Марсель Эме - Вуивра

Опасаясь, что сказал что-то лишнее, священник замолчал. Энбло был смущён и расстроен, услышав о том, что Иисус, оказывается, был сторонником рабства, ибо до этого всё, что он читал о нём, создавало в его сознании, скорее, образ философа-анархиста.

— А я-то считал Христа всё-таки чуть более прогрессивным, но вы его знаете, конечно, лучше, чем я. В одной из ближайших воскресных проповедей вам нужно бы рассказать, что Иисус Христос был сторонником рабства. Это многих заставит задуматься. Ну да тут долго можно рассуждать, а вот не поговорить ли нам сейчас лучше о Вуивре? Вы в курсе, господин кюре, что кое-кто вроде бы видел, как эта стерва разгуливает вместе со своей змеёй, которая ползёт впереди неё?

— Мне и в самом деле говорили о чём-то в этом роде, — осторожно ответил кюре и на всякий случай изобразил на лице улыбку.

— Должен вам сказать, я ничего не могу с собой поделать, но подобные истории не вызывают у меня ничего кроме смеха. Тот, кто более или менее разделяет мои идеи, меня поймёт. Но только вот ведь что получается: я являюсь мэром этой коммуны. Когда ко мне приходят и говорят, Вуивра там, Вуивра тут, я должен это принимать к сведению. Ведь они-то все верят в Вуивру.

— Может, господин кюре мог бы нам сказать, — вставил учитель, — насколько эти появления Вуивры соответствуют католической догме.

Священник ответил, что бес может принимать любое обличье, в том числе и внешность персонажа из легенды. Хотя на практике он поступает так довольно редко. Обладая способностью проникать в души людей и потом действовать внутри них тайно, он ничего не выигрывает от того, что воплощается материально, так как человек, которому его чувства подскажут, что дьявол действительно существует, тем более поверит, если он не полный осел, в Бога и в Иисуса Христа. Однако то, что является маловероятным, всё же остаётся возможным. Лоб Вуатюрье покрылся крупными каплями пота. Это был пот доблестного радикала, антиклерикала, противника ханжества, славного поборника светского общества, который вдруг обнаружил, что в его жизнь, в прекрасные, просторные владения его разума входит дьявол, прокладывая тем самым туда путь и Богу-отцу, и его Сыну. Слова священника окончательно просветили его. Он находился в таком состоянии, что готов был тут же распластаться в пыли и кричать, кричать на все четыре стороны света, что он прозрел, что, расставшись со всеми заблуждениями, отныне он верит. Однако, будучи отлитым из бронзы или уж во всяком случае сделанным из твёрдого дерева, Вуатюрье, даже соглашаясь признавать факты, отказывался видеть их последствия. Чтобы это он, Вуатюрье, да вдруг стал лить воду на мельницу кюре и всех иезуитов Во-ле-Девера, которые мечтают (при том, что электричеством-то они любят пользоваться) вернуться во времена феодалов! Душа Вуатюрье, являвшаяся всего лишь неуловимой пылью, рассеянной в пространстве между пальцами его ног и донышком его фуражки, собралась, сгустилась, напряглась и превратилась в твёрдую нематериальную глыбу, излучающую героизм. Обращённый к вере, открывшийся для восприятия истины Христа, чуть ли не держащий персты свои в ранах Спасителя, он отказывался от блаженных райских родников исключительно ради того, чтобы сохранить верность своему депутату и своему идеалу светского общества.

— Если эти явления Вуивры, — сказал священник, — вдруг, вопреки всему, оказались бы реальными, во что я, кстати, не верю, над приходом нависла бы ужасная угроза. Хотя, глядя на состояние душ в Во-ле-Девере, я нисколько не удивляюсь тому, что Бог послал им это испытание.

— К счастью, все эти видения являются ни чем иным, как россказнями, — сказал мэр, вытирая лоб.

— Гм! Я в этом не совсем уверен. Во всяком случае истинное благоразумие всегда состоит в том, чтобы быть готовым к худшему. Вы не подумали, господин мэр, чем обернулось бы для наших людей искушение этим пресловутым рубином? Даже допуская, что страх удержит их от опрометчивых поступков, — хотя удержит ли? — самого искушения уже достаточно, чтобы у кого-то помутился рассудок.

— Поскольку это всё россказни, то нечего нам и терзаться. Не так ли, господин Энбло? Ну а теперь, вот прямо сейчас, просто к слову, господин кюре, вы скажете, что я чересчур любопытный, но всё-таки, если бы всё это оказалось правдой, то как вы думаете, что нужно было бы сделать?

Кюре притворился, что обдумывает свой ответ, хотя на самом деле держал его наготове с самого начала разговора.

— Если нам и в самом деле пришлось бы расстраивать неприкрытые козни бесовской силы, то одних только наших сил тут никак не хватило бы.

