная, глядя в пол, принялась теребить кончик косы, словно бы пересчитывая каждый волосок. Эмилия опустила взгляд. Она сидела обескураженная, сконфуженная, счастливая Яшиным ответом. Девочка молола невесть что и невесть зачем, но уже не первый раз ее болтовня оказывалась спасительна. Яша как бы официально сейчас все объявил. Эмилия подняла глаза:
— Галинка, ступай к себе!..
Глава 5
1Обычно Яша начинал репетировать недели за две до премьеры. На этот раз — хотя работать предстояло над новым и сложным репертуаром — он репетиции со дня на день откладывал. Хозяин «Альгамбры» отказался поднять гонорар, и поэтому Вольский тайком хлопотал о контракте с летним театриком «Палас». У Яши, когда он в кофейне Лурса листал за кофе журнал, порой возникало странное чувство, что выступать в этом сезоне не придется. Предчувствия эти его пугали, он старался не придавать им значения, выбросить из головы, отогнать — но они почему-то возвращались снова и снова. Уж не заболеет ли он или, не дай Бог, умрет? Или еще что-нибудь случится? Он щупал лоб, тер виски, скулы, мрачнел. Да, он влип в скверную историю. Сам себя загнал в угол. Он любил Эмилию и хотел с ней быть. Даже скучал по Галине. Но можно ли обречь на такое Эстер, столько лет ему преданную, чего только с ним не пережившую, всегда ободрявшую и милосердней Господа Бога прощавшую ему все грехи? Возможно ли так оскорбить ее? Яша знал — Эстер отчается, заболеет, истает как свечка. Ему случалось видеть, как люди уходили из жизни с разбитым сердцем только потому, что жить им больше было незачем. Некоторые даже не болели… Уверенно и не обинуясь совершает то, что совершает, Ангел Смерти.
Хотя Магду Яша и готовил к тому, что на какое-то время уедет, та ходила сама не своя. Всякий раз, когда он возвращался от Эмилии, она молча и угрюмо глядела, почти переставала заговаривать, замыкалась, точно устрица в ракушке, в постели была холодна, безразлична, молчалива. Летом болячки с ее лица обычно сходили, но в нынешнем году их, наоборот, прибавилось. Сыпь перешла на шею и даже на верхнюю часть груди. Ко всему еще с Магдой стали приключаться разные неприятности. Валились из рук тарелки, горшок с едой опрокидывался на горячую плиту. Она обварила ногу, уколола палец, чуть не лишилась глаза. Как можно было в таком состоянии крутить сальто, подавать жонглерские булавы и мячи или вертеть ногами бочку? Если выступления и состоятся, Яше, скорей всего, в последнюю минуту придется брать новую помощницу. А что будет с беднягой Елизаветой? Известие, что он бросил Магду, ее убьет…
Слабой надеждой хоть как-то выкрутиться были деньги. Дай он Эстер десять тысяч, это бы подсластило пилюлю. С Магдой и Елизаветой таким манером тоже, наверно, удалось бы поладить. Немалые средства будут нужны и ему с Эмилией и Галиной. Предполагалось купить виллу на итальянском юге, где для слабых легких Галины подходящий климат. Яша начнет выступать не сразу. Сперва придется хоть как-то освоить язык, найти импресарио, наладить связи. И главное, не запродаться по дешевке, как тут, в Польше. В Европе надо себя поставить. Но для всего этого понадобится как минимум двадцать тысяч лир. Эмилия между тем сообщила ему то, что он и сам предполагал. У нее, кроме долгов, которые надо будет вернуть перед отъездом из Варшавы, за душой ничего нет…
Обычно Яша не курил. От трубки он отучился, полагая, что та действует на сердце, портит зрение и влияет на сон, но сейчас пристрастился к русским папиросам. Яша затягивался папироской, отхлебывал из блюдечка кофе и глядел в журнал. От дыма в носу першило, от кофе горчило во рту, от журнальной статьи делалось кисло на душе. В статье говорилось о некоей парижской актрисе по имени Фифи, у ног которой была вся Франция. Корреспондент намекал, что Фифи — бывшая уличная девка. «С чего бы целой Франции быть без ума от потаскухи? — думал Яша. — И это Франция? Это Европа, которую Эмилия боготворит? Те самые культура, искусство, эстетика, по поводу которых столько написано?» Яша отложил журнал, и за журнал тотчас схватился седоусый господин, а Яша погасил папироску в остатках кофе. Его мысли снова и снова возвращались к одному и тому же: большие деньги можно добыть только сомнительным способом. Попросту говоря, совершить кражу. Но как? Где? Когда? Странно, что, живя с этой мыслью уже несколько месяцев, он ни разу не наведался в банк, не продумал возможных осложнений, не разузнал, куда в банках прячут деньги на ночь и какие там сейфы и замки. Он тянул время. Всякий раз, оказавшись возле какого-нибудь банка, Яша не только не останавливался, но, напротив, ускорял шаги и отворачивался. Одно дело отмыкать замки на потеху публике или песковским ворам, другое — проникнуть в здание, охраняемое солдатами. Тут надо быть настоящим вором…
Яша постучал ложечкой по блюдцу, подзывая кельнера. Тот, однако, или не слышал, или притворился, что не слышит. В кофейне было полно народу. Яша огляделся. Кажется, только он один и был здесь в одиночестве. Посетители составляли кружки, кучки, группы. Мужчины были в коротких сюртуках, штучных брюках и с пышными бантами. У одного бородка была клинышком, у другого — окладистая, у кого усы свисали, у кого были нафабрены. Дамы, те фигурировали сплошь в свободных платьях, в шляпах с большими полями, украшенных листьями, плодами, шпильками, перьями. Патриоты, сосланные москалями после разгрома восстания в сибирскую тайгу, сотнями гибли от цинги, чахотки, лихорадки, но в основном от отчаяния и тоски по родине. Посетители же кофейни, как видно, примирились с российской неволей. Они спорили, разговаривали, шутили, весело смеялись. Женщины с восклицаниями кидались друг к дружке. По улице проследовала похоронная процессия, но никто в кофейне не обратил даже внимания, как если бы смерть была безделицей, не имевшей к ним отношения. «О чем они так горячо рассуждают? — недоумевал Яша. — Отчего у них так блестят глаза? А тот вон старикашка с седенькой бородкой и замшелыми подглазьями, зачем он воткнул розу в лацкан?..» По виду Яша не отличался от остальных, но был словно отделен от них барьером. Каким? Он и сам не мог себе этого объяснить. Вместе с амбицией и страстями в нем уживались печаль, сознание суетности и вины, которую ни искупить, ни избыть. Какой смысл в жизни, если не знаешь, зачем родился и почему умрешь? Кому нужны красивые слова о позитивизме, организованном труде и прогрессе, если все поглотит могила? При своем веселом нраве Яша всегда был на волосок от меланхолии. Стоило ему потерять интерес к новому фокусу и новой интрижке, сомнения набрасывались на него. Неужели он родился затем, чтобы сделать пару сальто и заморочить голову нескольким женщинам? Можег ли он служить Господу, которого кто-то выдумал? Способен ли, как тот старик, посыпав голову пеплом, ночи напролет сокрушаться из-за храма, разрушенного два тысячелетия назад? Получится ли у него опуститься на колени и осениться крестом перед неким евреем, Иисусом из Назарета, якобы родившимся от Святого Духа и предположительно бывшим ни больше ни меньше сыном, порожденным на старости лет Всевышним?..