Пришлось бы призвать на помощь небо, и единственным эффективным средством был бы хороший крестный ход, чтобы мы пронесли наши святыни по всем уголкам коммуны.

— Нет, ни за что на свете! — воскликнул Вуатюрье.

Выпрямившись во весь свой маленький рост, задрав вверх подбородок, он вибрировал, словно поднявшийся на своём хвосте аспид, и огонь свободной мысли воспламенял его зрачки. Однако мысль о его муниципальных обязанностях вернула ему хладнокровие.

— Заметьте, что в глубине души я не так уж и против. Если это не поможет, то и не повредит, если бы вы удовлетворились небольшим крестным ходом, например, до креста, что стоит рядом с Рабюто, то, чтобы немного успокоить ваших прихожан, я не стал бы противодействовать этому.

— Вот чего нужно действительно избежать, так это такого крестного хода, который походил бы на видимость крестного хода и который явился бы спекуляцией неверия на Господней доброте. Если пытаться обмануть небо, то выиграть ничего не выиграешь, а вот проиграть можно всё. Ход пройдёт вокруг всей коммуны через пруд Шене, через пруд Ну и через могилу Старого Замка. Или никакого хода не будет вообще.

— Что ж, ладно, раз вы вставляете палки в колёса, то хода не будет вообще.

9

В такт шагу подгоняемых Виктором быков повозка, гружённая сеном, катилась через луг в сторону фермы. На другом берегу реки солнце уже клонилось к Сенесьерскому лесу, но сухой зной над выкошенными полями не смягчался. Быки, опустив головы, принюхиваясь к раскалённому воздуху и тяжело перебирая ногами, тянули за собой по колючей стерне меровингский ковчег. За повозкой, словно сомнамбулы, шли, тяжело опустив руки, изнурённые сушильщики сена. Шли они молча, и в головах у них шумело от усталости, жары и едкого запаха сена, продиравшего нос до самой глотки. Мысль о том, что вскоре снова придётся приняться за работу на перегретом сеновале, даже не возникала в их заторможенном сознании.

— Я догоню вас, — сказал Арсен.

Он повернулся спиной к повозке и зашагал по направлению к солнцу. Дойдя до реки, он окунул в неё руки до плеч и лицо. Вуивра села рядом с ним и принялась плескаться в воде голыми ногами. Отряхнувшись, Арсен встал и сказал:

— Послушай-ка, Вуивра, ты повсюду за мной ходишь. Я уже и шагу ступить не могу без того, чтобы ты не рыскала поблизости. Это мне мешает. И вот что я тебе скажу. Если ты думаешь, что мы опять будем кататься по земле и забираться друг на друга, то я тебя предупреждаю — с этим всё, кончено.

— Сядь в тень, — сказала Вуивра. — Тебе жарко.

Арсен уселся рядом с ней и стал откровенно разглядывать её, не боясь, что она заметит, куда направлены его взоры. Чистота, свежий цвет лица, необыкновенно правильные черты, грациозность, сдержанная непринуждённость движений и бесконечная гармония, постоянно переходящая в новую гармонию, — всё в ней удивляло его так же, как в первый день. Он видел в ней собранные воедино, нашедшие форму и приведённые в порядок неуловимые элементы тех грёз, которые витали иногда в его сознании и в которых не было ничего определённого. Вуивра смотрела прямо ему в лицо, подстерегая и в его чертах и в его маленьких серых глазах признаки взволнованности.

— Ты боишься, что обо мне узнают в твоей деревне? — спросила она.

— Может быть, уже узнали. Но меня удерживает не это.

— А, значит, ты боишься ада? — Арсен не ответил. — Так ты всё-таки считаешь, что я порождение ада?

— Так или иначе, где-то ты ведь появилась на свет, — заметил Арсен.

— Вы, жители Юрских гор, должны были бы знать, откуда я пришла. Если бы у вас была хотя бы капелька памяти, вы не стали бы принимать меня за исчадие ада. Даже если предположить, что дьявол существует, хотя я ни разу его не видела, по мне так он всего лишь маленький мальчик.

— Как это так?

— Я уже была на этих равнинах и в этих Юрских горах задолго до появления дьявола, и даже задолго до появления человека. Тысячи лет я жила одна-одинёшенька, вместе с лесом и зверями, которые и составляли всё живое на земле.

— Наверное, это было не слишком весело, — сказал Арсен.

— Среди зверей встречались и страшные, но, если подумать, страшнее всего был сам этот край. Леса, куда не проникал свет, заболоченные земли, топи, гнилые места, где кишела всякая гадость, — вот что представляла собой эта низменность. Я старалась чаще держаться гор, сидела у грохочущих потоков, бродила по утёсам. День и ночь слышала я голоса волков, северных оленей, зубров, медведей, носорогов, мамонтов.